Условия завершения катехуменами основного этапа катехизации

Мне предложено сказать несколько слов о том, какие существуют условия завершения второго этапа катехизации. Слово «условия» стоит во множественном числе, но на самом деле нужно постараться подробнее раскрыть детали единственного условия завершения основного этапа оглашения – достижение его цели. А его цель (как мы уже слышали) – подготовка к покаянию и само предкрещальное покаяние, свидетельствующее о возвращении человека к Отцу, о согласии человека принять дар богосыновства и жить, подражая истинному Сыну Божьему Иисусу Христу.

Итак, каковы условия, соблюдение которых свидетельствует о завершении основного этапа? Представляется, что их нужно искать прежде всего в чинах предкрещального покаяния, потому что в них мы можем найти не частное мнение или практику, а устоявшуюся кафолическую церковную норму. Причем, чтобы наш взгляд был более объемным, мы опирались не только на чин, который применяется в нашей церкви, но и на «Чин посвящения взрослых», используемый в католической церкви.

В результате можно сделать следующие выводы.

Первое условие завершения основного этапа катехизации – положительный результат экзорцизма. Свидетельство о том, что это является условием и показателем действенности этого этапа, мы находим уже в «Апостольском предании» Ипполита Римского. Он пишет:

И когда подойдет день крещения, то пусть епископ возложит руки на каждого для уверенности в том, что он очищен. Но если найдется человек, который не очищен, то пусть его отстранят [от крещения], потому что он слушал слова наставления без веры. Ибо (злой и) чуждый дух оставался в нем¹.

Понимание этого вошло и в чины, которые используются в нашей церкви: второй этап начинается с экзорцизмов, они могут совершаться в течение его и обязательно совершаются по его завершении. Ведь для того, чтобы человек приступил к чину покаяния, т. е. чину отречения от сатаны и сочетания со Христом, и после него был бы назван уже крещаемым, необходимо совершение так называемой «четвертой» молитвы, которая содержит в себе последнее экзорцистское действие основного этапа катехизации. В нормальном случае она должна завершать процесс борьбы просвещаемого с духами дьявола и свидетельствовать об этом. Но если в сердце просвещаемого остается, как сказано в этой молитве, «сокрыто гнездящийся злой и нечистый дух», «дух заблуждения, дух злобы, дух идолослужения и всякой алчности, дух лжи и всякой нечистоты»², что во время экзорцизма проявляется в виде духовного конфликта, то человек должен быть отстранен. Причина в том, что, как пишет св. Ипполит, просвещаемый «слушал слова наставления без веры» и слово не очистило его (Ин 15:3), или не было самого слова наставления, или оно было недухоносным и занудным. В любом случае такой человек не обрел освобождения и, следовательно, не может принести покаяние и обеты, ибо раб себе не принадлежит и ничего обещать не может.

В чинах посвящения католической церкви мы также можем увидеть эту логику. В непосредственной близости к совершению таинства с интервалом в одну неделю после литургии Слова совершаются три скрутиниума (лат.: исследование или испытание), основной частью которых являются экзорцизмы. Цель испытаний – обнажить духовную реальность человека перед ним самим, чтобы иметь возможность духовного действия в соответствии с ней.

Второе условие окончания основного этапа оглашения – открытое отречение от старого закона жизни и свободное обещание следовать новому: просвещаемый отрекается от всех дел сатаны и его ангелов, поклонения ему и великолепия его и, следовательно, утверждает свое сочетание со Христом через участие в Его деле, которое заключается в исполнении воли Отца и в прославлении Его святого Имени. О реальности такого отречения и сочетания свидетельствуют дела самого просвещаемого, явленные им и в течение оглашения. Они должны показывать, что кандидат к крещению начал менять свою жизнь, познав Христа (и ученичество у Него) как Путь жизни, Дверь и Узкие Врата, вне которых – власть князя мира сего. Поэтому воля просвещаемого должна умереть не только для греха (Рим 6:11), но и для закона (Гал 2:19).

В чинах посвящения католической церкви используется только самая древняя часть чина – отречение от сатаны и всех дел его и от греха.

Третье условие завершения основного этапа – возврат символа веры через свободное признание (исповедание) своей веры. В кого и во что верует просвещаемый, что он услышал и принял из того, что ему возвещалось? Насколько это сочетается с верой Церкви? (Вспомним, что в древности обозначалось словом «символ». Это был, как правило, конкретный материальный предмет, который для определенной группы людей имел не только смысловое, но и верительное значение: уникальность разлома этого предмета, проверявшаяся при соединении частей, служила для них удостоверением.)

В нормальном случае просвещаемый должен был в присутствии собрания и предстоятеля исповедать свою веру «своими словами», опираясь на принятый церковью крещальный символ веры. В нашей церковной практике в этом качестве используются сейчас два символа: краткий «Я верую в Него как в Царя и Бога» и пространный – Никео-Цареградский³.

В чинах католической церкви возвращение символа веры существует отдельно от исповедания веры непосредственно перед крещением и призвано готовить к этому исповеданию. Оба чина совершаются в Великую (Святую) субботу. Исповедание веры предваряет само крещение. В чине передачи и возвращения символа используется преимущественно Апостольский символ веры, а Никео-Цареградский предлагается как возможность. Это действительно лучше, так как Апостольский символ не нагружен догматическими категориями (см. сн. 3).

Четвертым и, возможно, последним условием окончания основного этапа катехизации является свидетельство Церкви в Духе Святом о реальности происходящего с кандидатом в крещаемые. Выражается это в свободном и беспрепятственном утверждении «аминь», произносимом всеми верными, присутствующими во время чина покаяния. Это утверждение является свидетельством об ответе Божьем как на «четвертую» молитву, так и на исповедание просвещаемым своей веры. Выражается это и в исполненном торжества и радости благословении Бога⁴, хотящего, «чтобы все люди были спасены и пришли к познанию Истины» (1 Тим 2:4), и не осуждаемом совестью утверждении «аминь» после молитвы о сподоблении крещения, делающей просвещаемого крещаемым.

Соблюдение этого условия предполагается и чинами католической церкви. Практически все чины посвящения совершаются перед литургией Слова или в ее конце, предполагая участие и открытое свидетельство всего собрания и лично поручителей. Это отражает «основной принцип христианского посвящения», как он формулируется католиками: «Подготовку к крещению и христианское наставление осуществляет народ Божий, т. е. Церковь, которая передает и поддерживает воспринятую от апостолов веру»⁵.

Существуют, конечно, и другие условия завершения основного этапа катехизации вплоть до дисциплинарных, но они имеют более периферийный или частный характер.

Дьякон Иоанн Логинов: Говоря о критериях перехода на второй этап, Д. С. Гасак, в частности, назвал покаяние. До этого в своем докладе о. Георгий Кочетков упоминал о том, что на первом и на втором этапах обсуждается тема смертных грехов и есть разные форматы такого обсуждения. Можно узнать, в чем состоит эта разность и как это конкретно связано с покаянием? То есть каково должно быть качество покаяния при знании этих смертных грехов?

Дмитрий Гасак: Здесь мы опять сталкиваемся с необходимостью последовательности в постижении Закона, постижении не только интеллектуальном, но и опытном. С первого этапа мы начинаем чтение книг Закона, соответственно встает весь пласт этических проблем, которые связаны с корпусом ветхозаветных книг. Однако есть определенная последовательность в решении тех или иных этических проблем. И начинать нужно с самых тяжелых вещей. В какой-то момент катехизатор проводит беседу о смертных 
грехах, и только тогда в сознании оглашаемых возникает понятие «смертный грех». При этом необходимо специально акцентировать внимание оглашаемых на том, что речь идет о смертных грехах в области этики. Потому что со смертными грехами большая путаница, так как они бывают этического, аскетического или мистического свойства. Слава Богу, оглашаемые об этом редко говорят. Но, по крайней мере, на аскетику их «пробивает» сразу. Поститься или бороться с чревоугодием, с гордыней – хлебом не корми. Но здесь важно четко провести границу: пожалуйста, кушайте, что хотите, но прелюбодействовать, поклоняться идолам все-таки не надо, уважать отца и мать нужно и т. д. Иными словами, речь идет о смертных грехах в Ветхом завете. И здесь уже ставятся определенные границы, оглашаемые четко понимают, для них и грех возникает по тому образу, о котором ап. Павел говорил: не было бы греха, если бы не было закона. Так возникает эта граница – смертный грех, и они уже не могут совершать его просто так. То есть все равно, конечно, грешат, но уже рефлексируют по этому поводу. А беседа проводится, как Бог на душу катехизатору положит.

У нас в институте вышло специальное пособие к беседам по смертным грехам, где собраны цитаты из Ветхого завета и какие-то комментарии, потому что оглашаемые должны научиться считывать их в библейском тексте. Катехизатор дает задание, например, за неделю-две найти в читаемых книгах грехи, за которые полагается смерть. И они находят, выясняют, за что в Ветхом завете полагалось грешника побивать камнями. И здесь бывает много открытий: за прелюбодеяние, за кощунство, непочитание отца и матери и т. д. Заодно объясняем, что значит смерть. Во-первых, есть смерть физическая, во-вторых, погибшим считался человек, которого выгоняли за стан, т. е. он извергался из народа, переставал существовать в принципе. А когда мы говорим о законе как о Декалоге, как об определенной системе, которая внутри себя взаимосвязана (о чем сегодня рассказывал о. Георгий), им дается задание составить нечто подобное, но применительно к собственной жизни. Понятно, что нехорошо красть, предавать и т. п., но среди Десяти заповедей есть такие, которые для современных людей не актуальны. Но что тогда для них означает Божий закон? Не просто борьба с каким-то одним грехом, какой-нибудь мелочью вроде того, что не выучил урок или пришел на экзамен неподготовленным, а именно как определенная система, охватывающая самые тяжелые поступки, за которые их совесть обличает. Собственно, здесь и нужна помощь катехизатора.

Протоиерей Александр Лаврин: Все время говорится о том, что на втором этапе оглашаемый начинает исполнять закон, но сейчас Вы сказали очень важную вещь: при этом он продолжает в той или иной степени его нарушать. Не переродится человек за один день. Я так понимаю, он начинает исполнять закон в смысле, что у него уже есть возможность и желание, т. е. как процесс, а не как совершившийся факт.

Мне кажется, это очень важно зафиксировать, потому что данное требование люди по инерции понимают фарисейски, что, мол, теперь уже Закон надо исполнять. В том-то и дело, что закон исполняется творчески всю жизнь. Просто, раз и навсегда, исполнить закон невозможно. Через следование заповедям – на самом деле через процесс – человек понимает, что для него закон.

Дмитрий Гасак: Конечно. Но здесь действительно важна постепенность. Есть время, причем достаточно продолжительное, несколько месяцев, может быть, до полугода – от начала беседы о смертных грехах до перехода на второй этап, – чтобы оглашаемые решили проблему своих смертных грехов раз и навсегда. Ее зачастую невозможно решить за 5 минут. Допустим, люди иногда годами живут не расписанными, порой такие жизненные узлы приходится распутывать, быстро не сделаешь. На это нужно время. Но есть как начальная граница, так и конечная – есть второй этап, переход, где Церковь должна сказать: дальше смотри, эти проблемы должны быть решены. Не в надежде, когда-нибудь, а сейчас. И это вещь принципиально важная.

Священник Георгий Кочетков: Да, здесь очень важны все эти различения, я еще раз хотел бы это подчеркнуть. Второй этап – в движении, ему обязательно что-то предшествует и что-то последует. Трудно всё воспринимать в движении, даже понятие смертного греха. Мы, кажется, на предыдущей конференции говорили о трех видах совершенно разных смертных грехов – этических, аскетических и мистических. Конечно, на первом и на втором этапах оглашения речь может идти о борьбе только с этическими грехами, которые связаны с прямым нарушением конкретной заповеди, когда можно точно проследить, исполнена она или не исполнена. Аскетические – тяжелые грехи, та же гордость, допустим, – где это проследить нельзя. Кто скажет, что он полностью поборол свою гордость? Или что он нищий духом? Никто, ни один нормальный, во всяком случае, вменяемый христианин, даже самый смиренный, самый святой человек этого про себя сказать не может. Про другого – может, про себя – нет. Про мистические грехи вообще и не говорю: они не прощаются ни в веке сем, ни в будущем – хула на Духа Святого и неверие во Христа.

Это важно очень четко различать. Конечно, тут есть некоторая условность, мы это прекрасно понимаем и поэтому толкуем эти вещи, расширяем, чтобы люди могли применять их к современной жизни. Тем не менее отталкиваемся только от того, что дает лишь Ветхий завет, правда, в своем полном объеме: смертные грехи – это то, за что буквально положена смерть. Сказано: не убей, и всё. Сейчас никто не убивает, но на оглашаемых это производит сильное впечатление. Когда говоришь: за это побивали камнями, они не очень понимают, что значит – побить камнями, где эти камни, которыми можно побить современного человека. Но когда немного картину представишь, они начинают действительно ощущать, что есть грехи крайне опасные как для них самих, так и для окружающих. Самых разных грехов вообще может быть миллион. Но смертные грехи особенные: во-первых, заразны до безобразия, во-вторых, они системные, навязывают себя человеку и навязчивы тоже до крайней степени. Человек, может быть, и не хочет грешить, но…

Я хотел бы немного восполнить то, что очень хорошо сейчас прозвучало в обоих докладах, напомнив, о чем мы говорили в первой половине сегодняшнего дня и что имеет прямое касательство к вопросу о критериях как начала, так и конца второго этапа. Речь шла о вере, надежде и любви, о божественном желании изменяться, исполнять волю Божью, проявлять эту любовь в конкретной жизни. В. И. Якунцев говорил о вере, покаянии и свидетельстве. Д. С. Гасак дополнил это еще одним критерием: отношение к Кресту и ко Христу. Я бы добавил надежду и любовь и божественное стремление двигаться, пойти за Христом. Это – желание, потому что до конца довести всё не может ни один человек, никто законом не спасается, как известно, никто не может исполнить весь закон.

Еще одно дополнение. Не знаю, сейчас нам это понадобится или в будущем, но к сведению тех, кто имеет в виду всю систему второго этапа оглашения: мы произвели некоторые изменения в этой системе, в начальных темах – во второй и четвертой. Они сейчас очень сложны: Божественное Откровение, Богопознание, Священное писание и писания церкви, вообще Священное Писание с большой буквы, Предание с большой буквы и т. д. Это надо переносить в приложения, а на втором этапе во вторую тему предложено перенести Символ веры, а в четвертой дать материалы по экологии и биоэтике. Уже в этом году на оглашении мне пришлось провести для всего потока такую беседу. Хочешь не хочешь, об этом приходится думать и говорить, это современные проблемы, которые касаются многих людей. Мы, правда, понимаем их немного расширительно: в биоэтику, например, добавляем вопросы гомосексуализма и тому поднобные вещи, которые могут быть или не быть в ее составе, но так как об этом сейчас много говорится, приходится находить возможность специально об этом сказать.

Юлия Балакшина: Мой вопрос касается отказа от смертных грехов как критерия перехода на второй этап оглашения. Одним из главных смертных грехов является идолослужение. Если в эпоху ранней церкви поклонение идолам имело определенный культ с общеизвестными внешним формами (мы вспоминали как один из критериев перехода на второй этап неупотребление идоложертвенного), то идолы современного человека не так легко внешне опознаваемы. Идолом сегодня может стать поклонение семье, комфорту, благополучию, здоровью, принцип потребления. Можно ли по каким-то внешним критериям увидеть, что человек действительно от своих идолов отказывается?

Владимир Якунцев: С одной стороны, действительно можно сказать, что есть разница между идолослужителями в древние времена и сейчас. Но внутренний механизм четко остается тем же самым. Идолы – это ложная и поэтому смертоносная надежда, и, что очень важно, в отличие от истинного Бога, любой идол всегда порабощает, через него сатана обретает власть над человеком, и он уже «не может ничего с собой поделать». Недаром для характеристики подобной ситуации, когда кто-то сам себе не принадлежит, в русском языке есть очень хорошее слово – «сатанеть». Когда человек сатанеет, он начинает говорить что-то такое несуразное, его парализует жуткий страх, это – зона несвободы.

В нормальном случае к концу первого этапа оглашаемому это должно быть известно, он должен захотеть – хотя это очень трудно сделать – ясно увидеть свои ложные надежды. И это опыт, плод некоторого самопознания: человек должен себя так увидеть. И если у оглашаемого к концу первого этапа это не происходит, то, видимо, он слышит что-то не то и на самом деле по-настоящему, скорее всего, не оглашается. Ведь тому, кто не познал своего рабства, не мучается от него, и свобода особо не нужна. Ему тогда и Христос не нужен. Освободиться от идолослужения и его духа (не просто от убеждения, а от самого духа) – «человекам невозможно». Это, собственно говоря, уже главная задача основного этапа оглашения – даровать свободу, изгнать этого беса.

Священник Георгий Кочетков: Скорее нужно говорить не о свободе, а об освобождении. Я бы здесь немного остерегался говорить о свободе, потому что в связи с ней мы невольно вспоминаем слова «где Дух Господень, там свобода» (2 Кор 3:17), но тут речь идет о другой свободе. На втором этапе это еще не свобода как дар Духа Святого, а как освобождение человека для свободного выбора, для того, чтобы он мог свободно пользоваться своей волей, душой, умом, сердцем. Но это еще не та мистическая Свобода, которая обретается потом.

Священник Игорь Киреев: У меня вопрос в практической плоскости. Должны ли проходить подготовку родители детей? В какой мере к ним приложимы те же требования и критерии? И если родители не соответствуют определенным критериям, можно ли не крестить их детей?

Священник Стефан Нохрин: Добавлю: есть еще крестные…

Дмитрий Гасак: Трудный вопрос. Не случайно – возвращаясь к опыту древней церкви – оглашаемого могли не крестить, даже не принять на второй этап, если у него не было поручителей, – потому что за него некому было именно поручиться, т. е. его никто не знал. Церкви нужно его узнать, а для этого должен быть свидетель. Какой-то путь оглашаемый должен пройти с церковью, коль скоро у него есть такое желание и он ей доверяет.

Мне кажется, такой же принцип можно было бы применять и к родителям детей. Другое дело, есть ли на приходе возможность больше узнать о них. Если можно разговаривать и люди хоть немного тебе доверяют, духовную жизнь детей можно ставить в зависимость от духовной жизни родителей. Совершенно точно можно сказать: одного без другого не будет, поэтому здесь, конечно, их нужно соединять. А как – решать в каждом конкретном случае, это уже вопрос пастырского свойства.

Священник Георгий Кочетков: Не является ли это вопросом возрождения общины? Мне кажется, эта коллизия связана именно с тем, что к нашему времени реальности общинной и приходской жизни далеко разошлись. Надо возрождать на приходе общину, и тогда эти вопросы решатся, а иначе кто будет свидетельствовать, как Церковь что-то узнает?

Дмитрий Гасак: Без общины получается, что вся ответственность ложится на священника. И он за все отвечает – и за то, что дети не крещены, ушли, и за то, что натворили родители. Это невозможно, не может священник за все отвечать.

Протоиерей Александр Лаврин: Он и не отвечает.

Дмитрий Гасак: Вот именно, реально не отвечает. У него непростая дилемма: либо отказать – тогда уйдут в другой приход, либо крестить – и все равно уйдут. Священник оказывается в безвыходном положении.

Священник Георгий Лазарев: Случается, что оглашение внешним образом пройдено, но внутренний процесс не совершился или совершился не в полноте. Может быть, человек внутренне сошел с этого пути, и было лишь некое внешнее исполнение того, что требовалось. При этом, возможно, умом усваивались какие-то вещи, но на самом деле катехумен не оглашался, не приближался к Богу. Бывали ли такие случаи в практике Преображенского братства? Кто в этом виноват? Катехизатор? Поручители, которые не доглядели? И что тут делать? Понятно, рано или поздно это как-то проявится, но это уже будет серьезная трагедия для церкви, когда человек войдет в церковь таким внешним образом, лишь внешне пройдя через все этапы воцерковления.

Владимир Якунцев: Катехизатор, конечно, не старец. Я вспомнил слова одного старца, который как-то сказал: «Кого я причащу, того в ад не допущу»… Ситуация, о которой вы говорите, бывает, но редко. Большая вина здесь, конечно, на тех, кто готовит, и на тех, кто свидетельствует о воцерковлении данного человека. На практике бывает, что нельзя однозначно сказать о степени готовности оглашаемого к переходу на очередной этап, всегда есть какие-то моменты, как говорят, «50 на 50», и решение принимается все-таки в пользу дальнейшего пути, человеку дается какой-то аванс доверия. Еще нужно учесть здесь следующее обстоятельство: если речь идет о настоящей катехизации, если это не просто какие-то просветительские курсы, то просвещаемые – это те, кто уже вкушает «глаголы жизни вечной», вкушает от дара небесного. Пройти ее формально практически очень трудно. Ведь это постоянный суд. Поэтому чаще про просвещаемых, если они, не дай Бог, возвращаются потом к прежней жизни, можно говорить не как о плодах недосмотра катехизатора, а как о тех, кто подобен псу, что возвращается на свою блевотину (2 Пет 2:22)… Так бывает, конечно, от этого никто не застрахован. Но, слава Богу, все это бывает редко.

Дмитрий Гасак: В прошлом году Д. М. Гзгзян очень хорошо рассказал, какова ответственность церковных учителей и почему их должно быть немного, почему «не многие делайтесь учителями» (Иак 3:1). С другой стороны, важно подчеркнуть, что и катехизатор должен быть свободным, и оглашаемые должны быть свободны. Принцип свободы – это фундаментальный принцип оглашения, вообще христианской жизни. Всякий может уйти. Так же, как и всякий может прийти. И в этом смысле до конца ответить на вопрос «кто виноват?», мне кажется, невозможно. Апостол Павел говорил: «…я и сам себя не сужу» (1 Кор 4:3). Важно, чтобы катехизатор, с одной стороны, делал все от него зависящее, а с другой, сохранял свободу человека, чтобы себя чрезмерно не судил. Иначе совесть его просто замучает. В первую очередь катехизатор должен это понимать при переводе оглашаемых на следующий этап. Но решение о переходе – это еще не вынесение последнего суда. При этом никого бросать нельзя, даже если человек не перешел. Опять же нужна церковная ответственность, катехизатор не может быть один, если, допустим, он не переводит человека в этот раз на второй этап, то может перевести в другую группу, еще куда-то. Оглашение – церковное дело, тут одному не справиться.

Наталья Адаменко: Есть такой внутренний критерий, связанный с покаянием, с отношением оглашаемого или просвещаемого к другим людям. Например, если оглашаемый, попадая в трудную ситуацию, всегда обвиняет других, стараясь оправдать себя, и причину всех своих проблем видит в окружающих. Является ли такого рода нежелание признать свою вину препятствием к переводу на второй этап? Из опыта я знаю, что людей с таким поведением лучше не переводить: на втором и третьем этапах это остается. И если, например, эта особенность проявилась уже на втором этапе, можно ли переводить его на третий, т. е. может ли он креститься и воцерковляться, если причину всех своих проблем видит не в себе, а в других? Можно ли помочь такому человеку?

Дмитрий Гасак: Прежде всего надо разобраться, насколько человек адекватен в психическом смысле, потому что такая претенциозность часто связана с определенными отклонениями. Соответственно и нужно себя вести. Это как раз такой случай, который может совершенно спокойно покрываться любовью в церкви. Причем годами. Важно, уходит человек или не уходит. Или наоборот…

Священник Георгий Кочетков: Важно, за кем он следует.

Дмитрий Гасак: Да. Важно, куда человек идет, все-таки Господь смотрит на его путь. А то, что приходится потерпеть, – это аксиома. Обезопасить себя от всего просто невозможно, это ложная задача.

Давид Гзгзян: Я хотел напомнить один нюанс. Его иллюстрирует излюбленная, хотя и горько звучащая, и для катехизаторов, и для оглашаемых, поговорка: спасение – дело небезопасное. Оглашение – это деятельность Церкви, и свидетельство, которое на переднем крае спасения, – это тоже дело небезопасное. Катехизатор в этом смысле больше всех рискует, потому что, с одной стороны, он принимает решения, с другой, эти решения всегда должны быть в пользу человека. Даже если они дисциплинарно отрицательные. Когда человеку говорят, что дальше нельзя, то это не потому, что формально исполняются правила, просто ему действительно нельзя. Если дальше пойдет, он вернее погибнет, чем если не пойдет. В этом вся проблема. И всегда есть риск: ты принимаешь решение перевести оглашаемого на очередной этап, потому что прямых оснований не делать этого нет, а что будет потом – не ты гарантируешь. Всякий нормальный катехизатор всегда обвинит себя, что он сделал что-то не так. Это для нас не удивительно, это образ христианской жизни. У катехизатора особое служение, особые мучения, но у него и благодать, и радость особые. Он, как никто другой, знает, что такое видеть, как другой человек преображается. И он знает, что такое, когда человеку много дано, а он не выдерживает. К этому надо быть внутренне готовым, нельзя себя дистанцировать. Это во многом проявление того, каково качество жизни Церкви, может она или не может покрыть такие риски, но один катехизатор не в состоянии принимать только правильные решения.