Некоторые существенные особенности подготовки современных православных катехизаторов

После прозвучавших докладов я хотел бы лишь дополнительно акцентировать некоторые моменты. Во-первых, мы всегда предполагаем: что бы ни делал христианин, тем более человек служащий, он это делает ради Господа. Не случайно в конце катехизации, когда, скажем, разбирается таинство брака, мы немного в шутку говорим (чем необыкновенно удивляем оглашаемых), что даже брак должен быть ради Христа. Они раньше никогда об этом не думали и, более того, вероятно, имели в виду прямо обратное. И само оглашение проходит ради Господа, и это очень важно. Об этом мы также постоянно напоминаем, как и о том, что оглашает их Сам Господь Бог, и это они оглашаются, а не катехизатор их оглашает, поскольку катехизатор – это просто их помощник, так же как на исповеди – священник. На исповеди мы каемся не священнику, но Богу, а священник – только наш помощник и молитвенник, он может дать совет или просто помолиться, создать ту атмосферу открытости пред Богом, которая нужна во время покаяния. Это принципиально важно, если исходить из православной традиции.

Продолжая аналогию с покаянием, стоит отметить, что по той же причине мы не очень-то принимаем, во всяком случае, богословски, так называемую разрешительную формулу на исповеди, которая вошла в нашу церковную практику (вместе с другим католическим влиянием) после митр. Петра Могилы. Вы помните, в ней говорится: «Я, недостойный иерей, властью мне данной, прощаю и разрешаю…» – т. е. налицо типично католическая структура молитвы. Этой формулы, понятно, нет ни у греков, ни в других православных церквах. Они не могли себе такого позволить. Думаю, всем это прекрасно известно. Почему же мы не принимаем эту формулу? Именно потому, что на исповеди люди каются не священнику, и не священник разрешает их от грехов.

Для православия принципиально важно показать, что совершает таинство Бог, и всякое таинство в конечном счете восходит к Богу. То же самое относится к катехизации, если мы всерьез будем рассматривать ее именно как таинство слова. Мне кажется, альтернатив здесь нет и не должно быть. На этом многое строится, поэтому мы неустанно повторяем: «Оглашаетесь вы сами, и от вас зависит результат вашей катехизации. Господь будет вас оглашать, но только если вы этого захотите и хотя бы что-то для этого сделаете». Этим мы закладываем основу будущего раскрытия тайны синергии, богочеловеческого действия. Люди во все это должны максимально включаться, причем сами. В этом еще одно из принципиальнейших отличий оглашения от изучения любой литературы и практики передачи премудрости, скажем, ветхозаветной. Там совершенно другая позиция. Нормальный катехизатор никогда не превратится в ребе, что, конечно, совершенно не мешает иногда знать и те приемы передачи мудрости, в том числе и иудейской, которые сейчас почему-то очень модны в мире (они иногда в чем-то помогают, в каких-то деталях, но именно в деталях).

Следующий момент, на котором я хотел остановиться. Наталья Александровна Адаменко уже упомянула о том, что у нас в СФИ не случайно первоначально был единый предмет «Миссиология, катехетика и гомилетика». Лишь недавно в силу некоторых причин, в том числе из-за требований, связанных с аккредитацией, мы были вынуждены разделить его на несколько дисциплин. Но вообще в нем была заложена вполне определенная идея некоего единства, которое распространяется на очень многое. Катехизатор должен очень хорошо понимать, что перед ним за люди. Однажды мне пришлось говорить о том, что первая задача катехизатора, когда он встречается с конкретными оглашаемыми, – посмотреть, каких божков они принесли с собой. Они ведь пришли не только «укушенные змеем», причем все без исключения, но они еще носят с собой своих тайных идолов, на которых восседают, как известный библейский персонаж на седле (см.: Быт 31:34). Задача катехизатора – разглядеть этих «домашних» божков. Проблема усугубляется тем, что часто люди поклоняются им совершенно бессознательно, у них может не быть никакого внешнего культа. Это не значит, что он совсем отсутствует, его очень хорошо сегодня описал Александр Михайлович Копировский: банки, торгово-развлекательные центры – это, конечно, зримые и самые мощные языческие боги нашего времени, но ведь есть еще очень много других.

Принципиально важно понять, на какого божка-идола опирается конкретный оглашаемый. Это не так легко сделать, подобное умение катехизаторы обретают в результате хорошей подготовки. Повторяю, оглашаемые служат идолам, но сами этого часто не видят и не понимают, поэтому не хотят ничего менять, а значит, нужно это сделать за них. В античное время было легче: тогда люди приносили во многом формальные жертвы, участвовали в мистериях и т. д. Это было просто и ясно, тем более что сами участники наполовину не верили в эти церемонии, относились к ним просто как к красивому народному обычаю. Современная ситуация в духовном плане резко изменилась. Мы живем в совершенно языческом мире; в этом смысле разговоры о некой святой Руси есть удивительное прекраснодушие и полная нетрезвенность. Мы должны понимать, что мир сей агрессивен, но не в том смысле, что кто-то станет рубить иконы (всегда может найтись несколько таких сумасшедших, но в целом это маргинальное явление), агрессивность языческого мира значительно сложнее и опаснее, причем для всех. Его влияние распространяется и на верных, и на священнослужителей, епископов, патриархов, на кого угодно. Слишком серьезен этот враг, не стоит его недооценивать. Хочешь не хочешь, катехизатору здесь приходится разбираться.

Итак, у нас складывался совершенно уникальный курс, это плод уже почти полувекового ведения катехизации. Когда я сейчас слушал Владимира Ивановича Якунцева, это был просто елей мне на сердце, ведь я знаю, откуда то или иное взялось, я помню генезис каждого из утверждений, которые прозвучали в его замечательном докладе. Все это действительно зиждется на жизни, на реальной практике, это ни в коей степени не теоретизирование. Но на этот опыт пришлось потратить несколько десятилетий (скажем, Александр Копировский у меня оглашался больше сорока лет назад). Как к этому опыту ни относиться, он чего-то стоит.

Мы стараемся всегда исходить из этой жизненной практики. Мы также настроены на то, чтобы и наши студенты сами прошли оглашение, и тогда на занятиях, например, по катехетике они вспоминают, что было в их собственном опыте, даже если, предположим, никогда не вели катехизацию сами. Тем более не может быть такого, чтобы катехетику преподавал человек, который сам не проходил оглашения. Здесь, наверное, единственное исключение – это я. Я много лет преподавал «Миссиологию, катехетику и гомилетику» в программе бакалавриата и сейчас веду на магистратуре спецкурс «Проблемы миссиологии, катехетики и гомилетики». Так почему-то исторически сложилось, что я действительно не проходил оглашения. Но все остальные преподаватели у нас сами были и катехуменами, и иногда катехизаторами, причем в достаточно серьезном контексте. Все прекрасно знают, что нужна не только связь с миссией, с опытом свидетельства церкви, но требуется и понимание существующих в этой сфере проблем и противоречий. Совсем не обязательно об этом во весь голос везде и всюду кричать, но знать и понимать их надо.

Например, мы ввели спецкурс «Проблемы психиатрии», т. е. введение в основные понятия данной дисциплины. Ведет этот предмет не просто верующий человек, не просто замечательный психиатр, но преподаватель, который хорошо понимает, что делает. Он, к слову, тоже прошел оглашение. Подобный курс очень важен в наше сумасшедшее время, когда сплошь и рядом присутствуют не только языческие божки и боги (в основном, как уже говорилось, тайные), но и просто сильнейшая неадекватность – духовная, душевная, телесная, какая угодно, в том числе во взаимоотношениях между людьми. Эти моменты, мне кажется, мы должны очень хорошо понимать, потому что Господь
еще и Врач. Мы всегда это ощущали, всегда чувствовали, как во время оглашения происходят буквально удивительные чудеса и знамения. Я думаю, каждый, имеющий опыт катехизации, хорошо знает, что она образует человека как личность, компенсирует его слабые стороны, исцеляет его телесные, душевные и, конечно, духовные недуги. Не нужно этому слишком изумляться, не нужно во всеуслышание об этом говорить: у нас было столько-то чудес; но важно, что это происходит. Господь всегда действует, если катехизация благодатна, если она есть то, чем должна быть по определению.

В любом человеке очень важно видеть степень его неадекватности, я это называю рабочим термином «коэффициент искажения». У каждого он свой: человек слышит одно, а воспроизводит несколько другое. Здесь не нужно никого идеализировать, но и слишком драматизировать этот момент тоже не стоит – это жизнь. Важно чувствовать, различать какие-то качественные уровни: одно дело, когда есть просто некоторое искажение – повторяю, этим грешат все, – а другое дело, когда степень искажения, как говорится, уже зашкаливает, что прямо говорит о некоей психопатологии.

Для нас эта качественная оценка очень важна во время оглашения, потому что есть прямые показания того, когда человек не может оглашаться в группе. Мы все время подчеркиваем, что катехизация должна проходить именно в группе, это прекрасно, это действительно замечательно – но при определенных условиях. Во время преподавания катехетики и других связанных с ней предметов эти нюансы принципиально важно показать, потому что бывают и такие отклонения от нормы – в частности, психические – когда мы вынуждены выводить человека из огласительной группы. Выводить, несмотря на его часто необыкновенно сильное желание бывать на встречах вместе с другими; иногда его буквально «с кровью» приходится отрывать от группы, но по-другому нельзя, иначе он постоянно будет «тянуть одеяло на себя» и разрушит весь процесс как некое духовное единство и последовательность. Такие люди требуют индивидуального или краткого оглашения в группе особенных катехуменов. В моей диссертации об этом достаточно подробно сказано. Там, в частности, описаны все эти возможные варианты особенного оглашения, когда нельзя использовать ту основную огласительную парадигму, которая наиболее соответствует святоотеческому опыту и церковному преданию.

Катехизатор должен все это очень хорошо видеть, при этом никогда не становиться в позицию против человека. Да, порой случается, что у него не возникает симпатии к какому-то конкретному оглашаемому, который, может быть, ведет себя грубо, неуважительно, нарушает порядок, элементарную дисциплину и т. д.; бывают какие-то другие духовные или душевные черты, вплоть до физических, которые могут не нравиться. Что поделать, у катехизатора есть свои симпатии и антипатии, как и у всех людей. Но ему очень важно с самого начала сказать и показать, что в любом случае он стоит за человека. Ведь христианство есть вера в Бога и в человека, ибо Христос – совершенный Бог и совершенный Человек, только в Нем мы обретаем откровение личности, и никак иначе.

Для учета всех указанных нюансов подготовка катехизаторов важна, может быть, более всего, потому что от того, как вы начнете оглашение, насколько правильно сформируете группы, кого вы выведете в особые катехумены и т. п., во многом зависит конечный результат. Причем особенных катехуменов нужно не просто вывести из группы, а устроить так, чтобы они тоже смогли воцерковиться, какими бы они ни были на сегодня. Это очень трудно. Поэтому у нас оглашение всегда ведет целая команда, и есть возможность совета, даже в тех группах, которые находятся в самых неблагоприятных условиях. Допустим, обращаются к нам из какого-нибудь города за тысячу верст от Москвы, где никогда никакого оглашения не было, где полная духовная пустыня (впрочем, не надо ездить за тысячу верст, чтобы увидеть такие пустыни). Допустим, там очень трудно обеспечить все перечисленные условия. Но катехизатор должен найти такие возможности, иначе люди отпадут, говоря традиционным христианским языком, погибнут, т. е. не обретут Христа. Или, хуже того, перестанут вообще доверять церкви и даже начнут какую-то антицерковную или сектантскую деятельность.

Катехизация в этом смысле – дело опасное, через нее можно привести ко Христу, а можно наоборот от Христа отвратить. Скажем, еще полбеды, если катехизатор обретет себе личных врагов в этом деле (а такое бывает). Хуже, когда это случается из-за ошибок самого катехизатора, из-за его слепоты, недалекости, горделивости или от чего-то еще. Заниматься оглашением действительно рискованно. Формально или неформально, мы отвечаем и перед Богом, и перед Церковью за каждого. В наше время в основном неформально, но в принципе возможна и формальная ответственность. Все это нужно учитывать в процессе подготовки катехизаторов.

Наталья Адаменко: У меня практический вопрос: если, например, в семинарии или в какой-то другой духовной школе захотят ввести программу по катехетике – с чего начать?

Священник Андрей Мояренко: Я здесь вижу следующую проблему: с одной стороны, есть реальное желание ввести катехизацию, с другой, очень трудно обеспечить этот процесс. Не случайно прозвучали слова о. Георгия о том, что все, кто становились кате-хизаторами, сами проходили оглашение. Это многолетний опыт Свято-Филаретовского института, Преображенского братства, и других приходов нашей Церкви. Перед пленарным заседанием мы с А. М. Копировским говорили о том, что хорошо бы в места, где возникает запрос на оглашение, отправлять какой-то катехизаторский десант, который работал бы там по меньшей мере в течение полугода. Но все-таки ожидать большого количества предварительно оглашенных людей, которые впоследствии могут стать катехизаторами, пока не представляется возможным, поэтому все равно надо вводить что-то экспериментальное, хотя бы некий курс катехетики, дающий основы теории и истории.

Протоиерей Игорь Кропочев: В докладе В. И. Якунцева прозвучала мысль, что здесь не работает метод: сначала изучить теорию, а потом применить ее на практике. Интересно, что курс миссиологии в том виде, в котором он сейчас существует в семинарии, – это именно попытка дать методологию, говорить о принципах, некая рефлексия опыта. Но, к сожалению, не современного, а того опыта, который был в церкви прежде. Подобная несоотнесенность дает неадекватный результат, т. е. исключительно теоретизирование. То же самое происходит и с гомилетикой: студент выходит из семинарии, снабженный знанием о том, как правильно говорить проповедь, и пытается проповедовать, но у него ничего не получается. У него нет живого опыта участия в богослужении, на котором произносится настоящая живая проповедь и т. д. Не получится ли то же самое с катехетикой, не превратится ли она в теоретический предмет без той самой живой, практической подготовки, которая должна предшествовать рефлексии? И какое место, в каком объеме, на каком этапе обучения в семинарии должно быть отведено практике? У вас в СФИ получилось замечательно: катехизация предшествует обучению, студенты вспоминают свое оглашение и уже на основе этого рефлектируют. А нам как быть?

Священник Андрей Мояренко: Мне кажется, косвенный ответ дал В. И. Якунцев: необходимо предусмотреть как целый курс в рамках учебной программы, так и что-то вроде факультатива, или просто вынести его за рамки образования, начать его, может быть, только с теми студентами, которые сами изъявляют такое желание.

Александр Копировский: Надо просто провести с ними катехизационный цикл.

Священник Александр Усатов: Добавлю из опыта Донской семинарии. Мы уже начали спецкурсы подготовки студентов к ведению огласительных бесед. Мы даем студентам пособия и берем их на беседы со взрослыми и восприемниками. Такое участие, практическое и теоретическое, помогает им уже примерно на четвертом курсе самостоятельно вести подобные беседы с приходящими в храм. Параллельно этому проходит небольшой (8–10 занятий) теоретический спецкурс приходского консультирования с участием психолога, в ходе которого вырабатываются навыки общения с людьми. Соответственно, всех студентов мы бросаем в бой, они начинают отвечать на элементарные вопросы прихожан, учатся видеть в храме живых людей.

Александр Копировский: Такое приходское консультирование – вещь очень неплохая, безусловно, это лучше, чем ничего. Но надо знать его пределы и помнить о том, что оно не является элементом катехизации. Знаете, когда это могло быть катехизацией? В советские годы – мы с о. Георгием видели подобное в Тбилиси. Там в Сионском соборе патр. Илия велел поставить стол, разложить на нем Священное писание, несколько каких-то богословских журналов и книг, посадить человека и поставить табличку: «Консультант». Народ ахнул, и люди с восторгом стали туда ходить. Вопросы могли быть элементарными, но могли и касаться чего-то глубокого. Этому сильно способствовала атмосфера вокруг: каждое слово, пусть и самое простое, было золотым. Но сейчас-то ситуация иная: можно все купить, посмотреть, почитать. И приходское консультирование, мне кажется, прежде всего должно быть встречей лицом к лицу – не исчерпывающим ответом на вопрос (а то это в самом деле похоже на какую-то консультацию медицинского характера), а именно встречей, снимающей напряжение. Вот тогда это может стать предкатехизационной беседой. А если это превратится в некую попытку оглашать с ходу, то, мне кажется, эффект будет скорее обратным.

Священник Георгий Лазарев: У меня вопрос к А. М. Копировскому. Вы сказали, что для подготовки катехизатора необходима общинно-братская среда. Хотелось бы услышать, насколько категорично это утверждение, почему приходская или семинарская среда недостаточна для этого, могут ли здесь быть какие-то исключения?

Александр Копировский: Что значит категорично? Мы не можем сейчас выбирать или одно другому противопоставлять. Речь идет о том, что эта среда должна быть максимально живой. Если вы сможете реализовать это на своем приходе – слава Богу. Но, как когда-то сказал о. Георгий Кочетков, приход, даже общинного типа (есть такое выражение), все-таки несет в себе противоречие. Это не парадокс, а именно противоречие: приход – любой, даже самый лучший – в самом себе имеет неустранимые ограничения. Владыка Филарет Минский шутил про внезапные переводы епископов с кафедры на кафедру: «просыпаешься утром, а ты уже Уфимский…» (Cмех.) Так и здесь: священник вроде бы и старший на приходе, за все отвечает, но в то же время он не хозяин, потому что его могут мгновенно перевести в другое место без объяснения причин. Он даже не сможет как следует передать дела, потому что в данном случае это не папки с бумагами, не деньги, не облачения, а что-то другое.

Он не хозяин и из-за специфики психологии прихожан по отношению к священнику: он начальник, они подчиненные; он командир, пастырь, они овцы. Впрочем, они, хотя и овцы, тем не менее все время стараются немножко попасти своего пастыря и показать ему (ведь сейчас все всё знают), где он отклоняется от православия. Все это делается запросто, и в приходе, к сожалению, такие вещи вполне естественны. Вдобавок позиция прихожан – «пришел-ушел»: сегодня ты здесь, завтра тебе не понравилось – ты перешел в другой приход, и т. п.

Это не значит, что в общинно-братской жизни нет никаких опасностей, просто там они на порядок меньше. Плодотворная среда не там, где люди собрались по принципу единого места жительства, пола, возраста, общих интересов, а там, где их собрал Господь, и они приняли этот выбор и как бы врастают друг в друга – конечно, с огромными трудностями. Если кто-то думает, что община – это такой шалашик, где милый и с ним рай, то это совсем не так; наоборот, все обостряется. На зато когда трудности и испытания прожиты, пройдены, тогда открывается больше возможностей для служения.

Поэтому в моем утверждении не было категоричности: мол, со своим приходом у вас ничего не выйдет – не в этом дело. И в приходе, и где бы то ни было должны быть ростки общинной и братской жизни – христианского братства, с которым связаны не только проблемы, но и новые удивительные возможности.

Священник Георгий Лазарев: Вы имеете в виду ситуацию, когда священник или настоятель является катехизатором. А я имел в виду, что катехизатор – совсем не обязательно священник, которого могут перевести, т. е. спрашивал в принципе о подготовке катехизаторов в условиях приходской жизни.

Александр Копировский: Я бы сказал, это затруднительно.

Священник Георгий Кочетков: Умозрительно тут довольно трудно говорить, ведь коли приход имеет отношение к церкви, то его можно необоснованно наделить всеми лучшими ее чертами. Жизнь показывает, что эти черты нередко не реализуются или реализуются очень слабо, частично и противоречиво и т. д. Нередко приход бунтует и противится катехизации, в частности потому, что она предполагает установление новых, куда более тесных взаимоотношений, а значит, большей ответственности, к чему бывают не готовы как пастыри, так и паства. Тот, кто не первый день ходит в храм, прекрасно знает, что прихожанин куда свободнее пастыря, и для него это важнейшая черта: в самом деле, сегодня он пришел, а завтра нет, что-то ему не понравилось, и он ушел. Священник же так не может; хотя некоторые клирики иногда и пытаются так поступать, но это всегда очень плохо.

Здесь лежат глубинные противоречия: приход, как он сформировался к нашему времени, не является особым каноническим элементом, нигде в канонах про него не сказано, – а тем не менее без него немыслима наша современная церковная практика. Если всерьез говорить о цели оглашения, принципиально важно, что она не в том, чтобы просто привести человека в приход. Иногда, кстати, нас в этом упрекали: мол, раз вы не приводите в приход, значит, оглашаете ради себя. Разумеется, это полная ерунда. Но люди, видимо, искренне так считали, писали об этом в прессе и т. д.

Александр Копировский: На одной нашей конференции как-то выступал дьякон Андрей Кураев. Его основная идея была такой: если у вас есть какая-то миссионерская общность, то это своего рода шлюз, в котором собираются воцерковляющиеся люди, потом их всех обязательно нужно передать куда-то еще, никого себе не оставляя.

Священник Георгий Кочетков: Да, это некая функциональная позиция, может быть, даже функционерская.

Конечно, нельзя утверждать, что катехизация может быть только в общинно-братской среде. Надо говорить более корректно: она возможна в церковной среде. Катехизация, как любое таинство, совершается в Церкви и для Церкви. Или ради Господа, но в данном случае это тождественно. Но насколько Церковь выявляется на приходе, или в монастыре, или в семинарии, или в общине, или в братстве и т. д.? Все это очень сложные экклезиологические вопросы, на сегодняшний день совершенно неразработанные, неосознанные. Интуитивно люди чего-то здесь ищут, причем уже не одно десятилетие и даже столетие. Вот, например, я недавно узнал про братство о. Петра Боева. Некоторые вполне естественно выходят на эти формы церковной жизни, совершенно не будучи против ни прихода, ни монастыря, ни семинарии и других институций, правда, понимая при этом, что их принципиально недостаточно.

Об этом как-то не очень принято говорить, но это проблемы, ожидающие нашу церковь, уже лежащие у ее порога, хотим мы того или нет. Лучше всего подготовиться к ним заранее, не дожидаясь, когда на нас обрушится очередная волна, и мы начнем впопыхах в ответ что-то делать. Очень скоро встанет вопрос о том, что значит устроение церкви в этом принципиально важном контексте – катехизическом, миссионерском. Когда я в Лондоне знакомился с опытом Альфа-курса, то отметил интересный подход к одной из такого рода проблем. Не то чтобы она была нам неизвестна прежде, но мне очень понравилось, что они не только хорошо ее сформулировали, но и добились ее решения. В чем она заключается? То, что люди слышат и узнают на Альфа-курсе (для нас это предоглашение, там оно называется оглашением), они должны увидеть и на своем приходе. А разница здесь, как все понимают, колоссальная, принципиальная! Со схожей проблемой сталкиваются и семинаристы, приходящие служить на приход, и наши оглашаемые: во время научения они слышат одно, а на практике сталкиваются совсем с другим. И начинаются вопросы: почему нет проповеди после Евангелия, почему ничего не понятно, почему то, почему это? Иногда это заходит очень далеко, напряжения подобного рода уже начинают возникать.

Конечно, катехизатор тоже несет за это ответственность – как член церкви, он отвечает за все, что в ней есть и хорошего, и плохого. Если еще двадцать лет назад катехизацию никто не воспринимал даже на уровне духовных академий (мне довелось участвовать в столкновении мнений по данному вопросу в то время), то сейчас, слава Богу, такого уже нет. А вот в отношении единства слова и дела в церкви все еще остается острая проблема. Она, в частности, касается того образа церковной жизни, который мы предлагаем оглашаемым, но не можем обеспечить ни на одном приходе. Если же приход пытается здесь что-то делать, он неизбежно входит в сложные, мягко скажем, отношения с владыкой, благочинным или настоятелем, из которых часто нет выхода. Сколько людей на этом сломалось!

Александр Копировский: Конфликт неизбежен и с обычными прихожанами, которые, разумеется, часто считают себя хозяевами прихода.

Священник Георгий Кочетков: Такое тоже бывает, но в данном случае это все в комплексе.

Игумен Арсений Соколов: Здесь можно говорить о конфликте разных экклезиологий: есть экклезиология общинно-братская, более подходящая для реализации катехизической и катехизаторской программ; есть универсалистская, лучше всего осуществленная у римокатоликов; есть евхаристическая, разработанная, можно сказать, нашими отцами XX века, Афанасьевым и Шмеманом. Вполне вероятно, приход – это структура, хорошо вписывающаяся именно в универсалистскую экклезиологию. В евхаристических общинах, за которые ратовал о. Александр Шмеман, наряду с общинно-братской экклезиологией, возможны какие-то другие формы катехизации. А то, что сосуществуют разные представления о церкви, известно еще с I века. Их плюрализм можно наблюдать уже в Новом завете. Учение о церкви ап. Павла – это совсем не то, о чем говорит ап. Петр, который даже избегает слова «церковь», используя вместо этого «братство». В связи с этим не должно ли быть и плюрализма катехизаторских и катехизических подходов в рамках разных экклезиологий?

Священник Георгий Кочетков: Это, наверное, вопрос скорее к области фатума.

Игумен Арсений Соколов: Иначе получается конфликт – если внедрить в братскую экклезиологию универсалистскую, приходскую…

Священник Георгий Кочетков: В том-то и дело. Но тогда мы будем вынуждены корректировать смысл и цель катехизации, т. е. придется и здесь вводить плюрализм, а отсюда уже недалеко до плюрализма в области божественного, на что православные вряд ли согласятся.

Священник Игорь Киреев: Церковь изначально была и созидалась как общность людей, не имеющих никакого другого общего интереса, кроме Господа Иисуса Христа. Она открыта для всех, без ограничений. Попытка свести ее к тому или иному образу, к той или иной общине, объединенной некоторыми дополнительными принципами, кроме Христа, порождает определенную специфику экклезиологий. Невозможно проповедовать единую, уникальную экклезиологию, для меня этот вопрос совсем не однозначный.

Священник Георгий Кочетков: Отец Игорь поднял очень горячий вопрос: Церковь одна или нет? Некоторые утверждают, что все-таки одна.

Священник Игорь Киреев: Церковь одна, и она принимает, включает в себя всех.

Священник Георгий Кочетков: Да, но она при этом их очень по-разному ранжирует и очень по-разному определяет для них место внутри себя: некоторых помещает в алтарь, других в притвор, а иных и еще дальше. Вот в чем дело. Это очень важный, принципиально важный вопрос, но он выходит за рамки темы нашей конференции, это уже чистая экклезиология.

Священник Александр Усатов: Все-таки вопрос был задан в контексте. Есть Альфа-курс в Лондоне и был Альфа-курс в России, к которому мы предъявляли те же замечания: за чаем все прекрасно, но как идти на реальный приход – никого нет. Это же касается и катехизации: если она сужается до конкретной общины и мы только в нее приводим людей, не будет ли у них разрыва с реальной церковной жизнью? Тогда их нужно по-особенному готовить, чтобы они все-таки могли жить в любом приходе, причащаться, исповедоваться – и не отторгаться, не чувствовать отчуждения.

Александр Копировский: Наши оглашаемые и так нормально себя чувствуют в любом приходе. Слава Богу, мы об этом можем с радостью говорить.

Священник Александр Усатов: То есть они могут преодолеть отчуждение?

Александр Копировский: В Москве чуть ли не в каждом приходе найдутся люди, когда-то оглашавшиеся у нас. Они иногда занимают там какие-то должности, трудятся, сами пытаются что-то делать, в том числе оглашать. Некоторые работают в синодальных отделах, есть бывшие оглашаемые и в других городах. Для нас это не проблема.

Вот для прихода – да, в этом проблема. Важно, чтобы самих оглашаемых в церкви не воспринимали как чужих. А в приходах часто возникает отчуждение, отталкивание, наряду с целым спектром совершенно странных и нелепых обвинений. В нормальном случае они все снимаются, как шелуха, но сколько на это уходит времени и сил!

Священник Георгий Кочетков: В конце концов, всегда есть издержки, потому что у людей ограничены силы, да и искушения сильны. Это же не многообразие среди возможных путей исполнения воли Божьей, это многообразие в рамках человеческих путей, что всегда чревато противоречиями и конфликтами.