Оглашение просвещаемых – основной этап катехизации
Мы стараемся иметь в виду разные парадигмы, разные формы катехизации и, конечно, знаем много случаев, когда весь процесс оглашения приходится сокращать. Но до какого предела это может быть оправдано? У нас в братстве уже не один год существует так называемое краткое оглашение: для людей пожилых (после 55 лет), или для больных, особенно тяжелобольных и психически неадекватных (в какой-то существенной степени), или для людей крайне занятых. Скажем, приходит оглашаться какой-нибудь банкир, на полтора года катехизации он никогда не согласится, у него и так ненормированный рабочий день без выходных. Какое там оглашение, да еще с нашей обычной нагрузкой: два раза в неделю на втором и третьем этапах, и это не считая субботы-воскресенья! И приходится идти им навстречу, иначе мы потеряем этих людей. А терять их мы не можем: Господь приводит их в Церковь, и мы должны ответить на их запрос.
Во всех подобных случаях мы ставим вопрос: что нужно обязательно сохранить в оглашении, каков тот минимум принципов веры, молитвы и жизни, который мы должны передать людям?
Я очень благодарен Кириллу Мозгову за то, что он сегодня впервые об этом заговорил так определенно – о том, когда в истории «поплыло» само понятие трехгодичного первого этапа оглашения. Мы знаем, почему это происходило и как это связано с наследием константиновского периода истории, хотя сейчас это обсуждать очень сложно. За константиновскую эпоху церкви пришлось заплатить очень дорого, но мы, к сожалению, редко об этом думаем и не всегда это осознаем, больше имея в виду ее положительные стороны.
Второй этап мы называем основным и в связи с этим считаем, что оглашение за его счет сокращать никогда нельзя. Исключением может быть только смертельная опасность. Мы можем сильно сократить первый этап, ведь главное в нем только одно – иметь личную веру и желать быть настоящим христианином. Даже если ты больной или какой-нибудь по-иному особенный катехумен, то хотя бы на словах откажись от всех смертных грехов и тогда ты уже можешь перейти на второй этап оглашения.
Третий этап тоже можно сильно сокращать. Он вообще необыкновенно тяжеловесный и трудный. Попробуйте простыми словами изъяснить наше догматическое и литургическое предание, где множество терминов, каких-то условностей и даже разногласий между разными авторами. Наше аскетическое предание тоже содержит немало сложностей. На третьем этапе все можно дать по книжкам, так как хороших книг здесь огромное количество, есть возможность выбрать самые лучшие — и святых отцов, и современные изложения этой части церковного предания. Поэтому таинствоводство можно сократить почти до минимума, лучше до недели вместо семи-восьми недель, в которые мы обычно ведем этот этап. Но даже если человек не может пройти всю Светлую седмицу, пусть найдет силы и время хотя бы на два-три дня. Не может на праздник, пусть пройдет в другое время – это не беда.
Так что первый и третий этапы, как это ни жалко, все же поддаются очень большим сокращениям. А второй этап сокращать крайне нежелательно, хотя можно что-то упростить, поскольку наша задача сделать так, чтобы человек хотя бы в принципе понимал, о чем идет речь.
Что же составляет сущность второго этапа оглашения, почему именно он – основной? Традиционно мы рассматриваем церковную жизнь с трех сторон: есть закон ее веры, закон ее молитвы и закон ее жизни. Это более или менее адекватно, чтобы не увлечься только чем-то одним: или изложением веры, или научением молитве, или изменением жизни, учитывая, что часто людей заносит куда-то в одну сторону. Так что нужно помнить про все эти три акцента. И как раз второй этап оглашения как бы выводит просвещаемых на финишную прямую, независимо от того, является ли это подготовкой собственно к крещению, или к миропомазанию (если человек не был миропомазан), или к первой исповеди и полноценному, ответственному и сознательному причастию. Второй этап оглашения равно ведет всех к достижению главной цели оглашения. Здесь задействованы все силы человека в максимальной степени. Здесь все равны перед Богом и Церковью. Здесь все строится на Священном писании и обретении церковности.
На первом месте на втором этапе оглашения стоит обретение церковной веры. Есть известный термин – traditio symboli. Мне не очень нравится его буквальный перевод: «передача символа». Что это значит? Это когда просто читают, запрещая записывать, Символ веры. Парный к нему термин – redittio symboli, т. е. «возвращение символа». Что это такое? Это когда текст Символа читает уже не катехизатор, а катехумен, тем самым как бы возвращая ему и церкви этот Символ. Терминология в русском языке не вполне передает тот образ, который был в церкви. Все-таки traditio symboli – это не просто «передача» Символа веры, а именно передача традиции как закона, правила, нормы веры.
Что еще происходит в это время в области веры? Как уже говорилось, на втором этапе есть возможность передать каждому просвещаемому человеку керигму церкви. Нам надо было найти какие-то адекватные традиционные именования: например, понять, что есть догмат, и есть керигма. Мы не отождествляем эти термины, но различаем их нюансы очень четко, вопреки общепринятой точке зрения. У нас нет другого выхода, мы пришли к этому из практики, и К. А. Мозгов дал очень хорошее определение этому различию.
Для усвоения керигмы церкви, возвещающей главные истины веры всем и каждому, на втором этапе мы просим оглашаемых читать первые три Евангелия, где более всего выявлена именно эта единая керигма церкви. А в Евангелии от Иоанна огромную часть составляют мистагогические или даже мистические рассказы, для восприятия которых требуется довольно большой духовный опыт. Мы же исходим из традиционного святоотеческого принципа: что человек не испытал в своей духовной жизни, о том он рассуждать пока не может. Сперва должен появиться личный опыт, хотя бы прикосновение к истине веры, ее первоначальный уровень. Тут должно произойти некое вхождение внутрь: в себя, в Церковь, в Бога. Отчего современная катехизация часто бывает слишком похожа на обычную школу, да еще схоластическую, а иногда и с элементами примитива? Почему она бывает недейственной? Именно потому, что катехизаторы подчас забывают об этом изначальном условии: о том, что сперва надо добиться вхождения всего того, о чем говорится, внутрь жизни человека, в его сердце, в его ум и разум, в его отношения с Богом и людьми – и с близкими, и с ближними, и с дальними, вплоть до врагов.
На втором этапе нам надо добиться изменения их взаимоотношений, так чтобы человек услышал евангельское слово об отвержении себя, о том, что надо взять свой крест и следовать за Христом. Акцент нужно ставить именно на этом: что мы – ученики Христовы, последователи Христа. В области веры мы можем давать какие-то концептуальные, но еще керигматические положения, предлагая образы, рассчитывая, что люди уже прочитали Евангелие и как-то в нем разобрались. Для этого обычно и есть время первого этапа оглашения, хотя там это только первое знакомство, как бы порог, за которым и начинается процесс усвоения слова Христова. А на основе Писания дальше, на третьем этапе уже может строиться догматика. В докладе Кирилла Мозгова прозвучала замечательная цитата, говорящая о том, что все на втором этапе должно быть обосновано Писанием1. Св. Кирилл Иерусалимский не стесняется по этому поводу говорить: если я что-то сказал, не обосновав достаточно Писанием, ты можешь не верить и мне. У него не было никакого гонора: мол, я носитель сана, и поэтому что бы я ни сказал — истина в последней инстанции. Такого, конечно, невозможно было бы себе даже представить в святоотеческие времена ни на Западе, ни на Востоке (а вот сейчас у нас, к сожалению, это встречается очень часто).
Катехизатор на втором этапе может поделиться своим толкованием, своим видением того или иного места Писания. Оглашаемые чаще задают вопросы из современной жизни, и не всегда для них можно найти прямые аналогии в Библии, как и в писаниях отцов. Сейчас много проблем, совсем нетрадиционных для того времени, и катехизатор вынужден искать ответы, подбирая какие-то типологические, духовно близкие ситуации или высказывания из Библии и отцов. Катехумены на втором этапе уже знают Писание, Евангелие, они его принимают умом и сердцем, понимают, что это им написано или сказано не просто для развития их интеллектуальных или культурных способностей, но что этим им надо учиться жить. Впрочем, всегда легко сказать: живи по Писанию или по отцам, только бывает трудно это сделать.
Второй этап оглашения дает своего рода целостную керигматическую картину, описывает и толкует практически все основные евангельские темы, но он не создает и не использует онтологически сложных концептов догматического, философского, гностического или еще какого-то такого плана, что и понятно, поскольку катехумены второго этапа не могут еще этого усвоить. Итак, в это время человек должен получить наилучшее представление о вере в рамках керигмы, в рамках того слова Христова, что проповедуется не в тесных кельях (это как раз, скорее, догматы), а на кровлях, т. е. не то, что обращено внутрь церкви, а что дается Христом для всех, кто имеет уши, чтобы слышать, и глаза, чтобы видеть.
Далее, на втором этапе оглашения начинает усваиваться церковный закон молитвы. Зная историю христианского богослужения, мы хорошо понимаем, что вплоть до конца IV в. большинство современных церковных чинопоследований находилось в процессе становления. В более или менее развитой форме существовала лишь евхаристия, а на все остальное христиане могли отвечать просто молитвой (обычно это была всего одна и очень короткая молитва).
Что представляли собой Вечерня и Утреня, скажем, в IV веке? Это могла быть одна молитва вечером на заходе солнца и одна утром на восходе, т. е. «Ясный свет» («Свете тихий») и некий первоначальный вариант Великого славословия. В этих молитвах Бог прославлялся как Свет. (Это если человек молился один, а не в собрании, где читалось Писание. Конечно, кроме этого в собрании сохранялись некоторые моменты, связанные с синагогальными традициями, но они центрировались исключительно на чтении Писания и на проповеди; плюс к тому там были какие-то прошения, пелось несколько псалмов, и все.) Брачная церемония в то время тоже состояла лишь из одной молитвы. Коли все остальное, почти все наши нынешние чинопоследования, в IV в. сводилось к одной короткой молитве, о каком участии в богослужении могла тут идти речь?
Однако уже тогда были особые чины для второго этапа оглашения. Всем известная молитва «во еже сотворити оглашен-наго», объявляющая о переходе оглашаемых с первого этапа на второй, тоже представляла собой весь соответствующий чин, и единственное, что затем могло повторяться, – это экзорцизмы. Впрочем, как известно, в древности они были харизматическими, их совершали экзорцисты-харизматики с возложением рук ради изгнания злых духов. К слову говоря, это до сих пор очень актуальная тема, так как в людях накопилось много зла, они часто одержимы духами злобы, совершают то, чего даже не желают. В аскетике, как вы знаете, это называется «страстью» — ког-да человек делает то, чего не хочет, а чего хочет, того не делает (ср.: Рим 7:19). С этими страстями надо начинать бороться уже на втором этапе оглашения, до крещения (конечно, не подменяя последнего). Людям, которые еще не дошли до крещения, первого причастия или первой сознательной исповеди, мы можем помочь этими экзорцизмами. Они у нас сейчас жестко закреплены в чине; правда, их нельзя назвать молитвами (кроме последнего экзорцизма), так как вряд ли корректно называть молитвой обращение к Сатане. К Господу Саваофу взывает только третий экзорцизм, призывающий помощь Божью, чтобы заклясть Сатану, чтобы тот перестал действовать и отступил. Этот мотив проходит сквозь весь второй этап оглашения вплоть до вопросов и ответов в предкрещальном чине «Отречения от Сатаны и сочетания со Христом» (включая слова «дунь и плюнь на него»; и хотя это более поздняя вставка, она сохраняет древнюю суть).
В какой еще части молитвенной жизни церкви могут участвовать оглашаемые второго этапа? Только в Литургии слова. Мы правильно называем Литургию слова – «таинством Слова». Оглашаемые уже могут начинать участвовать в этом таинстве, так же как и в таинстве покаяния.
Итак, для просвещаемых очень важны участие в молитве церкви, т. е. в таинстве слова, и покаяние. Уходя от Сатаны и приближаясь ко Христу, люди совершают таинство покаяния. «Чин отречения и сочетания» – это чин таинства предкрещального покаяния. Не случайно долгое время церковь осознавала его именно таким образом. Фактически таинство покаяния было первым таинством, и за ним уже следовало крещение. И когда человек становится способен вместить плоды этих таинств, он становится крещеным, входит внутрь таинственной жизни церкви, только приоткрывающейся ему на втором этапе оглашения. Таким образом, катехумен второго этапа уже ушел от смертных грехов, почитает Бога и стремится к любви к Богу и ближнему. А это то, что касается уже «этического катехизиса».
По закону молитвы он молится, правда, пока только лишь за себя. Вы помните требования церкви: в них подчеркивается, что человек может молиться за других (как сказано в литургических рукописях, «за царя и за церковь») не ранее, чем пройдет «Чин отречения и сочетания», т. е. с окончания второго этапа. Но человека к этому еще надо подвести, а вот молиться за себя – об освобождении от Сатаны, от страстей и грехов, об открытии ума и сердца – он вполне может и на втором этапе. Причем не только может, но и должен это делать. Не случайно мы начинаем огласительные встречи с молитвы, которую произносит катехизатор. При этом какой-нибудь псалом может прочитать и сам оглашаемый. Я бы не предлагал ему молиться при всех своими словами, а Псалтирь в этом смысле замечательна: в ней много ветхозаветного материала, близкого к Новому Завету, в ней есть какие-то пророческие моменты. Может быть, катехумены еще не понимают их как пророческие, тем не менее они входят в суть молитвы церкви. Мне кажется, иногда даже очень желательно дать прочитать какой-нибудь псалом в начале огласительной встречи тем, на кого может положиться катехизатор. Псалмы можно также петь. Так люди постепенно осваивают этот пласт молитвенного предания церкви. Как известно, позже он им пригодится.
Само покаяние больше относится к третьей части, к усвоению закона жизни церкви, когда уже становится важным не просто уйти от смертных грехов. Да, хорошо, когда человек знает, чего не надо делать, но он ведь должен знать и то, что надо делать. Не всегда люди сами могут ответить на эти вопросы, здесь нужна серьезная помощь со стороны церкви, причем не схоластическая, не бездушная, не абстрактная, когда обсуждается такая жизнь человека, какой на свете, может быть, и не бывает. Увы, иногда мы выдвигаем эти бездушные схемы как требования к оглашаемым, что им очень неполезно, ибо в этих случаях у них начинается раздвоение между тем, чем они кажутся и чем являются, а это – духовная болезнь. Мы должны очень внимательно следить за тем, чтобы у них не было этого расслоения, духовной шизофрении, внутреннего раскола. Нужно быть реалистами, трезвен-ными людьми, видеть лицо человека и его жизнь. Это трудно, но это может делать именно катехизатор, а еще – пресвитер церкви.
Итак, я перечислил главные моменты, почему мы называем второй этап оглашения основным. В это время человек конкретно готовится к крещению, к вступлению в таинственную жизнь церкви. Он уже действительно может полюбить Бога и ближнего настолько, чтобы пожелать постоянного с ними общения. Он сам не может это осуществить в полноте, но важно хотя бы желание. Бог, как известно, и намерения целует. Оглашаемый еще не может сам вступить в общину, но он уже без нее не существует, ибо стремится к общению. Церковь в древности могла себя осознавать как община или как братство, она и называла себя такими именами. Стремление к общению просвещаемых и есть стремление в Церковь, а без любви к ближнему невозможно добиться и реальной любви к Богу. А на этих двух заповедях «висят весь Закон и пророки». Подвести к их исполнению – главная задача главного этапа оглашения.
Обсуждение доклада
Священник Виталий Фонькин: Очень актуальный вопрос по краткому оглашению: у меня недавно оглашалась бабушка 83-х лет, ее надо было как-то подготовить. Не удалось до конца преодолеть очень сильное советское наследие, даже прийти к тому, чтобы человек всех простил. Что может быть каким-то минимальным критерием – не внешним, теоретическим, а именно духовным – чтобы допустить человека к крещению, а остальное восполнить через общение братьев и сестер?
Священник Георгий Кочетков: Главное, чтобы катехизатор мог засвидетельствовать, что в человеке зародилась благодатная вера, надежда и любовь. Плюс должно быть наличие этого самого доброго намерения. Человек может сказать: «Я еще не могу всех простить», но очень важно, хочет ли он этого. Могу точно сказать, что и 83-летняя бабушка этого добьется, если искренне захочет. Просто у людей в этом возрасте часто бывает еще некая инерция, они боятся что-то утверждать, потому что опасаются брать на себя обязательства. Это особенность старых людей – некоторые специфические страхи. Надо учитывать, что они иногда, как говорится, на себя наговаривают. Нельзя воспринимать все, что человек говорит, один к одному, всегда надо смотреть, что за этим стоит.
Я бы, например, совершенно спокойно допустил такого человека до крещения или причастия, если бы увидел, что в нем есть вера в Бога, открытость к Христу и к Его слову, внутреннее доверие, а отсюда – надежда, желание опереться на силу Божью больше, чем на себя, на свой ум или свои обстоятельства, а также если есть любовь, хотя бы в каких-то начатках. Нам трудно взвешивать любовь, у кого ее больше, у кого меньше, но она видна, все-таки это особое духовное состояние человека, которое уже потом себя проявляет в делах. Плюс упомянутое намерение. У нас тоже недавно крестилась на Пасху одна женщина, которая всю жизнь преподавала марксизм-ленинизм и другие замечательные науки. Ей пошел 86-й год. С какой радостью она принимала крещение! Кто был у нас в институте во время ее крещения в часовне, те помнят – это был просто праздник! А ее готовили очень коротко, она пришла в церковь вслед за своей дочкой. Катехизатор провел буквально несколько бесед, и в результате удалось добиться того, о чем я сейчас рассказал. Исходя из это-го примера я, собственно, Вам и отвечал.
Протоиерей Александр Лаврин: Хотелось бы услышать поконкретнее о таинстве покаяния в этот период. Скажем, отречение от сатаны и сочетание со Христом – да, это уже покаяние. А что еще в него входит?
Священник Георгий Кочетков: Могу коротко рассказать о нашей практике. Мы уделяем особое внимание покаянию, это длительный процесс. Прежде всего про покаяние заходит речь, когда мы говорим о Законе, т. е. просим людей отказаться от всех смертных грехов, с какими бы обстоятельствами они ни были связаны. Кроме того, есть покаяние на втором этапе, когда оглашаемые всерьез постятся, при этом пост истолковывается в покаянном духе: они просят у Бога прощения. Третье: на втором этапе мы предлагаем катехуменам написать свои десять личных заповедей, чтобы они попытались соотнести свою жизнь с волей Божьей, увидеть те расхождения, которые их больше всего беспокоят. Иногда здесь бывают очень несуразные вещи, но чаще всего наоборот, весьма серьезные, начиная с простых – не курить, не смотреть слишком много телевизор или не лазить в компьютер по ночам – и кончая довольно глубокими.
Им очень непросто составить этот список (мы их заповеди никогда не разглашаем, тут бывают деликатные моменты). Сначала все боятся показывать его катехизатору, а потом очень хотят. Потому что катехизатор человек умный, и если хоть один оглашаемый (а такой всегда найдется в группе) доверится ему настолько, что даст посмотреть свои заповеди и получит соответствующие наставления, это оказывается настолько важным и плодотворным, что другие быстро об этом узнают и тоже идут советоваться. Но это настоящее покаяние: они должны в течение второго этапа всё исправить не только по заповедям Моисея (если остались какие-то остатки от смертных грехов), но и исполнять свои личные десять заповедей. Это иногда бывает очень трудно. Плюс к этому, они проходят исповедь за всю жизнь, потом еще чин отречения и сочетания. Получается такое многоступенчатое, но настоящее таинство покаяния: мы видим, как на втором этапе человек за два месяца как будто заново рождается. Конечно, здесь действуют и молитва, и Евангелие, и встречи, и храм, и экзорцизмы, но покаяние здесь играет, может быть, одну из самых главных ролей. Да, у нас есть еще молитвенно-покаянная встреча перед исповедью за всю жизнь, где мы читаем покаянный канон (по-русски, конечно, чтобы они понимали) и где потом каждый, начиная с катехизатора, приносит свою покаянную молитву. Катехизатору это особенно трудно – при всех каяться, но надо показывать пример, ничего не поделаешь. А потом каждый приносит свое покаяние, какое хочет, пусть в несколько слов, просто хотя бы сожаление о грехах своей прошлой жизни.
Протоиерей Александр Лаврин: То есть оглашаемые каются вслух, при всех?
Священник Георгий Кочетков: Да, они могут называть или не называть грехи своей прошлой жизни, это неважно; главное, что они готовы при всех признать свои грехи и с молитвой выразить желание прощения и исправления.
Священник Стефан Нохрин: Очень важным аспектом здесь является общинная жизнь. Есть ли в связи с ней на этом этапе какие-то специфические моменты?
Священник Георгий Кочетков: Есть. Но вообще мы сдерживаем явное присутствие общинного момента в оглашении, по понятным причинам: приходская жизнь у нас слишком далеко ушла от общинной, это совершенно разные типы. К нашему времени (даже к XIX в. – уже тогда об этом писали) они определились как разные явления церковной жизни. В древности это было одно и то же, не было никакой раздвоенности.
Поэтому мы, допустим, на первом этапе, на который уходит большая часть времени, стараемся, чтобы братства и общин на оглашении было не видно. Они и так всё делают для оглашаемых, но специально для них ни чего не устраивают – ни поездок, ни общих молитв, – потому что иначе оглашаемые настолько привязываются к общинам и братствам, что потом их никакими калачами на приход не затащишь. А мы понимаем, какая в этом таится опасность: ведь они могут потом дистанцироваться от церкви, уж не говорю про иерархию, которая им совсем непонятна. Поэтому мы совершенно сознательно этого не делаем, даже немного сдерживаем братьев и сестер, когда тем очень хочется с ними пообщаться. Мы часто видим оглашаемых на молитве, они уже своей группой иногда приходят, на первом этапе еще индивидуально. Но на втором этапе мы уже можем их знакомить с братством. То есть специально для них устроить, скажем, простую вечерню с проповедью и Писанием, ориентированными именно на их присутствие. На нее можно привести детей, которые по церковной традиции тоже как бы оглашаемые, это всем бывает интересно и полезно. И это молитвенное общение многое ставит на свои места. Только начиная со второго этапа мы немного приоткрываем для них общинно-братскую жизнь, чтобы они понимали, кто отвечает за их воцерковление. Осознавая эту ответственность, братство и приводит в церковь людей, не только катехизатор и его помощники. Но это в чем-то должно воплощаться. У нас воплощается в таких нечастых вечернях.
Священник Стефан Нохрин: А совместные дела милосердия?
Священник Георгий Кочетков: Это тоже бывает. Иных очень усердных и активных оглашаемых ничем не удержишь, они хотят помогать во что бы то ни стало. И ходят с нашими студентами в больницы, некоторые помогают в институте, в одном деле, другом, третьем… Когда здесь шло строительство, многие тоже приезжали, им очень нравилось помогать в восстановлении братского дома и его устроении.
Священник Стефан Нохрин: Это на втором или еще на первом этапе?
Священник Георгий Кочетков: Первый раз мы их привозим сюда еще в конце предоглашения. Они совершенно не понимают, куда попали. А мы не слишком объясняем, говорим, что это просто бывшая усадьба. Им очень нравится часок-другой помести двор или сделать еще что-то хорошее. Конечно, каждому особенно приятно видеть результаты своего труда, но это общечеловеческое свойство. Они с удовольствием приезжают еще. Интересное наблюдение: те, кто приезжает и что-то делает, потом остаются. А кто не приезжает на раннем этапе, потом чаще всего сходит и с оглашения. Мне это трудно объяснить, тут проявляется не просто внешняя активность, а что-то более глубокое. Может быть, внутреннее отношение, расположение сердца: люди готовы за Богом следовать – или только за собой? они пришли для того, чтобы получить что-то от Бога и унести в свою норку, или все-таки немножко послужить Богу и Церкви?
Священник Александр Гинкель: Вы сказали о положительных качествах, необходимых чтобы человека допустить до крещения. Но часто люди хотят срочно креститься, еще чаще родители стремятся окрестить младенцев. Приходилось ли Вам лично отказывать в крещении? Тут прозвучала тема, что человек бывает не того духа. Каковы критерии недопустимости кого-то к крещению? Все мы помним случай с эфиопским вельможей, когда Филипп провел с ним одну беседу, и тот был готов в срочном порядке креститься (см.: Деян 8:26–39). А что может быть препятствием, на Ваш взгляд?
Священник Георгий Кочетков: Отвечу очень коротко, потому что у нас будет специальный разговор на эту тему. Это всегда очень сложный вопрос и немного болезненный. Вообще отказывать всегда тяжело, особенно в наших условиях, в нашей культуре. Но иногда приходится. В первую очередь отказ возможен, когда нет того, о чем я говорил, отвечая на вопрос о. Виталия Фонькина. Это главное. Человек прожил какую-то жизнь, ему что-то Господь давал, человек проходил через ошибки и грехи, через страдания, он чему-то, может быть, учился – у своих родственников, у других людей… Я всегда надеюсь, что можно быстро помочь человеку возродить дух веры, надежды, любви и хотя бы желания божественной, богочеловеческой жизни. И за этим приходится следить. Иногда достаточно одной беседы, это сразу видно по глазам.
Это некая надежда для тех священнослужителей, которые по разным причинам не имеют возможности вести катехизацию. Как я делал в советское время – идешь кадить в храме и на полчаса останавливаешься поговорить с пришедшими на крещение на приходе. Пусть настоятель потом ругает: куда ты запропастился, такой-сякой – но дело сделано. Мы стараемся не отказывать, но иногда приходится, ради спасения самого человека. Я помню свои ошибки, когда поддавался человеческому чувству и не отказывал. Люди мне обещали, что они потом всё исполнят, – и всегда обманывали. Я из этого сделал вывод: если они в таких случаях могут обмануть, то нужно сначала чего-то добиться, а потом слушать их объяснения. Потому что помимо аргументов типа: стол накрыт, пригласили соседей, купили водки – бывают более серьезные мотивы, например, ложусь в больницу или уезжаю за границу в длительную командировку. Приходится исходить из обстоятельств. Крещение, я считаю, вещь настолько ответственная и – это очень важно! – церковная, что нужно хоть как-то направить взор человека в сторону церкви. Это бывает очень трудно. Есть люди, которые к этому не расположены. Тем не менее это надо делать.
Совершенно точно нельзя крестить без веры. Но где вера, там и надежда, и любовь. Опять же, где вера, там желание, о ко-тором я говорил, желание блага, желание приблизиться к Богу, исполнить Его волю. Надо назвать какие-то ключевые вещи, и как-то так назвать, чтобы человека зацепило, чтобы он перестал говорить общие дежурные фразы и начался процесс общения. Это всегда немного рискованно: невольно он тебе может быть и поверил, но это совершенно не означает, что он поверит церкви. И поэтому он готов, допустим, прийти на встречу, поговорить, часто даже просит об этом, но я прекрасно вижу, когда это происходит просто потому, что ему понравилось, допустим, что-то сказанное мной, но при этом его внутренняя позиция остается вполне жесткой: то, что Вы говорите, мне нравится, а церковь не нравится. И необходимо видеть эти разрывы и как-то их блокировать, хотя бы в первоначальном виде.
Может быть, есть и другие основания. Церковная традиция называла еще двоеверие, когда люди готовы, с одной стороны, прийти в церковь, а с другой, хотят сохранить свою старую языческую жизнь.
Священник Александр Гинкель: Тут целая жизнь нужна…
Священник Георгий Кочетков: Конечно. Но нужно действовать по мере возможности, это все очень персонально.
Священник Самуил Бакаржи: Не знаю, насколько уместен мой вопрос, наверное, по этой теме нужен отдельный доклад. Как, по Вашему мнению, проводить катехизацию с людьми, приходящими из других религиозных групп? Они были крещены в православной церкви, но ушли из-за того, что не было православных церквей. И это довольно искренние люди, они слышат проповедь и приходят. Как их катехизировать?
Священник Георгий Кочетков: Хочу немного радикализировать Ваш вопрос. Иногда приходится иметь дело с людьми, которые оказались неправославными не потому, что нет православных церквей, а как раз потому, что они есть. Поэтому все оказывается куда сложнее. И есть еще вариант – когда просят об оглашении католики, протестанты. Мы говорим: у вас есть свои структуры, но они хотят у нас. Если очень хотят и переубедить не удается, мы их оглашаем, но только до третьего этапа, пока нет никаких конфессиональных различий (они лишь немного обозначаются в догматических элементах оглашения). А на третьем этапе они уже есть: в законе молитвы, в понимании таинств, догматов и каких-то аскетических моментов. Мы никому не отказываем, просто убеждаем людей, чтобы они воспользовались своими конфессиональными институтами. А дальше пусть решают сами. Если люди прошли через какие-то другие, не православные, конфессии, деноминации, юрисдикции, мы их оглашаем с учетом того опыта, который у них был. Где-то можно пойти навстречу. Например, протестантам очень близка молитва своими словами, важен особый акцент на цитаты из Священного писания. Что, катехизатор с этим не справится? – прекрасно справится. Не обязательно устраивать глоссолалию, но не нужно и демонизировать протестантов. Так, у нас среди студентов СФИ есть один пятидесятнический пастор вполне православного духа и умонастроения.
Оглашение всегда личностно и имеет свои особенности. Невозможно повторить один к одному даже самую удачную форму. Сколько катехизаторов, столько разных особенностей оглашения, сколько групп, столько будет особенностей. Думаю, не надо переживать из-за того, что получается немного по-новому. Божий Дух пусть дышит, где хочет, и как хочет, не мы диктуем Ему по своим человеческим схемам. Конечно, на каждом этапе у нас есть какие-то принципы, мы стараемся без нужды не своевольничать. Это понятно, но и невозможно всё формализовать. Многое зависит еще от того, какая деноминация: одно дело католики, другое – протестанты, может быть, по внешним формам иногда все стирается, но внутренне это довольно большая разница. Предположим, придет бывший баптист или пятидесятник, иногда люди крещены не в нашей церкви и никогда не знали ничего православного – тут все приходится решать персонально. Но это видно и слышно сразу – по вопросам, по отношению, тут уже срабатывает опыт катехизатора, поэтому, чем у него больше опыта, знаний, тем лучше.
К слову, мы особо готовим катехизаторов не только в смысле понимания святоотеческой традиции церковной катехизации, но и с точки зрения понимания разного духовного опыта. Помимо обязательной учебы на богословском факультете мы еще их просим при возможности поступить на религиоведческий факультет нашего института, чтобы они знали другие религии, другие конфессии лучше, чем в среднем обычный богослов. И это, надо сказать, очень хорошо работает. В Москве есть такая возможность, понятно, что не везде она может быть, но помочь в этом реально.
Александр Копировский: Нужны разные сроки оглашения для людей с разным духовным опытом: у людей с экзотическим прошлым оно должно длиться дольше. Древняя церковь так делала. На одном из наших семинаров катехизаторов был сделан доклад, где в одну группу оглашаемых попали представители новых религиозных движений, экстрасенсы и бывшие партийные работники. Это крепкие орешки, их нужно катехизировать дольше всех.
Юлия Балакшина: На первом этапе оглашаемые читают Евангелие и входят в опыт ученичества у Христа. Вы говорили, что в это время у них уже должно быть благоговение перед Христом, Его крестным путем, должно возникнуть желание как-то войти в Его жизнь и исполнить Его заповеди. Есть ли какой-то качественный сдвиг в отношении ко Христу, который отличает оглашаемых первого этапа от оглашаемых второго этапа?
Священник Георгий Кочетков: Думаю, есть. В общем, это один из критериев перевода на второй этап оглашения. Мы переводим группу на второй этап не тогда, когда мы исполнили программу первого, а когда чувствуем, что группа созрела, когда люди начинают интересоваться не формальностями, не внешними вещами, а содержанием христианской жизни. Причем изнутри, а не потому, что они где-то что-то прочли, услышали или о чем-то подумали между прочим. Начинают видеть те места в Евангелии, которых прежде не видели, в частности, это относится и к крестным главам. Помните, на первом этапе они никогда не задают вопросов о Кресте и Воскресении. Это не просто так. Они еще не вмещают, не видят. А мы искусственно не будируем, не задаем вопросов, мол, что вы думаете о таких-то словах Христа на Кресте, или о Тайной вечере, или об умовении ног и т. д. Это очень важно. Катехизатор должен смотреть за этими вещами, а не просто следовать каким-то методическим разработкам и программе. И это напрямую касается именно Креста и Воскресения, т. е. личности Христа и Его пути.
Священник Петр Боев: Когда мы в Красноярске занялись оглашением, к нам стали приходить люди и из харизматических направлений. И один из оглашаемых на первом этапе сразу спросил, что делать с глоссолалией. Я говорю: пока повремените. Поехал в Москву, а он ждет… (Смех.) Поскольку там еще много людей на очереди, вопрос очень актуальный.
Священник Георгий Кочетков: Мы пригласили на эту конференцию не только православных; приедут еще ответственные в католической структуре люди и один из епископов-пятидесятников, вы можете у них тоже поинтересоваться.
Понимаете, надо смотреть. Мне приходилось не однажды видеть практику глоссолалии у пятидесятников, она бывает разного качества. Часто встречается только психологический феномен, ничего страшного из себя не представляющий, но и не являющий какую-то особую духовную силу, что я для себя определяю как снятие рациональных границ. Обычно люди слишком рационализированы и чересчур рационально воспринимают свою веру, а здесь они как бы отпускают тормоза. Человек пытается войти в общение (психологически-душевное или духовное – это вопрос), не рационализируя свою веру и свою жизнь. Они хотят ощутить как бы непосредственно веяние Духа. Понятно, внешне это выглядит как душевный феномен, но я не уверен, что этотолько душевный феномен. Думаю, и в апостольские времена это примерно так могло выглядеть внешне. Вопрос в том, чтобы это было наполнено духовно, чтобы это было настоящим общением. Но такое я видел редко. И поэтому, если к Вам пришли, скажем, пятидесятники, я бы на Вашем месте прежде всего тихонечко где-нибудь спрятался в уголочке, и посмотрел, как это происходит, чтобы они не стеснялись. Но Вам трудно спрятаться.
Священник Петр Боев: Он спрашивал про личную молитву, как бы наедине.
Свящнник Георгий Кочетков: У них лично это реже бывает. Я бы предложил: давай помолимся вместе. Надо посмотреть, катехизатор может себе позволить такую роскошь.
Священник Петр Боев: Я был на собрании, стоял рядом. Обычно в общине они повторяют: аллилуйя, Господь, аллилуйя, Господь.
Священник Георгий Кочетков: Значит, это неопятидесятники.
Священник Петр Боев: Да, неопятидесятники. Непонятно, что хотят этим сказать, просто повторение имени Божьего.
Священник Георгий Кочетков: Это призывание имени Божьего, нам всем известное. Это, конечно, не совсем Иисусова молитва, но и ничего плохого нет, они это делают достаточно благоговейно. Важно, не переходят ли они границы. В конце концов, наша брань не против плоти и крови, не против души человеческой, т. е. душевной жизни человека. Но, конечно, мы заинтересованы в том, чтобы это была молитва (если это называется молитвой), а не просто психологическое снятие стресса или, наоборот, наведение стресса. Я боюсь высказываться, как говорится, сразу за всех – надо смотреть. Можно попробовать «копнуть» глубже, чтобы пришли несколько человек, чтобы ваши друзья сходили посмотрели и у каждого было бы свое мнение. Потом вы ими обменяетесь, подумаете, решите, что, возможно, ничего еретического в этом нет. Мы чего боимся? – прежде всего подмен, когда что-то называют одним, а делают другое. Но это бывает и в нашей православной практике, и у пятидесятников, и где угодно. Этого мы боимся, от этого отталкиваемся, потому что это своеобразная прелесть, некая ложь. Конечно, нужно бояться прелести, но прежде всего стоит самим разобраться. Я знаю православных священников, которые выступают за глоссолалию.
Александр Копировский: На Западе это явление существует очень широко, у многих католиков глоссолалия считается не просто совершенно нормальным делом, а даже приветствуется как лучшее. Но есть разные практики. Вопрос действительно открытый.
Священник Георгий Кочетков: Трудность еще вот в чем. Мы с вами немного знаем историю православия и хорошо понимаем, что в древности наше богослужение было очень динамичным. Люди с молитвами, с пением переходили из храма в храм. До сих пор существуют катавасии – правда, сейчас, насколько я помню, они остались только у старообрядцев – как раз такое схождение хоров в центр храма. Все время люди перемещались с места на место. А сейчас все стоят, как вкопанные, уже окаменели, ничего не могут, даже повернуться, у них нет ни мыслей, ни чувств. И это, безусловно, плохо – во всяком случае, у меня такое впечатление, – потому что всякая бездвижность, бесчувственность работает, как говорится, не на Христа. Как это поменять? Попробуй только начать передвигаться в храме, на тебя сразу спустят сто собак. Только дьякон может себе позволить побегать, да иподьяконы крутятся вокруг архиерея.
Даже на Афоне, я помню, идет куда более динамичное богослужение. А вообще все входы – это переход из одного помещения в другое, пусть смежное. Это же не просто так. Мы читаем в книжках, но уже не считываем тот смысл, который во всем этом заложен. Повторяю, эту бездвижность надо как-то преодолевать. Как – не знаю. Это некоторая проблема нашего нынешнего литургического состояния.
Поэтому, возвращаясь к глоссолалии, – никогда с порога, как святые отцы говорили, не принимай и не отвергай. Это как со снами: не принимай и не отвергай, посмотри сначала, про-верь по плодам. Ничего страшного, если какой-то пятидесятник в личной молитве (т. е. не искушая немощных в вере) где-то помолится на неких «языках», призывая имя Божье. И при этом будет уверять, как я слышал не однажды у пятидесятников, что якобы говорит на языках, – ничего плохого в этом может не быть. Во всем нужна мера, умение, трезвенность, но трезвенность не значит бездвижность. Как и не подавление духа душой, душевными аффектами.
Священник Петр Боев: Он еще спрашивал: «Могу ли я продолжать возлагать руки на своих братьев и сестер, потому что раньше, когда я был там, мы молились, и чудеса происходили».
Священник Георгий Кочетков: Имеется в виду возложение рук?
Священник Петр Боев: Возлагал руку, молился за них и чудо совершалось.
Священник Георгий Кочетков: На недужных руки возложат – как известно, – и здрави будут (см.: Мк 16:18). Если Господь благо-словляет исцеление и опять же нет подмен – надо всегда смотреть трезвенно, – то будем благодарить Бога, что Он действует не только через батюшек.
Александр Копировский: Речь не идет о воспроизведении тех вещей, в которые неправославный человек вкладывал, как говорится, душу и сердце, обращая их ко Христу. Имеются в виду, прежде всего, духовные практики, чуждые христианству. Но даже и внутри христианской традиции есть вещи, которые надо очень внимательно изучить, прежде чем сказать, что в них ты можешь или не можешь принять. Общая установка – чтобы человек научился воздерживаться от того, что не является принятым в церкви. Человек говорит: нет, я без этого не могу! Тогда сразу встает вопрос: а что ты можешь? Мне хочется подчеркнуть: главным принципом в этой области на оглашении является настоятельная просьба от данной практики воздержаться. Не так долго идет оглашение второго этапа – два месяца, после него многое станет ясным, это тоже некоторая проверка истинности спорной практики. Хотя действительно – это вопрос сложный. То же касается «крещения Духом Святым» (т. е. глоссолалии у пятидесятников). Ведь они у себя ее называют именно так, и считают ее признаком истинности веры человека. И тут возникает коллизия, в которой оглашаемый второго этапа может запутаться, ему трудно ее решить. Поэтому на первом месте должна стоять воздержанность.
Священник Георгий Кочетков: Да, хотя бы готовность от этого отказаться, скажем, на время оглашения. Может быть, не надо от него этого требовать, но чтобы он почувствовал, что может быть свободен в употреблении этого дара. Даже если это дар Божий, в конце концов, человек может на два месяца воздержаться от него, просто поставив на первое место другие вещи. Греха в этом не будет. А ошибки в духовной жизни, как известно, дорого стоят.
Священник Игорь Кузьмин: Может быть, мой вопрос относится к следующему докладу – о завершении второго этапа. Но я все-таки прошу о. Георгия сказать несколько слов о покаянии тех катехуменов на втором этапе, которые уже крещены. Это наиболее сложный момент. Второй этап заканчивается покаянием за всю жизнь. На что здесь нужно обратить особое внимание катехизатору и самим оглашаемым? На чем делать акцент в покаянии людям, которые прежде ходили и продолжают ходить на исповедь?
Священник Георгий Кочетков: Это действительно сложно, особенно для активных прихожан. Нередко на оглашение приходят алтарники, вплоть до священнослужителей, известны случаи оглашения священников, которые сами пожелали быть оглашаемыми, а не поручителями. Конечно, это большое дерзновение, и это совершенно особые случаи. Но им очень трудно, потому что уже сложились определенные привычки. Думаю, самая большая проблема в таких случаях – преодолеть раздвоенность. Чем иногда бросается в глаза приходской человек? – он всего себя Христу не отдает. У него есть некое место для Христа, как и для работы, для семьи, все это примерно на одном уровне, причем, как правило, своя житейская жизнь оказывается все-таки на первом месте, да еще часто связана с осложнениями. И семейная, и профессиональная жизнь иногда очень связана с жестокими компромиссами, когда люди живут по законам мира сего. «А что? Все так делают…» Мол, все обманывают, крадут, живут для себя, уж я не говорю – все пьют. Преодолеть в конце второго этапа вот это – может быть, самое главное, потому что третий этап пролетит мгновенно. Тем более что в отличие от обычных катехуменов они немножко знают и о догматике, и о богослужении, таинствах, и об аскетике и христианской антропологии.
Мне кажется, очень важно добиться восстановления нормальной иерархии ценностей. Ведь чем плоха приходская система? Она не выстраивает эту иерархию. Там может быть какая-нибудь святая водичка и камешек с родничка, где жил святой. И это стоит на первом месте, важнее всего остального, важнее Евангелия, важнее заповедей – вот в чем проблема. О чем мне, например, часто говорят люди, которые всю жизнь были обычными прихожанами, а потом пошли на оглашение? Для них это действительно перелом, если они всерьез ко всему относятся (а если не всерьез, то они не доходят до конца, просто срываются). Недавно одна такая сестра спрашивает: у меня целая комната вторичных святынь, как она выразилась, всяких свечечек, просфорочек, камешков, бумажных иконочек, что мне теперь с этим делать? Это она уже сделала вывод после оглашения. Раньше у нее это было в центре внимания, она занималась «коллекционированием». Это говорит о сдвиге в иерархии ценностей. Никто не против вторичных святынь, но надо понимать, что первично, а что вторично.
1 Ср.: « Ибо никакая божественная и святая тайна веры не должна быть сообщаема без Божественного Писания и не должна основываться на одной лишь вере и избранных словах. Даже не верь ты мне, когда я просто говорю тебе о Нем, если на слова мои не будешь иметь доказательства из божественного Писания» (Поучения огласительные. 4. 17).
Священник Георгий Кочетков
Кандидат богословия. Главный редактор научного журнала «Вестник Свято-Филаретовского института»