Евангелие от Марка обсуждали ведущие западные библеисты в Москве

Все началось с доклада Джона Коллинза (Йельский университет; «Мк 13 в контексте еврейских эсхатологических чаяний»). Был ли евангелист апокалиптиком? Да, был. Взяв быка за рога, Коллинз сделал мишенью консервативно-апологетический подход Николаса Томаса Райта, полюбившийся многим верующим (в том числе и в России). Среди прочего, бывший епископ Даремский пытается снять богословскую проблему: что делать с (несбывшимся?) предсказанием о скором эсхатоне (Мк 9:1; 13:30)? Его ответ не удивил бы древних аллегористов: понимать апокалиптические образы надо символически. Однако Коллинз, знаток апокалиптики, показал, что подобные уловки несостоятельны. Марк имеет в виду приход Сына Человеческого при жизни своего поколения (как и апостол Павел в 1 Фес 4:17).

Целый день был посвящен языку Евангелия. Джеймс Айткен (Кембриджский университет), один из ведущих специалистов по библейским языкам, продемонстрировал, что Марк был образованнее, чем ранее казалось. И хотя евангелист не принадлежал к литературной элите, «простота» – лишь видимость (да и сейчас некоторые образованные люди пишут просто). Ближайшая литературная параллель Марку – Премудрость Соломона, которая во многом опирается на Септуагинту, но использует эллинистические риторические приемы. Докладчик не исключил, что Евангелие от Марка написано в Египте (версия, не разработанная в науке, хотя об этом говорил Иоанн Златоуст).

К тезису о высоком культурном уровне евангелиста склоняется и Майкл Бет Динклер (Йельский университет), которая подошла к теме с позиции литературной критики («Потенциал категории возвышенного молчания для риторики Марка»). Таким образом, ее выводы и выводы Джеймса Айткена дополняют друг друга.

Мара Рескьо (Регенсбургский университет) презентовала материал, который должен войти в немецкую серию Papyrologische Kommentare zum Neuen Testament («Исцеление тещи Петра в свете документарных папирусов»). Сцена у Марка соответствует средиземноморской практике, в частности, особенностям лечения в оксиринхском папирусе P.Oslo III 95 (96 год н.э.): целитель начинает действовать не по собственной инициативе; лечение происходит при свидетелях; налицо физический контакт с пациентом. Казалось бы, это несущественная деталь. Однако выкладки Рескьо – один из аргументов в пользу того, что целительское служение Иисуса соотносимо с деятельностью других целителей Ι века (см. также исцеление с помощью слюны в Мк 7:33). И привечали Иисуса в селах зачастую как целителя. Рескьо закончила свое выступление цитатой из «Одиссеи» (17.382-387): 

Сам посуди: приглашает ли кто человека чужого
В гости к себе, если он не бывает полезен для дела?
Или гадателей, или врачей, иль плотников ловких,
Или же вещих певцов, чтоб нам песнями радость давали,
Эти для смертных желанны везде на земле беспредельной,
Нищего ж кто пожелает позвать, чтоб его ж разорял он?
(пер. В. Вересаева) 

Многие видели в Иисусе не столько проповедника, сколько врача, который может вылечить. Тем более что способы исцеления напоминали традиционные.  
Еще более интересной мне показалась идея Рескьо, высказанная в ходе дискуссий: фраза о том, что злые духи изгоняются молитвой (Мк 9:29), предполагает определенный мистический метод – очень продолжительную («возможно, по двенадцать часов») молитву. 

На конференции вновь и вновь подтверждалось очевидное: необходимо хорошее знание греческого языка. Даже именитые библеисты подчас лучше ощущали себя на почве теологии, чем филологии. Неоценимым было участие известного филолога и библеиста Ирины Левинской (Институт истории РАН, СПб). Среди прочего, она напомнила, что «Лексикон еврейских имен в поздней античности» Таль Илан, получивший позитивные рецензии в солидных журналах и использованный в ряде работ по библеистике, некомпетентен. Таль Илан плохо знает греческий язык, а ее статистика недостоверна. (См. также рецензию И. Левинской в: Revue des études juives. 173 (3-4), 2014, pp. 445-466.) В свою очередь это компрометирует работы, излишне полагающиеся на Таль Илан (в частности, популярного в консервативных кругах Ричарда Бокэма). 

К слову, Ирина Левинская, как и Джеймс Айткен, настаивает: экзегеты должны изучать именно классический греческий. Трудно не согласиться! Иначе создается иллюзия знания языка. Для сравнения: можно ли всерьез отнестись к знанию русского языка человеком, который учил его по Синодальному переводу Нового Завета?