Оглашение просвещаемых в святоотеческой традиции

Святоотеческая традиция в сфере оглашения просвещаемых достаточно разнообразна. Как и сейчас, тогда¹ в церковь приходили и, соответственно, в оглашении нуждались самые разные люди, живущие в разных условиях, имеющие различный культурный уровень и социальное положение. Рим II века – совсем не то же самое, что Иерусалим или Александрия IV века или тем более Испания VI века.

Трудно говорить о каком-то «золотом веке» святоотеческой катехизации, поскольку к моменту ее формирования в наиболее полном виде уже начинают действовать и тенденции, ее разрушавшие (например, в IV в., когда складывается мистагогическая часть оглашения, размываются границы первого этапа, оглашения «слушающих», традиционно определяемого как три года², так как, с одной стороны, появляется тенденция откладывать крещение на неопределенный срок (часто до смерти), а с другой стороны, сильно его сокращать (появляется «священная география», и люди специально паломничают, чтобы принять крещение в Иерусалиме). В этом смысле этап оглашения «просвещаемых» оказывается наиболее стабильным и хорошо описанным. Сохранились как записи текстов, обращенных к оглашаемым («Поучения огласительные и тайноводственные» Кирилла Иерусалимского, «Гомилии огласительные» Иоанна Златоуста и др.), так и некоторые наставления катехизаторам («Большое огласительное слово» Григория Нисского, «О том, как оглашать людей необразованных» блж. Августина).

Несмотря на зафиксированные во всех источниках варианты, можно установить ряд ключевых моментов, присутствующих практически во всех известных школах. Это и позволяет говорить именно о традиции, которая схематически описана в начале работы дьякона Павла Гаврилюка «История катехизации в древней церкви»³.

Катехуменов этого этапа могли называть «избранные», electi (или «слушающие», audientes, как, например, у Ипполита Римского, что характерно скорее для западной традиции), или «просвещаемые» (как, например, у Кирилла Иерусалимского, что характерно для восточной традиции).

Этап оглашения просвещаемых обычно предварялся собеседованием с катехизатором (часто епископом):

Те, которые впервые приводятся к слушанию Слова, пусть приводятся сначала в присутствии учителей, прежде чем войдет весь народ, и пусть спросят их о причине, вследствие которой они обращаются к вере. И те, которые их привели, пусть засвидетельствуют, что приведенные готовы к слушанию Слова. Пусть спросят об их образе жизни…⁴.

Многие катехизаторы отмечали необходимость так называемого очищения мотивов. Разные причины могли пробудить у человека интерес к вере и желание креститься: на оглашение приходили в том числе

иногда из ожидания от людей какой-либо выгоды, каковой в противном случае нет надежды получить, или из опасения навлечь их неприязнь и нерасположение, иной желает сделаться, или, лучше сказать, не сделаться, а притвориться Христианином⁵.

Но, как говорил Кирилл Иерусалимский, можно тебе взойти и с душою оскверненною грехами, и с намерением нечистым. Взошел ты, удостоен, имя твое записано. Сорок дней имеешь для покаяния. Много способного времени – и раздеться и измыться, и одеться и взойти. Если же ты останешься в злом произволении своем; то и проповедующий тебе не виноват будет, а ты не надейся получить благодать. Вода тебя примет, но дух не примет⁶.

Также существенным моментом было свидетельство поручителей. Однако если во времена гонений оно было жизненно важным, то уже в IV в. становится формальностью или же вовсе пропадает.

На собеседования приходили те из числа «слушающих», кто принимал решение креститься, а проводившие собеседование по его итогам и по свидетельству поручителей должны были признать их готовыми к завершению оглашения. Обычно такие собеседования проводились незадолго до больших праздников, как правило, перед Пасхой. Так что Великий пост – самое традиционное время оглашения, когда вся церковь помогает просвещаемым пройти последние шаги подготовки к крещению.

Затем имена прошедших собеседование (в некоторых местах – вместе с именами поручителей) записывались в церковную книгу, чтобы в течение этого этапа оглашения отдельно молиться о них во время богослужения: «Вы, коих имена внесены в список просвещаемых, вы соделались сынами и дщерями единой матери»⁷.

Второй этап оглашения достаточно краток по сравнению с продолжительным первым подготовительным этапом. Мы видим, что это время непосредственной и интенсивной подготовки к восприятию таинства Просвещения. В связи с этим к самим оглашаемым резко вырастают требования, во всех отношениях приближаясь к общехристианским, особенно в их внешней и поведенческой части. В нравственном отношении они уже должны исполнять весь Закон, чтобы, обретая в этом положительный навык, на опыте познать предел своих человеческих сил и научиться во всех делах молитвенно просить у Бога помощи и прощения за все свои грехи и согрешения. Кроме того, просвещаемые должны стремиться в этот период к систематическому познанию принципов христианской веры и жизни.

Как уже говорилось, само оглашение, имея общие принципы, устраивалось по-разному. Предкрещальный катехизис мог быть построен на изложении истории спасения, где выделялись главные события этой истории, центром которой было Боговоплощение, а от него «история спасения простиралась в прошлое Израиля, продолжалась в литургической жизни церкви и была обращена к будущему дню всеобщего воскресения»⁸. Другой вариант: предкрещальный катехизис выстраивался как комментарий на Символ веры (как, например, у св. Кирилла Иерусалимского, у которого прослеживается гораздо более четкая структура огласительных бесед, а также Феодора Мопсуэстийского, явно знакомого с катехизисом Кирилла). Также на этапе оглашения просвещаемых катехизические беседы могли иметь достаточно свободную форму морального катехизиса (на основании учения о двух путях⁹, Десятисловия Моисея и заповедей Нагорной проповеди, заповеди любви к Богу и ближнему, призывая жить, во всем подражая Христу, или просто обличая пороки и увещевая к добродетельной жизни, как, например, у св. Иоанна Златоуста). Однако этап просвещения никогда не сводился только к огласительным беседам. Климент Александрийский в своем «Педагоге» отмечает:

Область Педагога – практика, а не теория; не обучение, а нравственное улучшение – вот Его цель; жизнь мудреца, а не ученого Он хочет начертать перед нами. Отчасти Логос является, конечно, и учителем, но это не главная при сем Его цель. Дело Логоса как учителя состоит, собственно, в раскрытии и объяснении положений веры. Но так как Педагог наш есть практик, то прежде всего занимается Он порядками нравственной жизни¹⁰.

О традиции Иерусалимской церкви можно судить по катехизису Кирилла Иерусалимского, а также свидетельству паломницы Эгерии (датируется IV в.). Здесь после собеседования оглашаемые переходили на следующий этап, становясь просвещаемыми. Преподаваемый им катехизис делился на две части: догматическую и мистагогическую.

Особо пристальное внимание к догматическим вопросам характерно, безусловно, для эпохи Вселенских соборов. Однако, говоря о догматике применительно к оглашению, например, IV века, стоит отметить, что понимание догматики св. Кириллом Иерусалимским или св. Иоанном Златоустом не тождественно современному ее пониманию. Когда св. Василий Великий различает «догму», под которой он подразумевает передаваемое устной традицией сокровенное учение о таинствах, и «керигму», составляющую общедоступную часть апостольского учения¹¹, под «догмой» в основном понимается часть вероучения, доступная только верным или преподаваемая катехуменам не ранее второго этапа оглашения. Косвенно об этом свидетельствует и указание на то, что «догматическая» часть вероучения является устной традицией. Правда, часто эта разница в понимании догматики применительно к разным эпохам не учитывается в современных работах по этой теме. Например, это никак не акцентируется в книге П. Гаврилюка «История катехизации в древней церкви». Так что в целом основной акцент оглашения с самого начала стоит не на «догме», а на «керигме».

Основы вероучения, т. е. прежде всего толкование Символа веры, в большинстве случаев преподавали катехуменам во время Четыредесятницы. Мистагогия, т. е. учение о таинствах, была предметом особого катехизиса для неофитов, а следовательно, проводилась обыкновенно в Светлую седмицу, т. е. первую неделю после Пасхи. Все церковные учителя были согласны в том, что не принявшим крещения не следует ничего знать о евхаристии.

В отношении таинств бытовали два мнения. Большинство учителей упоминали в присутствии катехуменов и язычников о таинстве крещения, избегая описания церковного обряда во всех подробностях. О деталях обряда могли узнать только те, кто имел серьезное намерение креститься. Кирилл Иерусалимский и его преемники считали, что лучше один раз увидеть, чем семь раз услышать. Поэтому они приберегали объяснение обряда крещения до Светлой седмицы. По замыслу иерусалимских мистагогов, участие в непонятных до конца таинствах должно было приумножить рвение новокрещеных¹².

Таким образом, крещаемые «только в общих чертах догадывались о происходящем, так как подробное объяснение таинств было предметом особого тайноводственного катехизиса, который проводился на Светлой седмице после крещения»¹³. В Антиохии, напротив, катехизис для «готовящихся к просвещению» включал подробнейшее описание обряда крещения. Златоуст говорит просвещаемым: «Ибо необходимо сказать, что такое крещение, зачем оно вошло в нашу жизнь и какие доставляет нам блага»¹⁴.

Кроме того, в IV в. строго соблюдалась disciplina arcani, благодаря чему определенные знания передавались оглашаемым строго в отведенное для этого время, а от них самих требовалось не разглашать услышанное тем, кто до этого этапа еще не дошел. В «Поучении предогласительном», с которого начинается цикл бесед св. Кирилла Иерусалимского, он это излагает так:

Тогд а, как говорит огласительное поучение, если оглашенный спросит тебя, что говорили тебе учители? Ты ничего не отвечай постороннему. Ибо тайну преподаем тебе и упование будущего века. Храни тайну сию ради Мздовоздаятеля и не слушай, когда кто скажет тебе, что за беда, если и я узнаю? И больные просят вина; но если оно безвременно будет дано, то сумасшествие производит; от чего рождаются два зла: и больной умирает, и врач остается в безславии. Так если оглашенный услышит что-либо от верного, то и оглашенный впадает в безумие, потому что не понимает слышанного, однако ж оное порочит и осмеивает говоримое, и верный осуждается, как предатель сей тайны. Се ты уже теперь близок к нам; смотри не рассказывай, не потому, чтобы проповедуемое здесь не достойно рассказывать, но потому, что слух не достоин слышания. Был некогда и ты оглашенным; тогда я не сообщал тебе, что надлежит сообщить. Когда ты опытом постигнешь высоту учения, тогда узнаешь, что оглашаемые недостойны слышания¹⁵.

После краткой обзорной лекции Кирилл впервые поверял слуху «готовящихся к просвещению» точную формулу символа веры. Эта процедура называлась «передачей символа» (traditio symboli)¹⁶.

Из истории церковной догматики мы знаем, что, например, такой сложнейший богословский вопрос, как предвечное рождение Сына и Его отношение к Отцу, был предметом жаркого обсуждения не только у епископов, но и на базарных площадях, и в общественных банях. Арий и Аполлинарий сочиняли для простонародья гимны, в которых пропагандировали свои взгляды. При такой популярности богословских споров невозможно было удержать в секрете даже самые утонченные догматические вопросы¹⁷.

Однако при всей популярности вероучительных вопросов надо учитывать, что поместные правила веры в силу своей лаконичности оставляли место для разночтений во многих фундаментальных вопросах… Поэтому было необходимо, чтобы вместе с формулировкой символа катехумены получили также и его объяснение из уст авторитетного церковного учителя. «Передача» катехуменам символа веры… была ответственнейшим делом, залогом сохранения апостольской традиции. Именно поэтому объяснение символа чаще всего было прерогативой епископа. На практике катехумены имели предварительное представление о содержании символа, но точной формулировки его они не знали¹⁸.

Это актуально и сейчас, когда при желании любой может найти литературу по всем богословским вопросам, поэтому важно понимать, какие из них следует разбирать во время оглашения просвещаемых, а какие здесь будут пока неуместны.

На последующих встречах св. Кирилл по порядку, член за членом, слово за словом разъяснял смысл символа, причем каким-то моментам он уделял пристальное внимание, а о чем-то говорил практически вскользь. За это время «готовящиеся к просвещению» должны были выучить символ на память, повторяя его друг перед другом и перед поручителями. В «Огласительном поучении восемнадцатом» мы читаем: «А исповедание веры, которое мы вам повторили, при самом чтении нашем, должны вы со всяким тщанием произнести и запомнить»¹⁹.

В конце обучения они «возвращали» символ церкви. «Возвращение символа» (redditio symboli) было кульминацией обучения на этом этапе.

Огласительные поучения св. Кирилла Иерусалимского имеют достаточно четкий порядок, связанный с последовательным разбором Символа веры: «Огласительные проповеди Кирилла можно считать первой попыткой последовательно изложить катехизис в виде подробнейшего комментария на символ веры»²⁰. При этом собственно вероучительной составляющей он уделяет достаточно много внимания, в том числе разбирая все известные ему ереси, характеризуя их и указывая, в чем они искажают истинное учение церкви. Он упоминает и «христиан лжеименных, недостойно носящих сладчайшее имя Христово»²¹, и разного рода еретиков: Керинфа и Карпократа, Евионея и Маркиона, Василида и Валентина. «Итак, убегай нечестия, и не приветствуй такого человека, чтобы не приобщиться бесплодным делам тьмы. Даже не любопытствуй об них и не желай вступать с ними в разговор»²². Хотя беседы выстроены по порядку членов Символа веры, Кирилл подчеркивает и значение Священного Писания:

Учение это запечатлевай в мысли твоей непрестанно, сейчас оно изложено тебе сокращенно; если же позволит Господь, то по возможности изложено будет оно с доказательствами из Священного Писания. Ибо никакая Божественная и святая тайна веры не должна быть сообщаема без Божественного Писания и не должна основываться на одной лишь вере и избранных словах. Даже не верь ты мне, когда я просто говорю тебе о Нем, если на слова мои не будешь иметь доказательства из Божественного Писания. Ибо спасающая нас сила веры зависит не от выбора слов, но от доказательства Божественными Писаниями²³.

Из этого же фрагмента мы видим, что времени у Кирилла было немного, он, судя по всему, спешил изложить основное, надеясь, что нововоцерковленные продолжат исследовать Писание и укрепляться в осмысленной вере. 

Согласно исследованиям, антиохийская практика этого периода была такова: с началом Великого поста начиналась запись на огласительные встречи, она продолжалась десять дней, встречи длились 30 дней.

Эти 30 дней [до крещения в пасхальную ночь] подобны палестре, гимнасиям и упражнениям. Давайте уже теперь научимся одолевать того злого беса, потому что к борьбе с ним предстоит нам приготовиться после крещения, с ним биться и состязаться. Итак, давайте уже теперь узнаем его уловки, в чем его сила и где он легко может повредить нам, чтобы, когда начнутся состязания, нам не смутиться и не прийти в замешательство перед лицом необычной битвы, но, поупражнявшись уже друг с другом и узнав все его уловки, смело приступить к битве с ним²⁴.

Златоуст далее пишет: «И не удивляйтесь, что мы пришли требовать плодов от семян только по прошествии десяти дней, ибо и за один день можно одновременно и посеять семена, и собрать жатву, потому что мы призываемся к состязаниям, укрепляемые не только своей крепостью, но и помощью Божией»²⁵. Такое возможно, когда, с одной стороны, этому предшествовал первый этап – достаточно продолжительный, чтобы человек успел решить какие-то принципиальные проблемы и что-то всерьез изменить в свой жизни, с другой стороны, если сам второй этап достаточно интенсивен. «Сколько же времени потребуется нам на это? Я не думаю, что тем, кто проявляет великую трезвость, бдительность и неусыпную заботу о своем спасении, потребуется более десяти дней, чтобы полностью избавиться от дурной привычки клясться»²⁶.

Кроме того, здесь же Златоуст рассуждает о плодах покаяния, призывая оглашаемых к подлинному изменению жизни. Подчеркивая положительные качества, в которых должен укрепиться оглашаемый, Златоуст говорит:

«В самом деле, тот, кому предстоит приступить к этим священным и страшным таинствам, должен быть трезвенным и бодрым, освободиться от всякого житейского попечения, преисполниться великого целомудрия, великой ревности, исторгнуть из ума всякий помысл, чуждый этим таинствам, и сохранять дом свой в полной чистоте, поскольку ему предстоит принять Самого Царя».²⁷

После такой подготовки он переходит непосредственно к рассказу о Крещении. Однако, несмотря на высказанное им намерение, страсть Златоуста к образности и стремление поделиться историческими параллелями не позволяет ему последовательно изложить ни учение о Крещении, ни само чинопоследование. Златоуст регулярно напоминает оглашаемым, что их ждет с вхождением в церковь, что они приобретают и от чего должны уйти, ведь «оглашаемый – это не помеченный овен, пустая гостиница, проходной двор, прибежище разбойников, пристанище диких зверей, жилище бесов. Когда же Царь решил по Своему великому человеколюбию превратить эту пустую, проходную гостиницу, пристанище разбойников в царский дворец, Он для этого послал нас, наставников, и тех заклинателей, чтобы заблаговременно привести в порядок этот постоялый двор»²⁸.

Поскольку на практике к его времени излечение от пороков было скорее итогом катехизации, нежели вступительным требованием²⁹, Златоуст чаще всего возвращается к вопросам христианской жизни. Катехумены должны были быть не просто слушателями блестящего оратора, им предстояла работа над собой. «Для Златоуста в большей степени, чем для других учителей, сущность катехизации состояла в духовной брани. Златоуст сравнивает тридцать дней предкрещального катехизиса с гладиаторской школой борьбы против бесов»³⁰.

Прошло достаточно времени, и истек, наконец, срок, отведенный вам на исправление, и вот вы кротки и послушны: «Повинуйтесь наставникам вашим и будьте покорны, – говорит апостол, – и во всяком деле слушайтесь их». Полагаясь на все это, я думаю, что вы полностью исправились³¹.

Подробно останавливаясь на вопросах христианской жизни, Златоуст отводит догматике весьма скромное место, например, говоря о воскресении в связи с крещением: «Сказано: “Он был распят на древе”, распнись и ты через крещение, ибо крещение – это крест и смерть, но смерть греха, а крест ветхого человека»³². Символа веры он касается весьма поверхностно. Следует ли из этого, что его слушатели перед крещением не знали Символа веры? Разумеется, нет. Напомним, что «передача» символа была прерогативой епископа, а Златоуст ко времени прочтения огласительных проповедей был только пресвитером (о прочих учителях Иоанн упоминает в одном из огласительных слов)³³.

В ходе своих бесед Златоуст обращается и к теме евхаристии: «…я приступил бы более ревностно к [объяснению] таинственных слов, не беспокоясь о клятвах, и с большей уверенностью посвятил бы вас в это страшное тайноводство, ввел в это святилище и показал святая святых и все, что там находится: не золотой сосуд с манной, но Владычнее тело, небесный хлеб. Во все это я хотел вас посвятить сегодня. Но что со мной? Меня не покидает мысль о клятвах, терзая мою душу…»³⁴. Последняя фраза очень характерна, поскольку одним из лейтмотивов его бесед оказывается разговор о клятвах, заклятиях и проч. Его крайне беспокоит, что оглашаемые, которые готовятся к скорому вхождению в церковь, все еще не до конца расстались со своими языческими привычками. По этой же причине он уделяет достаточно много времени разговору об обряде отречения от сатаны. В целом же тема евхаристии у него, как и у всех, отнесена ко времени после крещения. Символ веры Златоуст излагает очень кратко, в его гомилиях нигде нет самого текста Символа или упоминания о его передаче. С другой стороны, существует предположение, что, будучи на тот момент пресвитером, он и не мог передавать и комментировать оглашаемым Символ веры, так как это оставалось привилегией епископа. В самих гомилиях есть некоторый намек на то, что этих же оглашаемых готовил к крещению не только Златоуст. В одном месте он говорит: «Но предоставим слово о вере учителю…»³⁵. Есть версия, что здесь речь идет об антиохийском епископе Флавиане, занимавшем кафедру в 388 г., когда были произнесены эти гомилии, который был учителем не только Златоуста, но и всей христианской общины Антиохии.

Священной истории Златоуст уделяет всего несколько минут, кратко упоминая основные события, в основном ссылаясь на 11-ю главу Послания к Евреям³⁶.

Получается, то, на чем традиционно строится второй этап оглашения, т. е. изложение истории спасения либо толкование Символа веры, в гомилиях Златоуста занимает совсем небольшое место. При этом Златоуст уделяет немалое внимание, например, опасностям, подстерегающим нововоцерковленных. В частности, он перечисляет некоторые наиболее распространенные ереси того времени, Ария и Савеллия, подготавливая своих слушателей к встрече с возможным «дьявольским обольщением»³⁷.

Огласительную практику Златоуста П. Гаврилюк называет «моральным катехизисом». Действительно, все его гомилии носят морально-этический характер, и в целом, несмотря на дошедший до нас цикл бесед (даже не один), никакой системы из них не выстраивается.

Центральной частью оглашения просвещаемых были регулярные встречи, часто ежедневные. Причем, поскольку люди трудились, часто они встречались рано утром, до работы. Однако не менее важно, что просвещаемые должны были, как и раньше, присутствовать на богослужении и слушать проповеди. В одной из бесед Кирилл, чтобы не повторяться, просто ссылается на недавно прослушанную просвещаемыми проповедь:

«Порядок учения веры требовал, чтобы я сказал и о Вознесении: но Благодать Божия устроила, что ты по смотрению сей Божественной благодати, весьма довольно, сколько позволяет немощь наша, слышал о том вчерашний день Воскресения Господня, в собрании при предлагаемом по порядку чтении, которое содержит в себе все о Вознесении Спасителя на небеса. Предложенное тогда хотя говорено было для всех, и вместе для собравшихся во множестве верующих; однако же особенно относится к тебе, (готовящийся к просвещению)! Но спрашивается, вникнул ли ты в сказанное?»³⁸

Еще одна непременная составляющая этого этапа – экзорцизмы. «Апостольское предание» говорит о тех, которые примут крещение:

«Когда будут определены намеревающиеся принять крещение, пусть исследуется их жизнь: жили ли они честно, пока были оглашенными, почитали ли вдов, посещали ли они больных, совершали ли добрые дела? И когда те, которые привели их, засвидетельствуют о каждом: «Он поступал именно так», то пусть слушают Евангелие. Со времени же, когда они были отделены, на них ежедневно возлагаются руки, пока заклинают их. Когда приближается день, в который они будут крещены, епископ заклинает каждого из них, чтобы узнать, чист ли он. Если кто-нибудь из них недостоин или нечист, то пусть он располагается отдельно, так как не слушал Слово с верой, ибо невозможно, чтобы чужой укрывался всегда».³⁹

Стоит заметить, что для автора II века принципиально важно, что невозможно излагать христианское учение кому угодно, люди должны быть готовы услышать. Далее здесь говорится о непосредственной подготовке к крещению с описанием отречения от сатаны (без сочетания со Христом).

Из «Поучений» Кирилла Иерусалимского видно, что в практике Иерусалимской церкви экзорцизмы над просвещаемыми читались отдельно, перед каждой огласительной встречей⁴⁰. Из гомилий Иоанна Златоуста мы узнаем, что в то время в Антиохии экзорцизмы практиковались после каждой огласительной беседы, причем читали их не катехизаторы, а особые люди. Необходимость регулярных экзорцизмов Златоуст поясняет следующим образом:

«Итак, вам следует знать, почему после ежедневного наставления мы направляем вас к тем, кто заклинает вас своими возгласами. Словно устраивая некое жилище для Царя, который скоро туда вступит, они очищают ваш ум посредством этих страшных слов, сокрушая все козни лукавого и готовя это жилище стать достойным царского присутствия. Ибо как же может бес, хоть он зол и свиреп, после этих страшных возгласов и призывания всеобщего Владыки не оставить вас с великой поспешностью?»⁴¹

Златоуст также упоминает о торжественной церемонии отречения от сатаны и сочетания со Христом, происходившей в Великую пятницу в три часа дня (или, как следует из другого цикла гомилий, в Великую субботу после полудня). В другой беседе он тоже достаточно много внимания уделяет разговору об отречении от сатаны, стараясь подробно указать, в чем именно в его время может проявляться служение сатане, называя «сатанинской свитой» театральные зрелища, конские ристалища, наблюдение дней, предзнаменования и приметы. Многое из этого не теряет своей актуальности и сегодня, слегка видоизменившись внешне, но сохранив свою суть. «Необходимо, чтобы все это прочно укоренилось в вашем разуме. Тогда вы окажетесь совершенно неподвластны дьявольским обольщениям»⁴². Символически отречение от сатаны и сочетание со Христом означало, по Златоусту, заключение брачного договора со Христом. Он не раз возвращается к теме этого договора, который следует сохранять на протяжении всей жизни.

Уже в V в. предкрещальный катехуменат перестает быть обязательным. Среди основных причин и массовые политические крещения, и общее падение культурного уровня, и распространение младенческого крещения, обоснованного уверенностью в том, что без крещения нет спасения.

Некоторые следы святоотеческой катехизической традиции можно проследить, например, в Испании в VI веке. Одну из проповедей Мартина Бражского под названием «Об исправлении сельских жителей» вполне можно считать своего рода катехизисом для уже крещеных. А собранный по его инициативе поместный собор постановил, что «катехумены, как то предписывают древние правила, должны за двадцать дней до крещения приходить для очищения экзорцизмами. На протяжении этих двадцати дней их следует в особенности научать символу веры, то есть: Верую в Бога Отца Вседержителя…»⁴³.

О том, что традиция оглашения взрослых вскоре была полностью забыта, а единственными участниками соответствующих обрядов стали дети и младенцы, свидетельствуют византийские служебники X–XII вв., содержащие указание принести катехуменов в церковь.

Очевидно, что катехеты исходили из реальной задачи ввести в церковь конкретных людей своего времени, решая – каждый по-своему – связанные с этим актуальные задачи. Тем не менее мы видим, что оглашение просвещаемых практически всегда включало изложение основ вероучения и знакомство с Писанием, регулярное участие в богослужении (в том числе специальные молитвы-экзорцизмы) и, конечно, исправление жизни, а также определенную покаянную практику, предваряющую крещение.

Священник Стефан Нохрин: Выделите, пожалуйста, основные аспекты второго этапа оглашения.

Кирилл Мозгов: Катехизис, как правило, строился либо на изложении Символа веры и его последовательном толковании, либо на истории спасения – последний вариант очень подробно излагает Августин. Но в любом случае обязательно включались какие-то вероучительные основы и Писание. Также всегда было важно постоянное участие в богослужении и обязательно присутствовал момент, связанный с исправлением жизни, усиливающийся в связи с подготовкой к покаянию и таинству крещения.

Игумен Агафангел (Белых): Сколько в разных традициях продолжался тот или иной этап оглашения?

Кирилл Мозгов: По тем текстам, которыми мы располагаем, примерно от 2–3 недель до 40 дней. 30-40 дней – классический вариант из описанных, но при этом во многих традициях предполагались ежедневные встречи. Причем, поскольку люди трудились, часто они встречались рано утром, до работы.

Священник Петр Боев: Можно уточнить, какие сроки оглашения были, допустим, у св. Иоанна Златоуста? Есть достоверные данные?

Кирилл Мозгов: Этап просвещения у Златоуста длился 30 дней. Что было до этого и после – сказать трудно, нигде не зафиксировано. В его время уже существует проблема с трехгодичным первым этапом, и возникает тенденция (Златоуст об этом много говорит) откладывать крещение, причем часто до смертного одра. Люди подолгу ходили в статусе оглашаемых, это предполагало несколько меньшую ответственность, но уже что-то давало, поскольку тогда не вызывало сомнений, что оглашаемые – это христиане, пусть пока некрещеные. Начав оглашение, они как бы уже становились христианами, и многие этим пользовались. Златоуст это очень активно обличает. Иногда мы находим упоминание о более-менее регулярных сроках, плюс-минус 3 года для первого этапа – это некоторая динамика, но такого момента, чтобы можно было зафиксировать идеальную систему, наверное, в истории не было.

Священник Александр Гинкель: Вы несколько раз сказали про поручителей, причем во множественном числе. Были ли случаи упоминания о двух поручителях, с какого периода появляется такая традиция? Помимо того, что они помогали изучать Символ веры, какие еще функции у них были?

Кирилл Мозгов: Во множественном числе, потому что речь идет обо всех сразу. Ведь в то время не конкретизировалось, сколько поручителей было у одного катехумена, потому что оглашали группами, не индивидуально. В более ранних текстах поручителям уделяется больше внимания, во время гонений на них лежала огромная ответственность, потому что от того, кого они привели, зависела в каком-то смысле судьба общины. И они должны были свидетельствовать и действительно ручаться за своего поручаемого. Позже, может быть, это стало более формальным, но все равно они должны были свидетельствовать об изменении жизни человека, о том, что он с какими-то вещами справляется, они в этом смысле были постоянными сотрудниками в процессе оглашения. А с момента, когда христианство становится официальным, роль поручителей сходит на нет.

Священник Александр Гинкель: А до этого, по сути дела, от них зависело, готов к крещению человек или нет?

Кирилл Мозгов: По крайней мере, как это зафиксировано в «Апостольском предании», на собеседовании катехизатор должен был смотреть, насколько человек готов, опираясь при этом на свидетельство поручителя.

Священник Александр Гинкель: А в византийской традиции встречались случаи двух поручителей у одного оглашаемого?

Священник Георгий Кочетков: Традиция двух поручителей возникла тогда, когда на них стали смотреть как на родителей. Примерно до VII, может быть, до VIII в. часто поручителями были именно родители. Причем, когда уже вошло в практику детское крещение, в обязательном порядке только родители и никто другой. Потом канонически было введено понятие духовного родства. И когда это перекрыло возможность родителям быть поручителями, крестными (потому что иначе получалось как бы «духовное кровосмешение» – странное понятие, но тем не менее тогда возникшее), по аналогии стали возникать практики двух поручителей. Но это поздняя традиция, это уже конец первого тысячелетия. Канонически до сих пор сохранилась норма: у человека должен быть только один поручитель. Все остальные – не поручители, а свидетели таинства, соучастники, молитвенники, помощники, кто угодно. И мне кажется, что в этом есть смысл – чтобы мы помнили и акцентировали эту традицию: есть один поручитель, тот, кто действительно берет ответственность за человека. За его воспитание, если это младенец, за исправление жизни, если это какой-то трудный случай, например, когда человек вышел из тюрьмы. Этот вопрос очень дискутируемый. Помните, в приложениях к книге «Водою и Духом» отец Александр Шмеман говорит о том, что поручителей должна назначать Церковь. Настоящего, канонического поручителя должна назначать Церковь, потому что она должна быть уверена, что тот воспитает ребенка действительно в реальной церковности. А это только и требуется от него в наших условиях, если мы имеем дело с детским или подростковым крещением.

Со взрослым крещением ситуация немного другая. Сейчас снова возникает вопрос о поручителях на оглашении, может быть, об этом стоит потом специально поговорить. Особенно на втором этапе, хотя и на первом уже поручители имеют все большее значение, потому что есть такие моменты в жизни современных людей, которые на встречах не всегда заметишь. Мы стараемся встречаться по домам, все время менять место встречи. Как вы думаете, для чего? Чтобы посмотреть, как, чем человек живет. Приходишь к нему домой и очень многое видишь. Но и это не дает всего, что нужно катехизатору, чтобы понять более глубокие вещи. А поручитель, как правило, постоянно находится в общении с оглашаемым, у него есть такая возможность. Если группа большая, у катехизатора никаких сил никогда на это не хватит. Но если будет два поручителя или три-четыре-пять-десять, то это также может не получиться. Так что этот вопрос еще имеет канонический и исторический аспект.

Священник Александр Гинкель: Тут еще встает вопрос духовного родства. Причем это вопрос, на который церковь свои ответы дала и даже выработала некий канон: что крестным запрещено вступать в брак и т. п.

Священник Георгий Кочетков: Это немного отдельная тема, хотя она действительно связана с этим. Судя по всему, исторически это правило возникло в церкви почти случайно, по совершенно внешним причинам – так оно, видимо, и должно уйти вместе с этими историческими условиями. Это, в общем, нормальный для церкви вопрос, но пока он актуальным не становится.

Нина-Инна Ткаченко: Я хотела бы уточнить по поводу задач исправления жизни. Как сказал Кирилл Мозгов, на втором этапе оглашения у Иоанна Златоуста говорилось о заповедях Моисея. А что касается смертных грехов: этот вопрос разрешался до второго этапа оглашения или еще раньше? И какие задачи имелись в виду, когда речь шла об исправлении жизни?

Кирилл Мозгов: Иоанн Златоуст значительную часть своих гомилий посвящает именно этим вопросам. Он, правда, не выделяет смертные грехи как отдельное понятие, но у него тема клятв – одна из излюбленных, к ней он возвращается чуть ли не каждый раз. Видимо, это было актуально в то время. Но чем более древние традиции мы рассматриваем, тем раньше обозначается в них эта граница, когда люди должны были решать основные этические проблемы. Изначально, для того чтобы только приступить к оглашению, нужно было уже, допустим, оставить профессии, несовместимые с христианством. Это как раз то, что мы можем назвать сейчас смертными грехами. В IV в. эти проблемы порой переносились уже на оглашение просвещаемых. В этом смысле в IV в. очень многие границы стали смещаться, и приходилось этими вещами заниматься до самого последнего момента. Единственное, что отмечается: при собеседованиях, которые были, как правило, между этапами, нужно было проверять, не одержим ли оглашаемый. Нигде не уточняется, как это происходило и как определялся чуждый дух, но этот момент присутствует и неоднократно упоминается. То есть нельзя было допустить до крещения человека чуждого духа, и это всегда подчеркивалось. Опять же, без конкретизации, но, видимо, тогда всем было ясно, о чем речь.

Священник Георгий Кочетков: Есть важный нюанс. Вопрос о смертных грехах и о десяти заповедях Моисея – это не одно и то же. Это два разных вопроса, принадлежащих разным этапам оглашения. Если брать привычную парадигму оглашения в нашем братстве, то мы говорим о смертных грехах во второй части первого этапа, ибо мы не можем допустить людей на основной этап до тех пор, пока они не освободятся от смертных грехов. Но, как известно, не все заповеди Моисея можно соотнести со смертными грехами, и множество смертных грехов в свою очередь не входит в эти заповеди. Поэтому приходится на втором этапе разбирать проблемы, связанные именно с десятью заповедями, уже в контексте изучения Священного писания Ветхого завета, где, конечно, Декалог – один из центральных вопросов. А на первом этапе нам нужно практически людям показать, какое большое внимание уделялось смертным грехам. На этом стоит, в общем-то, в значительной степени Ветхий завет. Поэтому мы их подводим ко второму этапу с тем, чтобы они уже освободились от своих смертных этических грехов. Есть довольно объемная брошюра – «Беседы о смертных грехах», изданная нашим научно-методическим центром по миссии и катехизации, где как раз обо всем этом говорится.

Александр Копировский: Сегодня состоится презентация нового сайта научно-методического центра и наших изданий по катехизации, вы увидите эту брошюру и все, что мы издали по этой теме. Свящ. Игорь Кузьмин. Поскольку богослужение – важный компонент второго этапа, а было отмечено, что встречи были ежедневными, я хотел уточнить: какие богослужения рекомендовались оглашаемым? Только литургия в воскресенье? Или службы в какие-то другие дни?

Кирилл Мозгов: Судя по всему, никаких специальных богослужений или чего-то еще, кроме молитв экзорцизмов, для оглашаемых не предполагалось. Другое дело, что они участвовали практически во всем, как и все крещеные. В то же время, например, в «Апостольском предании» Ипполита Римского отмечается, что тот, кто привел оглашаемого на богослужение, должен смотреть, чтобы он случайно не остался на саму трапезу. То есть подчеркивалось, что в центральной части Евхаристии и агапы (поскольку там порядок мог быть разный) оглашаемые участвовать не могли. Но это единственная оговорка. А главная их задача была (ведь текстов не было, все на слух) – слушать Писание и проповедь. Поэтому, поскольку практически любое богослужение предполагало Писание и проповедь, они в этом и участвовали.

Священник Георгий Кочетков: В раннее время (конец II – начало III в.) выработались канонические рекомендации, связанные с агапами. Они регламентировались и были существенной частью церковной жизни, отношение к ним было как к таинству. Так вот, тогда на агапах могли присутствовать и оглашаемые. Для нас это странно, нам кажется, что на агапе могут быть только те, кто причащается, кто уже является членом Церкви. Но древняя церковь здесь дает как раз такую норму, правда, не совсем понятно, почему. Естественно, что оглашаемые не были на Евхаристии, тем более это странно – ведь евхаристические агапы совершались после литургии, и вся община во главе с епископом шла на агапу в обязательном порядке, по канонам нельзя было отказаться. А оглашаемые должны были выйти после чтения Писания и проповеди, и непонятно, почему тут они снова присоединяются к собранию. Может быть, это была частная традиция.

Священник Игорь Киреев: Вызывает некоторое недоумение, почему катехуменов в процессе оглашения не научили воздерживаться от участия в Евхаристии и в агапе. Это ведь один из центральных вопросов подготовки к крещению. Иоанн Златоуст призывает всех верных участвовать в агапе. Вопрос вот в чем: многие, как было сказано в докладе, откладывали свое крещение до определенного времени. А с другой стороны, стремились к участию в агапе, в Евхаристии. Это странно.

Кирилл Мозгов: Вопрос решается хронологически. Дело в том, что традиция откладывать крещение – действительно достаточно распространенная – сложилась только в IV веке. И к этому моменту уже не было, к сожалению, таким естественным и необходимым желание участвовать в Евхаристии. А Златоуст как раз к этому призывает. Поскольку ему приходится людей убеждать в этом, значит, это уже не является само собой разумеющимся. К тому времени крещение начинает восприниматься как окончательное избавление от грехов, и поэтому казалось, что лучше это делать перед смертью, чтобы после уже не согрешить. Еще была достаточно сильна покаянная практика, и многие понимали, какие будут последствия в случае неисправления грехов. Описывается, что происходило с согрешившими оглашаемыми, просвещаемыми, верными, на какой этап они отходили, какая была покаянная практика, и т. д. Во II и в III в. это было естественно, но тогда как раз и оговаривалось, что поручители должны следить, что-бы просвещаемые случайно не остались там, где не надо. А позже уже появляется другая тенденция.

Александр Копировский: Я хотел бы уточнить. Думаю, вряд ли оглашаемые могли оказаться на Евхаристии. За этим смотрели строго, были аколуфы (в древней церкви – специальные служители, встречающие приходящих у дверей в храм), которые могли и с палками стоять, чтобы кто-нибудь лишний не вошел, но именно для того, чтобы человек случайно не причастился. Это уже в более позднее время церковь канонически вышла из положения: если кто случайно причастится, будучи некрещеным, то его тут же надо крестить, «ибо от Бога призван бысть». А то, что человека не спросили, просто не распознали, что он по недосмотру идет причащаться, – списывали на то, что Господь его призвал, вот давайте его заодно и окрестим…

Священник Георгий Кочетков: …И потом продолжим оглашение.

Александр Копировский: Если он захочет…

Кирилл Мозгов: Тут стоит отметить, что далеко не сразу возникла уверенность в том, что без крещения невозможно спасение. Этому отчасти – и даже не отчасти – посодействовал блж. Августин. Но многие катехеты предпочитали эту сторону не договаривать. Если оглашаемый по каким-то причинам не успел креститься, допустим, умер (понятно, если мученически, то вопрос снят, это «крещение кровью»), то говорили, что его судьбу знает только Бог. Предпочитали, особенно восточные отцы, не решать, спасен он или не спасен. Если оглашаемый – то христианин. Утверждать, что не спасется только потому, что не успел креститься, мы не можем. Но Августин это утверждал, и это убеждение содействовало развитию младенческого крещения. Отчасти и Златоуст шел в эту сторону, убеждая людей поскорее креститься, он приводил похожие доводы.

Священник Александр Пржегорлинский: В настоящее время в приходских храмах проводится, как правило, от 2 до 4 огласительных бесед. Но по сути дела ничего не меняется. Кто-то четыре беседы посетит — и так же, как будто и не посещал, исчезнет. Хотя, конечно, семена падают, и Господь знает, когда они взойдут. Но, мы-то все понимаем, что огласительные беседы являются всего лишь информативной подготовкой. Ещё более важным является приобщение оглашаемого к общему делу. А общее дело может быть только у общины. Скажите, читая отцовкатехизаторов ранних веков, по крайней мере, первого тысячелетия, можно ли найти какие-либо рассуждения или предписания о том, что человек крестится и присоединяется к церкви именно через вхождение в общину, идет ли речь о каких-то функциях оглашаемого в общине?

Кирилл Мозгов: Безусловно, только там немножко другой акцент – там говорится об общении. Это неоднократно повторяется у разных отцов – о том, что ищите прежде всего общения с верными. Причем, в некоторых случаях, у того же Августина, например, подчеркивается, что, к сожалению, не всякий, именующийся христианином, ведет соответствующий достойный образ жизни, и нужно прежде всего искать общения с настоящими верными, с христианами. В функциональной плоскости я не встречал каких-то рекомендаций. В смысле же того, что обязательно должно быть общение, что человек не просто крестился ради собственного спасения, – это безусловно присутствует, как вхождение в общение с Богом и с людьми. Очевидно, что с конкретными людьми, т. е. с некоторой общиной.

Сергей Озерский: Мне хотелось бы вспомнить о том, что на качество катехизации влияют несколько моментов, таких, например, как уровень подготовки катехизатора (в нашей практике сдается катехизический минимум для того, чтобы обеспечить этот уровень). Есть и такой немаловажный момент, как личностный подход к процессу оглашения, что непросто обеспечить в больших группах (когда группа больше 25–30 человек). Из истории мы знаем, что, скажем, в Константинополе во время Иоанна Златоуста осуществлялось крещение нескольких тысяч оглашаемых. Но были и другие катехеты, кроме епископа, в данном случае – помимо самого Златоуста. Известно ли из истории, как решалась эта проблема кадров, хватало ли этих учителей, и как обеспечивался личностный подход к оглашению?

Кирилл Мозгов: Рискну предположить, что основные требования к катехизатору также сформулированы в «Апостольском предании». Их два: это должен быть человек подготовленный, наученный вере, а также живущий достойной жизнью, о которой могут свидетельствовать другие. Собственно говоря, эти два основных момента — своего рода «катминимум» II века.

Что касается личностного момента, думаю, здесь, во-первых, важно, чтобы о просвещаемых молились поименно, и эти списки – неформальный момент. Известно, что в некоторых случаях по окончании той части богослужения, где присутствовали оглашаемые, епископ каждого уходящего благословлял лично. А с другой стороны, это отчасти решалось через поручителей – тут личностный момент. Потому что действительно при большом количестве просвещаемых, каким бы гениальным ни был катехизатор, личное общение сохранить трудно. Здесь роль поручителей тоже была очень важна.