Катехизация слушающих: логика процесса, трудные случаи, критерии перевода в просвещаемые (традиция и современность)

Настоящий доклад представляет собой попытку собрать воедино то, что, как я думаю, многим уже известно. Вряд ли кому-то откроется что-то новое, но надеюсь, что это сообщение послужит воспоминанию и систематизации данных, касающихся логики процесса катехизации слушающих, трудных случаев в ней и критериев готовности к переходу в разряд просвещаемых.

Логика процесса катехизации слушающих

Логика процесса катехизации слушающих в библейской или апостольской традиции зиждется на всем известном откровении, что Христос есть исполнение Закона и Пророков. Все мы знаем глубину и ясность библейского богословия, раскрывающего это утверждение, но сейчас мы не будем касаться его деталей. Нам важно уяснить, что традиция научения, которая раскрывается на страницах Нового завета, едина: путь ко Христу возможен только через реальное приобщение к откровению Закона и Пророков.

За примерами далеко ходить не надо: так, на вопрос юноши о том, что нужно сделать для наследования жизни вечной, ­Иисус не случайно отвечает вопросом об исполнении им заповедей Закона (Мф 19:16–22). И лишь уверившись в том, что юноша научен им и исполняет их, призывает его к непосредственному и немедленному следованию за Собой.

Последовательность эта не случайна.

Во-первых, задавая вопрос об исполнении заповедей Закона, важно было понять, ушел ли юноша с пути беззакония, познал ли он путь правды, а также умножающийся через послушание заповеди грех. Но этого, как видим, мало. Ведь можно прийти ко Христу под властью «детоводителя», как называет Закон ап. Павел (Гал 3:24–25), но не узнать Его или дальше не пойти за Ним.

Поэтому, во-вторых, Иисус обращается с пророческим, исполненным прозорливости призывом: «…если хочешь быть совершенным, иди, продай имение твое и отдай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах, и приходи, следуй за Мною» (Мф 19:21).

Апостольская традиция, запечатлевшая слова нашего Господа, не дает шансов на ученичество у Него тем, кто стоит на пути беззакония. «…Удалитесь от Меня, делающие беззаконие» (Мф 7:23). Более того, мы слышим еще и следующие слова: «…если ваша праведность не будет больше праведности книжников и фарисеев, не войдете вы в Царство Небесное» (Мф 5:20).

Но также нет никаких шансов и у тех, кто испугался подражать пророкам и стяжать их награду (Мф 5:12), т. е. подражать тем, кто последовал Духу и своей совести, куда бы они ни повели, не взирая на родственные или «рабочие» обстоятельства, как, например Елисей (3 Цар 19:19–21), или сомнения в своих силах и способностях, как Иеремия (Иер 1:4–10), или в своей праведности, как Исайя (Ис 6:5), и т. д. То есть нет шансов у тех, кто вставал на путь законничества, сделав из заповедей Закона лукавое оправдание своего нежелания откликнуться на Божий призыв к целожизненному служению.

Таким образом, не оставила нам апостольская традиция никакого средства против греха, кроме учения Закона (1 Тим 1:9-10), не оставила она нам и лекарства против законничества, кроме учения и опыта жизни Пророков: не предполагается путь ко Христу без смерти для греха, т. е. беззакония (Рим 6:11), не предполагается и путь за Христом с целью участия в Его Смерти и Воскресении без смерти для закона, т. е. законничества (Гал 2:19).

Поэтому писал ап. Павел к коринфским христианам про людей ветхозаветного Израиля: «Все это происходило с ними, как образы, а написано в наставление нам, достигшим последних веков» (1 Кор 10:11). Духовный опыт Закона и Пророков невозможно «перешагнуть» на пути к жизненному восприятию евангельского учения: тому, кто не испытан в слове праведности, кто еще плотской, необходимо «молоко» Закона и Пророков – «первые начала слова Божия», – а не твердая пища (cм. Евр 5:12-14; 1 Кор 3:1-2), которая предназначалась для «совершенных» (1 Кор 2:6-8). Именно жизненному усвоению этого «молока» и посвящался первый и длительный период духовной жизни, как у самих будущих учеников Христа, воспитанных в учении Закона и Пророков с самого рождения, так и у их учеников (Деян 12:3; 18:11).

Верность апостольской традиции воцерковления, или катехизации, в отношении слушающих стремилась сохранить традиция учителей Церкви и свв. отцов. И как бы ни складывалась судьба самой практики катехизации слушающих, а как мы знаем, именно с ее разрушения и начал разваливаться в Церкви катехуменат, на уровне учения традиция достаточно устойчиво удерживает ее логику: всякий желающий приобщения Христу должен войти в историю Ветхого Израиля, сделав историю спасения своей историей, через усвоение откровения Закона и Пророков. Поэтому практика катехизации слушающих основывалась на:

а) исследовании Писаний, в центре которого должно быть христоцентрическое толкование книг Ветхого завета или истории спасения,

б) исправлении жизни согласно учению о Двух Путях.

Дьякон Павел Гаврилюк в своей книге «История катехизации в древней церкви», анализируя опыт подготовки к Крещению в школе св. Ипполита Римского (II век), заключает:

Именно история спасения была тем словесным молоком, которым Церковь поила своих катехуменов. Вступающие в Церковь становились участниками этого повествования. Они переживали драму истории спасения как свою собственную. В Писании, как в зеркале, отражался их собственный путь к Богу ¹.

Схожее видение процесса катехизации человека – как подобный истории спасения путь от темного язычества к Боговоплощению – мы можем найти, например, спустя два века у блж. Августина. Так, в своей работе «Об обучении оглашаемых» он пишет, что история ветхозаветного Израиля есть прообраз пути человека к Христу, что оглашаемому «…в Священном писании… уже уготован путь, на котором ему надо искать не чудес видимых, но надеяться на невидимое, слушать наставления не во сне, а наяву, пожелав и в дальнейшем в спокойствии и безопасности идти этим путем»².

Такое видение объясняется тем, что путь духовного возрастания ветхого Израиля представлялся ему не хаотическим движением, а процессом, отражающим мудрую божественную педагогику веры.

Как идет правильно поставленное образование одного человека, так и образование рода человеческого, насколько это касалось народа Божия, совершалось по известным периодам времени, как бы по возрастам, возводя его от временного и видимого к пониманию вечного и невидимого³.

Спустя четырнадцать веков такое же видение логики катехизации мы можем найти и в русской миссионерско-катехизической традиции. Так, свт. Иннокентий Московский в «Наставлении священнику, назначаемому для обращения иноверных и руководствования обращенных в христианскую веру» (1840) пишет:

Порядок в преподавании учения веры должно сообразовать с тем, который показало само Провидение. Закон Моисеев дан был прежде, чем закон Евангельский, а еще прежде писанного закона Моисеева ведом был неписаный закон естественный, и виновник его Бог – Творец и Промыслитель. <…> Взирая на сей великий и всеобщий образ, учреждай свое малое и частное дело…⁴

Заметим, что далее в своем «Наставлении…» свт. Иннокентий пишет о том, что это «преподавание учения веры» не должно быть поверхностным изложением учебного материала, а иметь своей целью постепенное изменение состояния человеческого сердца до того момента, когда оно способно жизненно воспринять евангельское учение, а не просто принять его «к сведению».

Привести в чувство раскаяния и сокрушения есть одно из труднейших дел проповедника; но сие состояние есть одно из важнейших в обращении человека и есть возделанная земля для насаждения семени христианства. Ибо тогда оно может пасть в самую глубину сердца его и, при последующем содействии благодати, принести обильный плод⁵.

Итак, можно, говоря о логике оглашения слушающих как введения их в духовный опыт Ветхого Израиля, вслед за св. Иринеем Лионским сказать:

Это – драгоценная проповедь истины, и это – образ нашего спасения, и это – путь жизни, который пророки предсказали, и Христос исполнил, и апостолы передали, а Церковь вверила своим чадам во всем мире. Ее (т. е. истину) должно сохранять во всей целости с твердою волею и богоугодно, с добрыми делами и здравым направлением мысли⁶.

Два небольших замечания.

Во-первых, разговор о логике оглашения слушающих осложняется тем, что они, как категория реальных членов Божьего народа, сохраняются только до середины IV века на Востоке и где-то до конца V века – на Западе. Постепенно определяющая граница между миром сим и Церковью передвигается с различения «внешний» – «слушающий» (или, как бы мы сейчас сказали, верующий во Христа и неверующий), как во II–III веках, к различению «слушающий» – «просвещаемый» к середине IV века, а далее уже к «некрещеный» – «крещеный» вплоть до «мирянин» – «монах» (ко времени прп. Феодора Студита, который уже в чинопоследовании закрепил учение о схиме как о «втором возрождении»), или «мирянин» – «клирик». Это можно подтвердить теми требованиями, которые предъявлялись к людям: то, что требовал от кандидатов в слушающие, допустим, св. Ипполит Римский, мог требовать уже только от кандидатов в просвещаемые свт. Кирилл Иерусалимский⁷.

С наступлением Константиновского периода в первую очередь «обмирщению» подверглись слушающие. «Проходным двором» в церкви стал не собственно храм, а церковный двор или притвор, где слушающие и должны были располагаться во время службы. Главным признаком деградации в то время было, как мы знаем, патологическое удлинение сроков катехизации слушающих (и без того не маленьких в норме). Исследователи видели причину этого в разном: и в том, что святому епископату удавалось героически хранить высокие требования к кандидатам в просвещаемые, и в том, что резко упала дисциплина и духовное горение самих слушающих⁸. На наш взгляд, отсутствие у слушающих желания креститься свидетельствовало о том, что утеряна была внутренняя логика их катехизации. И эта потеря происходила не на уровне учения, а на уровне практики, так как строй церковной жизни, все более уходивший от общинного к приходскому, способствовал превращению слушающих из рожденных в веру через личное свидетельство в безликую толпу, а их оглашение, как мы бы сейчас сказали, в «курсы», где история спасения раскрывалась не лично и личностно, а только «вообще» и «в принципе», т. е. как школьная программа. Это наша гипотеза.

Во-вторых, требует обсуждения вопрос о постепенном переносе в первые века христианства акцента в логике научения слушающих с проповеди Пророков на Закон: в основном все требования к слушающим постепенно сводятся к требованиям законной праведности и элементарной благотворительности. Очевидно, что апостольская традиция акцент ставит на Пророках, раскрывая Христа прежде всего как Пророка, а не как Законоучителя. Своим современникам Христос законоучителем даже и не представлялся, а только пророком.

С одной стороны, это можно понять, так как в святоотеческий период Церковь столкнулась с океаном язычества, а с другой – понять не легко, поскольку Пророки постепенно начинают восприниматься, как в иудаизме, лишь как комментарий к Торе, а не как то откровение, которое в силу близости ко Христу важнее, чем Закон. Итак, это вопрос, требующий обсуждения.

Что касается современных практик катехизации в христианских церквах на территории бывшего СССР, то их можно подразделить на три группы:

1) вообще не проводящие катехизации слушающих;

2) учитывающие существование слушающих и оглашающие их, но исходящие из нетрадиционной логики оглашения;

3) учитывающие существование слушающих и оглашающие их, ориентируясь на традиционную логику оглашения.

Чуть подробнее о каждой. По сути, мы только сможем назвать эти практики, так как их анализ – это дело отдельного доклада.

Практик катехизации, относящихся к первой группе, на сегодня большинство в православии, и они официально определяются как приоритетные, поскольку их нормы реально исполнимы. Как правило, они представляют собой курсы от 4 до 12 встреч (бывают и дольше, конечно, и на весь учебный год), цель которых – познакомить слушателей с историей спасения или, что чаще, разобрать по порядку Символ веры. Иногда предполагается выучить его наизусть вместе с Заповедями, требуется также прочитать одно Евангелие и т. д. Логика процесса здесь полностью образовательная: прочитать и понять, а если надо, то и что-то выучить. Именно понимание, насколько мы можем судить, является в этих случаях основой и критерием целожизненного покаяния.

Ко второй группе можно отнести официальную практику катехизации на основе Чина христианского посвящения взрослых у католиков, где за основу берется евангельская история, как пример «педагогики веры».

К третьей группе мы отнесли практики, которые, как сказано, ориентируются на традиционную логику оглашения слушающих, однако воплощают ее в разной степени. Наиболее целостно, т. е. с учетом и учительной, и молитвенно-литургической, и деятельной сторон процесса, на наш взгляд, воплощается эта логика на:

а) стадии «прекатехумената» в практике катехизации католического движения «Неокатехуменат»;

б) «1-м этапе» практики катехизации Преображенского братства;

в) «огласительном этапе» практики катехизации при храме вмц. Екатерины в Киеве.

Менее целостно в:

а) практике оглашения в Крестовоздвиженской общине (Барнаул, И.Т. Лапкин);

б) практике оглашения при храме бсс. и цел. Косьмы и Дамиана в Шубино;

в) обычной практике воцерковления в различных протестантских церквах (не Альфа-курс!).

Трудные случаи в катехизации слушающих

Что такое «трудный случай» оглашения слушающих в нашем понимании? Это ситуации, когда логика оглашения, о которой мы говорили выше, во-первых, нарушена, или, во-вторых, невыполнима или выполнима с трудом. Поэтому можно выделить две группы.

1. С нарушением логики оглашения слушающих связаны все ситуации лицемерия, когда мы видим желание оставаться в числе слушающих слово Божие, но не расставаться со своими идолами или с духом своеволия. Для апостолов примерами здесь были многие действующие лица ветхозаветной истории, на которых они ссылались, наставляя своих катехуменов с целью уберечь их от этого страшнейшего недуга.

Здесь они следовали за Самим Господом Иисусом, Который говорил о том, что среди слушающих в Израиле существуют не просто отдельные случаи, а уже многовековая традиция лицемерия, родоначальником которой является Каин («…Да придет на вас вся кровь праведная, пролитая на земле, от крови Авеля праведного…» (Мф 23:35), – говорит лицемерам Иисус), а апофеозом, в конце концов — Иуда Искариот, и что ученикам больше всего нужно бояться именно закваски лицемерия.

В первой группе трудных случаев можно усмотреть два варианта:

а) когда хотят, будучи слушающими, остаться беззаконниками; это Симон-волхв (лжепророк) (Деян 8), Иуда Искариот (вор) (Ин 12:6);

б) когда, будучи слушающими, хотят остаться в своевольном лукавом добре, т. е. законничать; это «фарисеи и книжники» (Мф 23), те, «кто ели хлеб и насытились», а не увидели знамение (Ин 6:25–27); богатый юноша (Мф 19:22); Анания и Сапфира (Деян 5:1–10).

Это если брать только новозаветные примеры, да и то не все. А в тексте ВЗ таких примеров очень много.

Необходимо сразу сказать, что случаи лицемерия — самые трудные из трудных, выявлять их сложнее всего, еще сложнее бороться.

2.  К случаям, когда логика оглашения невыполнима во всей полноте или целостности, относятся варианты, когда люди ограничены в восприятии откровения Божьего или исторически, или географически, или в силу культурного и языкового барьера, по состоянию здоровья, в силу возраста, даже по немощам (например, в силу тяжелых грехов в прошлом или привычки бояться, как Никодим). Путь таких людей не складывается «по общей программе», им нужно идти навстречу, как тому же Никодиму, который мог встречаться только ночью. Важно помнить принцип, заложенный в притче о работниках 11-го часа (Мф 20:1–16): всякий, кто в своей жизни честно и до конца исполнил волю Божию, открывшуюся ему, вне зависимости от ее «объема», имеет надежду быть принятым Господом. Бог смотрит на путь человека! В силу этого спасение обрели не только все жившие до Христа праведники и пророки, хотя они «желали видеть… и не увидели, и слышать… и не услышали» (Мф 13:17), но и живущие сейчас, кому полнота и целостность откровения Закона и Пророков недоступна в силу разных, не зависящих от них лично причин, но кто с благодарностью собирает «под столом крошки у детей» (Мк 7:28) и без лукавства исполняет все открывшееся ему.

После апостольского времени, в первые века христианства, практика оглашения слушающих также столкнулась с трудными случаями обеих групп, о которых мы говорили выше. Реакция на них сохранилась и в проповедях учителей и катехизаторов, и в канонических постановлениях.

Поэтому не случайно то, что логика научения слушающих предполагала не только обретение духовного опыта, но и испытание или выявление подлинности веры и покаяния, о которых заявлял катехумен. Так, можно вспомнить толкование Оригена на кн. Судей, где он уподобляет катехуменов ратникам войска Гедеона (Суд 7:1–8) и тому, как его воины ведут себя во время отбора перед сражением⁹.

Если касаться первой группы, или агрессии лицемерия, то мы видим ее последствия в отношении, например, сроков оглашения слушающих: или есть стремление их неоправданно сокращать, что приводит к необходимости их постоянно оговаривать и даже канонически закреплять; или есть стремление сроки продлить до гробовой доски, что приводит к необходимости постоянно убеждать в необходимости своевременного крещения (блж. Августин вообще доходит здесь до крайности, начиная утверждать, что спасутся только крещеные, желая страхом заставить принять крещение).

Цель у лицемерного духа была не только «смять» сроки, сделав их заведомо нереальными, но и разрушить содержание оглашения слушающих. Аргументы у лицемерия те же, что и сейчас: а) оно предлагает верить в действенность крещения самого по себе и б) верить в то, что покаяние, как уход от идолов и пороков, есть следствие крещения, а не его условие.

Что касается второй группы трудных случаев, то о них упоминаний немного. В основном это канонические постановления, которые допускают сокращение сроков катехизации слушающих в чрезвычайных обстоятельствах (как правило, угроза смерти) или их удлинение, когда речь идет о языческих учителях или спонсорах (фламенах), или в случаях епитимьи для оглашаемых¹⁰.­

В современных практиках острота вопроса о «трудных случаях» прямо зависит от целостности и последовательности в следовании логике оглашения слушающих. Чем больше настроенности на целожизненное и практическое покаяние, тем острее проявляют себя трудные случаи первой и второй группы.

Скажу здесь только о двух случаях.

В практике оглашения Неокатехумената очень много внимания уделяется разрешению проблемы «казаться» и «быть». Дело в том, что само происхождение этого движения связано с борьбой с номинальным христианством, номинальным воцерковлением, поэтому и называется оно «Неокатехуменат». В рамках оглашения слушающих там предполагаются специальные испытания‑скрутиниумы, для того чтобы решить вопрос не только качества, но и лицемерия. Есть и особое отношение ко времени научения: по наблюдениям тамошних катехизаторов, на нечестных или потребительских мотивах человек может держаться в рамках Неокатехуменального пути до 3‑х лет, в редких случаях до 5‑ти, поэтому оглашение слушающих в среднем занимает 4 года. О второй группе «трудных случаев» ничего не говорится. Известно, что члены движения особо заботятся о детях, уделяя им еженедельно специальные встречи.

В практике катехизации слушающих в Преображенском братстве о «трудных случаях» также знают достаточно хорошо. В связи с первой группой существует в практике система собеседований и личное поручительство, но главное не это, а то, что сама практика научения и послушания заповедям и старшим одновременно должна быть и испытанием, выявляющим и решающим проблему лицемерия.

Что касается «трудных случаев» второй группы, то здесь существует достаточно хорошо разработанная система подходов, отраженных прежде всего в диссертации проф.-свящ. Георгия Кочеткова «Таинственное введение в православную катехетику», в которой одна из глав полностью посвящена проблеме так называемых «особенных катехуменов»¹¹. Здесь говорится о существенных особенностях оглашения слушающих в зависимости от пола, возраста, состояния здоровья и других характеристик оглашаемых. Для многих из них пригодна специально разработанная в Преображенском братстве практика «краткого оглашения».

Критерии перевода в «просвещаемые»

Теперь несколько слов о критериях перевода в просвещаемые, т. е. критериев достижения оглашения слушающих своей цели.

Нужно сразу сказать, что эти критерии практически полностью совпадают с каноническими критериями готовности к крещению, за исключением личного исповедания веры и отсутствия беснования. (Это легко понять, ведь просвещаемые (или избранные, или требующие) – это разряд оглашаемых, непосредственно готовящихся к предкрещальному целожизненному покаянию, связанному с принесением обетов Крещения и личным исповеданием веры. Церковь хорошо знала, что для принесения обетов Крещения нужна свобода от духа зла, иначе исповедание веры будет силою чуждого духа (то, что бес может исповедовать Христа, мы знаем из текста Нвого завета), поэтому этап просвещения есть не что иное, как достаточно длительный – протяженностью несколько недель – совершаемый через интенсивную проповедь, молитвы и заклинания (запрещения) экзорцизм.)

Итак, общим для всех критерием и в апостольской, и в святоотеческой традиции избрания к просвещению является, во-первых, вера и покаяние; во-вторых – непосредственное или через членов Церкви (т. е. поручителей-крестных) свидетельство Духа о призвании к Крещению.

А) Вера и покаяние воспринимались как практически полные синонимы: на страницах Нового завета¹² или в текстах отцов-катехизаторов мы встречаем призывы к вере и покаянию одновременно или порознь, но очевидно, что имеется в виду одно событие — ответ на Божье призвание, связанное с целожизненным обращением человека на путь Божий. Если человек отвечал на это призвание, то это и значило, что он уверовал, также это значило, что он отвергал свое прежнее упование, меняя образ жизни, т. е. обретал, выражаясь словами Тертуллиана, «первое крещение слушающих» через Слово.

Воды крещения, – писал Тертуллиан в начале III века, – являются печатью веры, но ее начало – в искреннем покаянии. <…> Мы не омываемся, чтобы перестать грешить, но потому, что мы уже перестали. Мы уже омыты в сердцах наших, это – практически первое крещение слушающих (Слово)¹³.

Как я уже указывал, разорвать веру, покаяние и последующее крещение древние катехизаторы принципиально не давали.

Желающие принять крещение и получить благодать Духа, – вторит Тертуллиану Ориген, – очиститесь прежде по закону. Прежде, выслушав Слово Божие, искорените ваши обычные пороки и оставьте ваши варварские обычаи, чтобы, облекшись в кротость и смирение, вы смогли бы принять Святой Дух¹⁴.

(В проповедях или других трудах катехизаторов мы можем найти утверждения, обосновывающие необходимость катехизации и веры перед крещением: «Катехизис постепенно ведет к вере, – пишет в своем “Педагоге” Климент Александрийский, – а вера в момент крещения принимает наставления Святого Духа»¹⁵.

Есть подобное и у свт. Афанасия Великого: «Спаситель заповедал не только крестить, он повелел вначале “учить”, затем “крестить”, чтобы научение породило истинную веру, и уже с верой мы могли бы принять Таинство»¹⁶.)

Готовность к просвещению определялась не только наличием самих веры и покаяния, но достижением их определенной глубины или зрелости: вера должна предполагать не только познание единого Бога, но и Христа как Сына Божьего и Человеческого; покаяние – не только сожаление о пустоте своей прошлой жизни, но и желание (хотя, может быть, еще не способность, которая обретается как плод экзорцизма) полного отречения от послушания сатане на практике. Эта глубина или зрелость, таким образом, предполагали конкретизацию духовного образа Христа, т. е. познание Его как подлинной и конкретной надежды и пути к Отцу (а значит, и к себе, и ближнему), так и демифологизацию образа сатаны, действующего и властвующего в жизни человека через любую ложную надежду, т. е. идола.

Последнее нужно отметить особо. Ведь здесь нужно было помочь слушающему преодолеть всякое лукавство, «стаскивающее» его из перспективы выбора между двумя путями – жизни и смерти – в перспективу некоего «третьего» пути, пути лицемерия, как бы вмещающего служение как Богу, так и мамоне. И если это происходило, то, по-видимому, так же, как это происходит и сейчас: образ сатаны мифологизируется, становится или сказочным, или абстрактным, от него отречься ничего не стоит, в то время как его реальная власть осуществляется через идолов, которые всегда конкретны. Каждый катехумен несет в себе в этом смысле свою рану, свой «привычный вывих», свою конкретную мамону и скрытого в ней беса, в которой сокрыто его подлежащее продаже «все», говоря языком евангельской притчи. И отречься впоследствии он должен прежде всего от этого. Поэтому во всех древних катехизисах, начиная с синоптических евангелий, мы находим обозначение этих идолов, попытку их конкретизации¹⁷. В числе их, что интересно, оказываются не только явные пороки, но и, так скажем, «положительные» вещи, которые, как показывает и евангельский текст, и практика, являются основными оплотами беззакония и законничества в человеческом сердце. Это семья, работа, достаток и карьера, здоровье, комфорт и знания, государство и общественное устройство, власть, чудо, тайна и т. д. То есть все самое ценное, из чего человек строил раньше свою «вавилонскую башню», свое большое или маленькое, но земное счастье.

Б) Вторым необходимым критерием готовности к просвещению было свидетельство Духа или непосредственно, или «опосредованно» – т. е. через как минимум одного члена Церкви, по­ручителя.

Здесь отцы-катехизаторы, по-видимому, опирались на опыт Крещения самих Апостолов, которых избирает до него Сам Христос, Сам же и являясь свидетелем этого призвания. В этом же ключе происходит и крещение ап. Павла (Деян 9:1-19), и эфиопского евнуха (Деян 8:26-39)¹⁸, и сотника Корнилия (Деян 10)¹⁹, где действие и свидетельство Духа говорит о призвании данного человека и о готовности к Крещению. И хотя не все случаи крещения, описанные в Священном писании Нового завета, ярко говорят об этом критерии, тем не менее в огласительных школах повсеместно наличие свидетеля или поручителя было принято как обязательное условие: если его не было, то даже в IV веке, когда катехуменат слушающих стал уже размываться, катехумен не мог попасть в число «просвещаемых» или «стремящихся»²⁰, а в середине II – начале III века – даже и в число «слушающих».

Нужно еще раз обратить внимание, что роль поручителя прежде всего не в контроле за процессом покаяния, чего вообще быть не должно, и даже не в воспитании и помощи, что должно быть, но во вторую очередь, а в свидетельстве о том, что катехумен призван Господом, что изменения, которые в нем происходят, есть проявление ответа на призвание, а не следствие побочных мотивов. Получалось ли это достигать на практике уже к IV–V векам, сказать трудно, так как поручители или свидетели определялись достаточно формально.

Вот как практически все критерии выражает Иустин Философ:

Когда многие убеждаются и веруют в истинность того, о чем мы говорим и учим, и пытаются жить согласно этому, мы учим их поститься и молиться Богу об оставлении их прошлых грехов; мы также молимся и постимся с ними. Затем их приводят к месту, где есть вода, и они возрождаются так же, как возродились и мы²¹.

Или Ипполит Римский:

Когда будут определены намеревающиеся принять крещение, пусть исследуется их жизнь: жили ли они честно, пока были оглашенными, почитали ли вдов, посещали ли они больных, совершали ли добрые дела? И когда те, которые привели их, засвидетельствуют о каждом: «Он поступал именно так», то пусть слушают Евангелие²².

В) Дополнительным критерием к избранию к просвещению является время пребывания в числе слушающих, достаточное для того, чтобы можно было судить о постоянстве намерений, а также были видны первые плоды веры и покаяния. Отцы-катехизаторы II и III веков считали срок достаточным для принятия решения о допуске к крещению не менее 3‑х лет²³. Постепенно он уменьшается. Эльвирский собор называет срок 2 года, оставляя длительность оглашения в 3 года для случаев с отягощением – например, для оглашаемых, бывших прежде языческими жрецами, если, однако, они ни разу не повторят своего греха идолослужения²⁴.

Говорить же о критериях избрания «иже ко просвещению» в современных практиках катехизации на территории бывшего СССР можно, понятно, только в отношении тех из них, где выделяется категория «просвещаемых» , т. е. где вообще есть в принципе этап Просвещения или его можно усмотреть в существующих формах.

К таким можно отнести:

а) в православии:

– практику катехизации Преображенского братства;

– практику катехизации при храме вмц. Екатерины в Киеве.

б) в католичестве:

– официальную практику катехизации на основе Чина христианского посвящения взрослых;

– традиции катехизации, проводимой католическим движением «Неокатехуменат»;

в) в протестантизме:

– обычную практику воцерковления.

Священник Стефан Домусчи: У меня вопрос по поводу сомнения, является ли мирянин христианином. Кто сегодня сомневается, что мирянин, живущий полноценной церковной жизнью, т. е. лаик – христианин? Неужели встречаются такие?

Владимир Якунцев: Отец Стефан, обратите внимание, Вам неслучайно пришлось откомментировать: мирянин, живущий полноценной церковной жизнью. Вот если Вы это уберете – «полноценной церковной жизнью» – и просто скажете «мирянин», то боюсь, что сразу найдутся…

Священник Стефан Домусчи: Во-первых, я абсолютно уверен, что людей, которые назвали бы таких мирян не христианами, не большинство, а меньшинство, мне представляется это совершенно очевидным.

Во-вторых, получается довольно странная ситуация: судя по 7 правилу II Вселенского собора, людей только желающих стать христианами, еще до крещения и даже до оглашения, после определенной молитвы мы можем называть христианами, а людей крещеных – не можем. Я прекрасно понимаю, что есть реальная проблема, когда человек годами не приходит в храм, не участвует в таинствах… Но спросим себя: этот человек отказался от веры сознательно, или он никогда ее и не знал? Уверен, почти в 100 % случаев этих людей никто ничему не научил. Выходит, что мы, не научившие этих людей – христиане, а они нет?

Кто-то родился в верующей семье, а кто-то в семье атеистов, потом обоих крестили – у них что, одинаковые условия? Думаю, здесь общие критерии неприемлемы. Неслучайно в притче Господин не позволил слугам вырывать плевелы – слишком велика опасность вырвать и пшеницу. Возможно, в педагогических целях, чтобы отрезвить человека, ему нужно сказать, что при определенных условиях он не может считаться христианином, но для этого он должен знать, от Кого уходит и от чего отказывается. Иное дело, если человек воцерковленный уходит из церкви – это его сознательный выбор, он и сам не желает, чтобы его считали христианином.

Я бы хотел продолжить по поводу практик катехизации. Я послушал критерии и понял, что к озвученным критериям могу добавить еще один, в третий пункт, т. е. в практику, которая учитывает и слушающих, и реально переводит или не переводит на второй этап – это практика воронежского фонда «Служение», С.Н. Гребенникова, у которого есть «слушающие» и второй этап, перед которым есть беседа, глубокая, серьезная. И если человек не готов, то его не переводят, поэтому, по крайней мере, по тем критериям, которые Вы озвучили, я не вижу поводов не включить и его.

Владимир Якунцев: Еще раз прошу прощения, заведомо знаю, что я многих не назвал. Хотя неудивительно, что у С.Н. Гребенникова в Воронеже это есть, потому что у него есть личный опыт оглашения именно в Преображенском братстве.

Протоиерей Игорь Кропочев: У меня к Владимиру Ивановичу вопрос по поводу протестантской практики. В силу определенных причин меня это особенно интересует, в частности, потому что речь идет о миссии. Здесь не надо, наверное, доказывать, что протестанты в миссионерстве преуспевают во всем мире; другой вопрос, что происходит потом, после того, как тысячи, миллионы обращенных становятся перед серьезными вопросами духовной жизни. Так вот, было сказано, что у всех протестантов – как я услышал – существует нормальная практика оглашения слушающих. Насколько я знаю, обычно происходит следующим образом: сидит зал, произносится проповедь, и потом: «А теперь давайте покаемся, давайте поднимем руку, кто верит в Иисуса Христа, признает свои грехи и хочет покаяться». И собственно все. А что делать после этого? После этого надо идти в церковь и креститься, и найти христианскую общину, в которой вы будете жить как христиане. Я знаю такую практику. И мне кажется, поголовно она выглядит примерно так. Поэтому было бы интересно узнать про примеры конкретных протестантских общин, деноминаций, где существует оглашение слушающих. Просто в качестве изучения.

Владимир Якунцев: Отец Игорь, тот пример, который Вы привели, касается, скорее всего, одного небольшого направления в протестантизме, но, к сожалению, очень миссионерски активного – это харизматическое направление. И там действительно так, там с этим проблемы есть. Что касается основных протестантских направлений: баптисты, реформаты и так далее, то там практика оглашения слушающих примерно такая же, как в IV веке, т. е. все очень просто.

Священник Георгий Кочетков: Прямо святоотеческая.

Владимир Якунцев: Да, все очень просто. Она была неполной уже к IV веку, потому что, переводя на наш понятный язык, по сути дела, в протестантских церквях общинной жизни тоже мало, в основном это такие хорошие, теплые приходы, где есть богослужение на понятном языке, где есть проповедь на понятном языке, где есть специальное богослужение, куда можно привести новоначальных или интересующихся. Как правило, это по выходным дням, по воскресеньям. Допустим, в среду служится для своих, а в воскресенье – для тех, кого можно привести. И люди ходят годами на это богослужение (есть еще малые группы), ходят и изучают Писание. Всё. То есть их как бы лично особо никто не примечает. Конечно, есть какие-то друзья, о них кто-то, может быть, заботится. И где-то раз, два раза в год выходит пастор и говорит: «Итак, кто покаялся, – они понимают, что это такое, – можете приходить, у нас начинаются курсы для подготовки к водному крещению». Что значит «покаялся»? Это значит, что человек зрел-зрел-зрел, ходил-ходил-ходил и в конце концов сам лично понял, что он грешник, что он нуждается в полном прощении грехов. Дальше подготовка к водному крещению, это уже детали, где подольше, где поменьше готовятся, их как-то крестят, но принцип именно такой. Еще раз хочу обратить внимание, что богослужение, литургия оглашаемых, в IV–V веках было, собственно, единственным средством оглашения слушающих. Они просто ходили в храм, стояли где-то в притворе, слушали богослужение, проповедь.

Протоиерей Игорь Кропочев: Тогда второй вопрос: а разделяется ли изучение Священного Писания? Здесь мы говорили о том, что оглашение слушающих – это Закон и Пророки. У протестантов, как я понимаю, все идет в комплексе. Изучение Священного писания включает и Ветхий завет, и Новый завет, или все-таки их слушающие приходят на богослужение вместе со всеми, они вместе поют гимны, еще не крещеные, но уже христиане, так?

Владимир Якунцев: Дело в том, как определяется, уверовал человек или нет, ожил он или не ожил. Цитирую баптистского пастора: «Когда человек ожил – он хочет есть». Что ему нужно? Слово ему нужно. Человек приходит за Словом. Это значит, что он уже верующий. Еще один признак – когда ожил, то тянется к таким же живым, поэтому его тянет в собрание. Вот, собственно говоря, два критерия. И протестантское богослужение по воскресеньям, причем специально адресованное для таких людей, предполагает как раз пение псалмов, гимнов на уровне, понятном слушающим.

Протоиерей Игорь Кропочев: Ветхий завет или одновременно и Новый завет?

Владимир Якунцев: Новый завет есть, но акцент на конкретных заповедях Закона, на такой практической праведности.

Священник Максим Плякин: Меня немножко резанула категоричность, с которой прозвучала первая часть Вашего доклада, что если мы не включаем в оглашение Закон и Пророки – то, что осталось у нас в Постной Триоди, как некие следы той давней практики, то нет никакой надежды. Мы прекрасно знаем, что история христианства пестрит примерами, которые мы, конечно, осознаем как исключения, тот же мученик Аглаий Севастийский, мученик Феоктист Никомидийский, когда люди приходили ко Христу не просто не наученные Закону и Пророкам, а с нулевым уровнем знаний о вере. Недавно в интернете была дискуссия об этом в «Живом журнале» моего доброго друга, тоже саратовского священника, вообще, какой уровень необходим человеку, чтобы дойти-таки до Христа. И многие участники дискуссии высказывали точку зрения, что принципиально достаточен ноль. Если уж человека позвал Христос, то знает или не знает – он придет рано или поздно. И вопрос такой: насколько оправдана эта категоричность? Что если мы не соблюдаем схему Закон – Пророки и дальше уже Благая весть Иисуса, насколько мы можем тогда человеку отказать в праве идти ко Христу дальше?

Владимир Якунцев: Схема, отец Максим, необязательна, а суть обязательна. Потому что, как это ни странно, необязательно, чтобы усвоить опыт Пророков, например, читать пророков, тем более всех. И чтобы войти в опыт праведности по Закону, не обязательно, как говорится, знать всю букву Торы. Те примеры, которые Вы приводите, говорят о том, что действительно Господь любит любого человека, который ищет правды, из любого народа, и нет у Него лицеприятия. Но традиция катехизации учитывает не исключительные, даже, можно сказать, гениальные случаи, а штатные, обычные, рассчитанные на большинство людей.

Александр Копировский: Про схему очень коротко. Дело в том, что в нашей практике, например, нет такой схемы: ноль – Закон – Пророки – Христос. Понятно, что люди приходят ко Христу и затем становятся на основание Закона, потому что нельзя быть христианином и провозглашать сплошную любовь и беззаконие. Так что схема, конечно, очень упрощает суть процесса, на самом деле все значительно интересней. И Закон, и Пророки постигаются, во-первых, в свете Евангелия, а во-вторых, уже хоть с какой-то, но христианской верой, пусть минимальной.

Священник Максим Плякин: Нет, мой вопрос как раз был не о ценности Закона, я его вовсе не думаю отрицать, но о категоричности. Если схема упрощает, тогда да.

Владимир Якунцев: Я говорил не о схеме, я говорил о духовном опыте.

Священник Георгий Кочетков: Этот опыт может быть дан очень быстро, иногда даже мгновенно, как у тех же севастийских мучеников – такие примеры всегда есть. Господь вообще приводит к Себе людей иногда самым неожиданным образом, мы это все хорошо понимаем и знаем, поэтому мы никогда не преграждаем Господу Богу возможность действовать, не заставляем Его действовать по схеме. Просто логика вещей заставляет нас иногда придерживаться определенной последовательности, чтобы не выпало что-то важное. Если есть возможность, надо человеку что-то дать в нормальном, рабочем порядке, чтобы он мог усвоить это сразу. Потому что потом человек все равно к этому придет, допустим, после крещения, если он до крещения что-то не усвоил. Ему все равно приходится многое восполнять, но то, что потом – оно уже потом. Есть такое убеждение, что возможности в жизни человека не повторяются, если что-то человек упустил, значит, он пропустил, т. е. если что-то упущено, то это уже как бы ущерб для Церкви или для самого человека, хотя и не для Господа Бога.

Владимир Якунцев: Восполнить можно, но, как правило, с большим трудом и с большими потерями.

Священник Георгий Кочетков: Да, конечно, категоричность как форма выражения иногда бывает просто следствием горячности, это понятно. Я тоже так воспринял, но это нормально для дискуссии.

Священник Максим Антоненко: Владимир Иванович, я совершенно согласен, что для того, чтобы человек усвоил или пережил в какой-то мере опыт Закона и Пророков, необязательно читать все Пятикнижие и всех пророков. Но меня вот какой вопрос волнует. Как можно выразить, сформулировать суть этого опыта пророков? Возможна гипотетически такая ситуация: человек вообще не читал Пророков, но при этом можно сказать, что он усвоил пророческий опыт? Если это возможно, то что это за опыт?

Опыт закона – это опыт неких границ, в широком смысле слова, это некое ограничение, указание пути. А опыт пророков – это что?

Владимир Якунцев: Опыт пророков – это способность все оставить, все свое, даже доброе, даже хорошее, и жить «единым на потребу», полностью отдаться велению Духа, велению совести. Вот такая бескомпромиссность.

Священник Максим Антоненко: Можно сказать, что это опыт целостной и бескомпромиссной верности Богу, опыт ответа на Божье призвание?

Владимир Якунцев: Совершенно верно. Важно еще то, что он не «улавливается» законом.

Священник Георгий Кочетков: Этот момент мне тоже хотелось бы подчеркнуть, спасибо о. Максиму. Действительно, есть вещи, которые законом не улавливаются. Закон – это рамки, без них идти дальше очень трудно. Но пророчество хорошо тем, что пророк не занимается прогнозами, это опыт личного, внутреннего прорыва сердца.

Давид Гзгзян: Мне кажется, что в этом отношении пророчество все равно не противостоит закону. В Писании они все время идут вместе, и в Евангелии тоже говорится о Законе и Пророках. Но пророк — это человек, лично свободный в законе, т. е. он сам в состоянии творить закон в своей жизни, и не только в своей, не нарушая закона. Он просто настолько проникнут духом закона, что ему не нужен книжник, который ему будет толковать ту или иную ситуацию или прикладывать к ней ту или иную букву закона. Это именно опыт духовной свободы, которая всегда выражается в том, что может появиться новый закон жизни, преемственный по отношению к Торе, но ни в коем случае ею не исчерпывающийся. Пророки ведь в течение всего Ветхого завета только и делают, что обновляют закон. Они не учат другому закону, но обновитель закона – это пророческий дух, и человек, не имеющий его, не свободный духовно, никогда не рискнет это делать.

Протоиерей Василий Чобану: Свободный в законе – Вы красиво сказали. Истина делает его свободным.

Священник Максим Антоненко.:Закон Бога – это еще не Бог, и пророк ведет от закона к даровавшему его Богу.

Давид Гзгзян: Вот именно. Чтобы услышать закон, надо тоже быть пророком.

Священник Максим Плякин: И не будет ему нужды в каменных скрижалях, но сердце его станет скрижалью, над которой воссияет голос Божий.

Давид Гзгзян: По поводу «мирян», я напомню, что каноническая категория мирянин, т. е. биотик или космик, по букве противоречит древнецерковному термину лаик. В этом смысле категория лаиков канонически на сегодняшний день в Церкви ­отсутствует. А мирянин-биотик – это как раз тот, который не посвящен в жизнь Церкви. Это значит, что Владимир Иванович фактически буквально цитирует канонические постановления, до сего дня действующие.

Протоиерей Василий Чобану: Вот прихожане, они же и приходят, они же и уходят, т. е. слово «прихожане», наверное, тоже…

Давид Гзгзян: Они при этом непосвященные, есть такая странная категория членов Церкви – непосвященные.

Реплика: А категория слушающих – это что?

Давид Гзгзян: Очевидно, что они непосвященные, но в данном случае это неудивительно, ведь крещения еще не было.

Юлия Балакшина: У меня вопрос, касающийся такого критерия, как наличие поручителей. Ведь известно, что и в приходской практике те, кто приводят людей на крещение, часто вообще случайные люди. Но и у нас часто люди, которые приводят людей на оглашение, не совсем готовы к тому, чтобы приносить свидетельство о действии Духа в жизни этого человека. Кто в этом случае может взять на себя функцию поручителя? Может ли это сделать сам катехизатор или какие-то верные члены Церкви? Или мы должны добиваться того, чтобы люди, приведшие человека на крещение, были готовы к тому, чтобы за него поручиться?

Владимир Якунцев: Тут, наверное, так же, как в случае, когда священник кого-то крестит и при этом очевидно, что крестные нецерковные, а то и неверующие. В этом случае, как известно, автоматически крестным становится сам крестящий священник. Он отвечает за судьбу и путь этого человека. Он, собственно говоря, тот, кто реально несет ответственность и принимает решение. Так же и здесь: если нет поручителей, свидетеля нет, то ответственность полностью берет на себя катехизатор. Хотя на практике это сделать очень сложно, потому что вероятность ошибки здесь достаточно велика.

Священник Георгий Кочетков: Это еще вопрос личного общения и доверия, т. е. как раз того, на что нужно основное время катехизации: чтобы сердце раскрылось, чтобы все стало видно. Как говорил Давид Мкртичевич, чтобы Церковь показала самое себя, но и чтобы люди показали самое себя, чтобы можно было одно соотнести с другим.

Первое пленарное заседание завершается. Остался один маленький дополнительный вопрос. Если логика процесса первого этапа оглашения, оглашения слушающих, более-менее ясна: есть люди, пришедшие к познанию истины, жаждущие этого познания, есть Закон, есть Пророки. Не совсем ясным остается начало этого этапа. На самое начало, мне кажется, времени было уделено недостаточно, потому что начало – это очень важно. Здесь, кажется, о. Стефан Домусчи ввел термин предоглашение. Он более-менее известный, но немного плавающий и довольно спорный, потому что употребляется в разных контекстах немного по-разному.

На самом деле это очень серьезная вещь. Действительно, на предоглашении могут быть все, человек как бы никаких обязательств ни перед Богом, ни перед Церковью на предоглашении еще на себя не берет. Это очень важно и существенно: он может быть вообще неверующим, может быть инаковерующим, хоть сатанистом, бывали и такие случаи. Если он интересуется, разве Господь Бог не может его призвать к Себе? Может. И разбойник покаялся на кресте. И сатанисты каются. Но вот как соотнести, допустим, то, что мы называем в Преображенском братстве первой частью первого этапа оглашения, с предоглашением? Это вопрос начала. Как начинать собственно катехизацию слушающих? С чего? Нужно ли предоглашение? Во всех ли случаях нужно? Или оно вообще не обязательно? Или предоглашением является эта самая первая часть, когда люди задают общие вопросы, немножко знакомятся, в нашей практике при этом читают книги Притч и Премудрости, что является очень хорошим фоном для таких вещей и поводом для хороших, важных разговоров. А уже потом следует часть, которая посвящена Закону, затем Пророкам. Что бы Вы могли сказать, Владимир Иванович?

Владимир Якунцев: Дело в том, что предоглашение – и это принципиально важно – является заключительной частью миссии. И очень важно, что предоглашение не рассчитано, не предполагает обязательно верующих людей, но предполагает действительно заинтересованных, ищущих, тех, для кого вопросы духовной жизни очень живы и актуальны. В нормальном случае граница Церкви проходит между миссией и катехизацией, потому что на катехизацию должны попадать уже верующие, т. е. люди, которые во всяком случае могут ясно себе и другим сказать, что они верующие, что хотят креститься, воцерковиться, стать христианами и т. д. Но когда начинается катехизация, т. е. первый этап, то непосредственно приступить, например, к практике исправления жизни не удается. Нужен обязательно какой-то период, я назвал бы его «вводный период». То есть в Закон нужно ввести, в Писание нужно ввести, ввести в какой-то элементарный язык образов Писания. Поэтому очень хорошо начать читать книги Премудрости: Притчи Соломона, книгу Премудрости ­Иисуса, сына Сирахова, и книгу Премудрости Соломона, где излагается опыт, достаточно понятный многим, какие-то понятные примеры. Хотя очевидно, что многих вещей читающие эти книги не учтут, ведь книги Премудрости – это не введение в Закон, а размышление над Законом. Но тем не менее это помогает как-то смягчить вход в опыт Закона. Поэтому есть некоторая протяженность, месяца два – два с половиной. За это время можно и какое-то доверие обрести, и подготовиться к восприятию проповеди Закона.

Священник Георгий Кочетков: Если оглашается группа?

Владимир Якунцев: Да. Когда уже начинается чтение книг Закона, то очень важен сразу настрой на исполнение, т. е. не просто читаем, а стараемся сразу исправлять то, на что совесть будет указывать. Короче говоря, после предоглашения сразу приступить к исполнению невозможно. Нужен какой-то период, его можно назвать: введение в Закон, или введение в Писание.

Священник Максим Антоненко: А книга Экклезиаста используется в Преображенском содружестве? У меня относительно нее большие сомнения, она, с одной стороны, очень необходима, а с другой стороны, иногда бывает очень сложной.

Дмитрий Гасак: Это если философы оглашаются, только тогда.

Священник Георгий Кочетков: У нас не всегда используется.

Давид Гзгзян: Когда катехизатор сам немного философ.

Свящ. Максим Антоненко. Я философ по образованию.

Священник Георгий Кочетков: И под конец возникает вопрос: все-таки важно, к чему лучше стремиться священнику, если у него есть реальная возможность, – оглашать по отдельности людей или в группе? Что предпочтительнее на первом этапе? Потому что личное оглашение все-таки лицом к лицу, оно бывает дружеское, теплое, доверительное, людям трудно удрать в кусты «в минуту жизни трудную», а в группе всегда легко спрятаться за чью-то спину, можно уйти или не прийти, и т. д. Тем не менее мы в Преображенском братстве традиционно отдаем предпочтение группам. Почему?

Владимир Якунцев: Но это не только в Преображенском братстве, везде, где много думали над катехизацией, везде групповой способ – основной. В Неокатехуменате, у католиков в официальной системе только групповой. Причем они обосновывают это традицией, они считают, что у Христа метод катехизации был групповым. То есть это не вообще «море разливанное», это группа, но в определенных пределах: 12–15 человек.

Священник Георгий Кочетков: А сто нельзя?

Владимир Якунцев: Сто – это уже сложно. Видимо, тут есть какой-то диапазон, какой-то фарватер, внутри которого удается сохранить личностность, и очень важно включить, извините за слово, механизм «горизонтальных» связей. Потому что оглашаемые, если в группе ситуация хорошая, очень серьезно помогают друг другу. Более того, это сразу их ставит как бы в определенный контекст, в определенную среду, где отношения друг с другом становятся очень важными и ценными для них. Это тоже очень важный элемент воцерковления, потому что воцерковление имеет не только «вертикальное», но и «горизонтальное» измерение.

Протоиерей Владимир Герченов: Группа закрытого типа набирается с начала и ведется до конца, или допустимо вхождение в группу человека, с которым отдельно перед этим, естественно, нужно индивидуально поработать? Как в вашей практике делается? Предпочтительнее все-таки группа одна или внедрение возможно?

Владимир Якунцев: Предпочтительнее, чтобы одна.

Протоиерей Владимир Герченов: Но на практике все-таки бывает, что человек приходит и…

Владимир Якунцев: Бывает, что кто-то может войти, но это всегда очень большой риск. И войти не просто так, по удобству, а потому, что человек в данном случае какой-то свой опыт духовный имеет, сравнимый с тем, что имеют члены группы. Потому что если этого нет, тогда человек в группе будет чувствовать себя в изоляции, он просто не будет ничего понимать.

Протоиерей Владимир Герченов: То есть приведение его на какой-то уровень?

Владимир Якунцев: Дело даже не в материале, не в словах, а просто это действительно введение в опыт, в предание. У него будут совершенно другие вопросы, все будет другое.