Воссоединение еще должно состояться
Русский экзархат возник на базе приходов, образованных эмигрантами в Париже после революции 1917 года, и канонически оформился на рубеже 1920-1930 годов. До последнего времени он оставался отдельной своеобразной юрисдикцией в составе Константинопольского патриархата. Отправной точкой для его демократического устройства были постановления Московского собора 1917-1918 годов. В Уставе Архиепископии закреплен принцип совещательности: духовенство и миряне простым голосованием могли выбирать епископов, прихожане – настоятелей.
Однако 27 ноября 2018 года Вселенский патриарх Варфоломей отозвал томос от 1999 года, который в очередной раз наделял экзархат самостоятельным территориально-правовым статусом, попросту говоря, упразднив эту структуру. Приходам экзархата, которых более сотни и которые есть во многих странах Европы, было рекомендовано войти в греческие митрополии тех стран, где они расположены.
Почти сразу последовало предложение патриарха Кирилла вернуться в состав Русской православной церкви с сохранением всех особенностей устройства Архиепископии. Рассматривались и другие возможности: остаться в юрисдикции Константинополя, присоединиться к РПЦЗ или Румынской православной церкви.
Для решения вопроса несколько раз созывалась Генеральная ассамблея (епархиальное собрание), однако общего согласия на присоединение к Москве, для чего по уставу требуется 2/3 голосов, достигнуть не удалось. Тем не менее, глава экзархата архиепископ Иоанн (Реннето), поддерживаемый примерно половиной священников и приходов, решил все-таки принять предложение патриарха Кирилла.
«Ежедневный журнал» опросил некоторых непосредственных участников процесса, экспертов-религиоведов и клириков, чтобы понять, какие мысли, надежды и опасения вызывают произошедшие события.
Священник Георгий Кочетков, ректор Свято-Филаретовского православно-христианского института:
Очень хочется приветствовать этот важный и принципиальный шаг, о необходимости которого для обеих частей Русской церкви я говорил ещё в начале 90-х. С тех пор прошло более четверти века, время упущено. Жаль, что тогда обе стороны оказались не готовы, а теперь это произошло во многом потому, что их подтолкнули извне. Но я считаю, что шансы всё ещё остаются и воля к настоящему воссоединению есть с обеих сторон, есть люди, которые долго и горячо ожидали восстановления этого единства, разрушенного девяносто лет назад. Немаловажна и позиция владыки Иоанна (Реннето), как видится, благородная, открытая и исходящая не просто из церковно-политических интересов, но из понимания исторической роли Русской церкви, оказавшейся в изгнании. Пока это только первый шаг, во многом политический. Состоится ли подлинное воссоединение как событие духовное и церковное, покажет время. Будет ли реальная общая жизнь, которая соединит вновь судьбы Архиепископии и РПЦ в одну? Будет ли что-то наполнять их совместную жизнь кроме визитов архиереев и официальных лиц, начнётся ли настоящее братское общение приходов, общин, людей, несущих одно служение миссии, просвещения, милосердия? Будет ли принят и воспринят с обеих сторон опыт святых XX века, в том числе таких принципиальных для современной церкви, как преподобномученица Мария (Скобцова), а значит, и её не прославленные пока учителя и исповедники веры отец Сергий Булгаков и Николай Бердяев? Сегодня в Русской церкви немало сделано для того, чтобы наследие Поместного собора 1917-1918 годов было прочитано и осмыслено. Но едва ли не единственным местом, где решения Собора постарались воплотить, до сих пор оставался Русский экзархат. Появится ли после воссоединения и в других частях Русской церкви дерзновение принять, развить и исполнить решения этого собора новомучеников – по этому тоже можно будет судить о том, состоялось ли воссоединение на деле. В конце концов, перед церковью не стоит задачи распространения своего влияния на новые территории и укрепления позиций в политическом противостоянии Константинопольскому патриархату. И оценивая это событие и его перспективы, важно не сбить фокус, всегда имея в виду подлинный духовный и исторический смысл чаемого воссоединения, прежде всего связанный с возвращением на русскую почву той части русской духовной культуры, которая только здесь сможет по-настоящему сохраниться, развиваться и продолжать приносить плод в духовную сокровищницу человечества.
Сергей Филатов, религиовед, руководитель исследовательского проекта «Энциклопедия современной религиозной жизни России»:
Присоединение Архиепископии православных приходов русской традиции в Западной Европе к Московской патриархии, торжественно провозглашённое 3 ноября в храме Христа Спасителя, произошло на удивление мирно. Многие либерально ангажированные наблюдатели и на Западе, и, особенно, в России выразили возмущение поведением архиепископа (теперь уже митрополита) Иоанна (Реннето), главы Архиепископии, и других руководителей этого православного объединения. Для принципиальных церковных либералов «православные парижане» многие годы были образцом свободного богословствования, демократической организации церковной жизни, неприятия церковного и политического авторитаризма. Архиепископия была для них антиподом погрязшей в пороках МП. Однако конфликты с некоторыми диссидентами внутри Архиепископии, не пожелавшими присоединяться к МП, были незначительны, если их сравнивать с драматическим присоединением карловчан к московской церкви.
Почему же присоединение произошло столь легко? Во-первых, Константинопольский патриарх измучил русскую архиепископию своим бюрократическим творчеством. В 2013-2015 годах Архиепископия страдала от некомпетентного и авторитарного руководства Иова (Гечи), навязанного Константинополем. Дальше больше. 27 ноября 2018 года Синод Константинопольской церкви принял решение об упразднении Архиепископии русских церквей в Западной Европе и интеграции её приходов «в различные митрополии Патриархата». Данное решение, согласно коммюнике Вселенского патриархата, было «направлено на дальнейшее укрепление связи приходов русской традиции с материнской церковью Константинопольского патриархата». Но верующие Архиепископии никогда не имели такой мечты — «укрепить связи» с греческими общинами. Они имеют свою церковную культуру и намереваются её сохранить. Некоторые деятели стали выступать за провозглашение независимости Архиепископии, но это совершенно не соответствует психологии евлогиан (по имени митрополита Евлогия, который к концу 1920-х годов объединил парижские приходы, заложив тем самым основу будущего экзархата – «ЕЖ»). Они чувствуют себя принадлежащими к «культурному», каноническому православию. Маргинальный статус очередной параллельной полусектантской организации – это не для них.
В то же время политика последних лет Московской патриархии выглядела в глазах большинства евлогиан более или менее приемлемой. Скандалы, связанные с захватом МП евлогианских церквей в Ницце и Биаррице, стали забываться. После них у евлогиан конфликтов с МП не было. Евлогиане видят, что карловчане, перешедшие под омофор МП, никаким притеснениям и ограничениям не подвергаются. В последние годы в МП развивается богословие, не стиснутое узкими рамками официоза. Церковь в последние несколько лет не проявляла себя открыто в качестве карманной пропагандистской обслуги светских властей. Среди эмигрантов и их потомков распространены патриотические настроения, так что обретение ПЦУ из рук Константинопольского патриарха томоса об автокефалии не могло не вызвать у них недовольства Варфоломеем и симпатий к МП. Всё вместе это привело к решению об объединении. «Парижане» решили, что в МП они смогут сохранить свои традиции и организационный строй. Смогут ли?
В нашей стране гарантий никто не даст. Какой-нибудь новый патриарх когда-нибудь воспылает страстью к организационному творчеству. Или какой-нибудь президент укажет какому-нибудь патриарху, что у Вас, Ваше святейшество, в Париже анархисты бесчинствуют. Что тогда? А может быть, патриархам и президентам действительно не придет в голову мучить евлогиан. Кто знает…
Никита Кривошеин, публицист, прихожанин РПЦ (Париж):
Длительность времени управляется вращением Земли лишь в обсерваториях, и часами на мобильных телефонах. Кто не замечал, что полчаса у стоматолога неравноценны тем же 30 минутам бега или питья виски?
И календарь, и «ходики» в Архиепископии русских приходов западной традиции были подвержены мощному торможению: по пророку Даниилу, есть «время, полувремя и времена»... О чём писал в последнее время и Даниил Струве.
Со дня и впрямь исторического послания покойного патриарха Алексия II от 1 апреля 2003 года прошло немалых 16 лет. Констатировав конец коммунистического режима и освобождение Церкви от коммунистической власти, он предлагал православной русской диаспоре вместе возликовать и объединиться. Тогда Архиепископия Дарю презрительно игнорировала протянутую длань, сочтя ссыхающийся из-за десятилетий одиночества свой идентитет дороже долгожданного освобождения России и её Церкви.
Да, конечно, «генетическая» составляющая конкордатности в отношениях с государством у нынешней РПЦ пока в наличии. Зато взмыв богословия, храмостроительства, катехизации, церковного образования, книгоиздания – ведет к росту статистики спасаемых душ!
Патриарх Кирилл предложил «Дарю» вернуться в лоно Матери Церкви при гарантиях полной богослужебной, административно-финансовой и кадровой автономии. Обещана независимость и Свято-Сергиевскому институту. И помощь в поддержании находящегося в удручающем упадке церковного имущества в Западной Европе.
Отвержение этого братского предложения было бы знаком астрономической переоценки «идентитета» Архиепископии. На который никто не покушается. Слава владыке Иоанну Реннето, который конструктивно всё оценил и с благодарностью принял это предложение.
Роман Лункин, руководитель Центра по изучению проблем религии и общества Института Европы РАН:
После воссоединения РПЦ с Зарубежной церковью в 2007 году оставался только один островок русского православия вне Московского патриархата. Это Архиепископия приходов русской традиции в Западной Европе. Таким образом, в День народного единства 4 ноября 2019 года был закрыт «гештальт» русского мира. Именно соединение разных частей русского мира (белой и красной) было главным лейтмотивом достигнутого в 2007 году единства Зарубежной церкви и РПЦ. Об этом часто говорили тогда президент Владимир Путин и отец Тихон Шевкунов, активно участвовавший в процессе налаживания диалога с эмиграцией и американскими зарубежниками.
Нынешний восторг представителей Церкви также понятен, поскольку потомки русской эмиграции и плоды их миссии (множество обращенных европейцев) вернулись в Русскую церковь после расколов 1920-х годов и в целом сложной судьбы. Для РПЦ именно это единство и является по-настоящему русским миром, а не то, о чем стал говорить президент Путин после 2014 года.
Помимо символического исторического значения для РПЦ присоединение Архиепископии, во главе уже с митрополитом Иоанном Реннето (архиепископ Иоанн был возведён в сан митрополита 3 ноября во время литургии в храме Христа Спасителя – «ЕЖ»), является значительным укреплением Патриаршего экзархата Западной Европы: один приход не так просто организовать, а их перешло шестьдесят.
Даже несмотря на возможность судебных процессов вокруг имущества в Париже и наличие несогласных на переход в РПЦ, всё равно воссоединение является большой победой Московского патриархата и силы убеждения молодого и старшего поколения духовенства – митрополита Антония, экзарха в Западной Европе, епископа Саввы (Тутунова), о. Николая Балашова, всей работы ОВЦС.
Есть также два идеологических следствия:
- РПЦ не надо больше укреплять русский мир, теперь её в первую очередь будет интересовать многонациональное постсоветское пространство и миссия в мире;
- Церковь с такими зарубежными приходами будет всё сильнее осуждать советскую культуру, большевизм, ленинизм, сталинизм, не разделяя этот варварский провал в русской истории на «что-то хорошее и что-то плохое».
Андрей Строцев, магистрант программы «Социология религии» Высшей школы социальных наук (EHESS) (Минск/Париж):
Два года назад я приехал во Францию писать магистерскую работу по антропологии, первый год провёл в Марселе, второй — в Париже, здесь же учусь и сейчас. Темой исследования я выбрал отношения между Русским студенческим христианским движением (РСХД), которое православные эмигранты основали в 1923 году, и церковными общинами в постсоветских странах. За первый год я познакомился со многими во французском православном сообществе, взял немало интервью, провёл несколько полевых наблюдений. А на второй год моей учёбы, прошлой осенью, всё резко изменилось в мировом православии. Константинопольская и Московская церковь поссорились из-за Украины, Москва прекратила евхаристическое общение с Константинополем, а потом Константинополь неожиданно решил распустить Архиепископию русской традиции в Западной Европе. Тот мир, который я успел немного узнать, буквально «взорвался», всё стало развиваться стремительно. Я уже не мог не следить за ситуацией вокруг Архиепископии, напрямую связанной с моими исследованиями. При этом моё положение двойственное: я сторонний наблюдатель, эти события меня интересуют как историческое явление, но в то же время я в них вовлечён и сам, близко общаюсь и дружу со многими их участниками.
Это был год дебатов, переговоров, совещаний, проектов, голосований. В итоге в сентябре владыка Иоанн сделал свой выбор в пользу Московского патриархата. Торжества в Храме Христа Спасителя были представлены как «воссоединение Архиепископии с Русской церковью». На самом деле не всё так однозначно: те 115 приходов, которые год назад составляли одну епархию, теперь разошлись по как минимум девяти епархиям пяти разных автокефальных церквей (кроме Константинопольской и Московской – Сербская, Румынская и Болгарская). За теперь уже митрополитом Иоанном последовала примерно половина общин по всей Европе, а во Франции – большинство, но несогласных с ним тоже много, и я среди них. О том, получилось ли сохранить Архиепископию, ведутся споры. Одни считают, что владыка Иоанн её спас, а другие – что он сам из неё вышел, нарушив церковные и юридические правила. Как бы то ни было, ни один приход не выпал из канонического поля, все они остаются в Православной церкви, при этом одни поменяли епископа, другие патриарха, третьи – и того, и другого. Тяжелее всего, когда изменения происходят на уровне самих общин: когда священники вынуждены покинуть свои приходы, когда отдельные верующие начинают ходить в другую церковь. Наконец, есть обстоятельство, которое всё сильно меняет – односторонний евхаристический разрыв между Москвой и Константинополем. Год назад владыка Иоанн резко раскритиковал решение Москвы, сказал, что «крещёные люди не являются собственностью епископов», и объявил, что Архиепископия открыта для всех. Теперь же он больше не высказывается на эту тему, а тем временем разрыв усугубляется. Литургия 3 ноября, на которой патриарх Кирилл возвёл владыку Иоанна в митрополиты, стала первой, где он не помянул главу Элладской церкви (Элладская церковь признала ПЦУ – «ЕЖ»). Теперь во Франции членам многих семей теоретически нельзя вместе подойти к Чаше. И если многие миряне пытаются игнорировать этот «шантаж Таинством», то это гораздо труднее для священников, которые ещё два месяца назад могли служить вместе.
Как дальше будет развиваться ситуация, трудно сказать. Две группы претендуют на то, чтобы юридически представлять Архиепископию, не исключены суды по поводу некоторых исторических храмов. Скорее всего, будут созданы викариатства русской традиции во Франции и Великобритании, куда войдут приходы, оставшиеся под омофором Константинополя. Для «московской» Архиепископии наверняка скоро будут избраны викарные епископы.
Если же говорить о долгосрочной перспективе, то здесь вопросов ещё больше. Именно в среде Архиепископии долгие годы жила мечта о Поместной церкви в Западной Европе или во Франции, которая объединила бы все параллельно существующие церкви. Именно Архиепископия, действовавшая во многих странах и молившаяся на многих языках, часто виделась как один из шагов в эту сторону. Теперь же, когда она разделена, и когда крупные патриархаты ведут «позиционную войну», об объединении западного православия говорить трудно. Присоединение большей части французской Архиепископии к Русской церкви многие видят как победу национального принципа над территориальным. Другие напоминают опыт Америки, которой именно Русская церковь согласилась дать автокефалию полвека назад, хотя её и не признаёт Константинополь. Одни переживают, что уникальные особенности Архиепископии теперь под угрозой, другие надеются, что они продолжат жить в каждой из церквей, куда попали разные её приходы, и, может быть, даже изменят эти церкви изнутри. Но самое главное, православные разных юрисдикций продолжают встречаться и работать вместе, прилагают усилия, чтобы сохранять отношения. В самой ситуации разделения для «диаспоры» нет ничего нового, в ней накопился богатый опыт общения поверх юрисдикционных границ. Именно это было особенностью РСХД, которое объединяло «московских» (Бердяев, митрополит Антоний) и «константинопольских» (Булгаков, мать Мария) верующих. Это и подобные им церковные движения, не зависящие напрямую от иерархии, могут сыграть сейчас очень важную роль.
Сергей Чапнин, главный редактор альманаха современной христианской культуры «Дары»:
Решение о присоединении части Архиепископии к Русской православной церкви, на мой взгляд, было в значительной степени эмоциональным – как для архиепископа Иоанна, так и для, наверное, абсолютного большинства клириков и мирян. Поэтому перспективы здесь довольно любопытные. С одной стороны, эта эмоциональность, глубокая и естественная, желание быть со своей национальной церковью вполне закономерно для православного мира: русские хотят быть с русскими. А все нерусские, французы, бельгийцы, англичане, они довольно равнодушно и даже с подозрением относятся к этому решению и не присоединяются к Московской патриархии. А кто-то, видимо, решил, что попробует смириться и согласиться с мнением большинства.
Большой вопрос, однако, как дальше будет себя вести Московская патриархия по отношению к этим приходам. Самое простое, что можно было бы сделать, — не трогать их. Но бюрократический аппарат нашей церкви настолько тяжёл и грубо действует, что я не исключаю, что какие-то бесконечные циркуляры, письма, указания, требования будут им приходить. Наверное, пока у власти находится митрополит Иоанн, спокойствие гарантировано. Но он в недалеком будущем уйдет на покой, появится новый епископ, на мой взгляд, это наверняка будет молодой епископ, и при нём модус взаимодействия Московской патриархии и Архиепископии скорее всего изменится. Как изменится, сказать трудно, но следующий период будет решающим для формирования нового самосознания остатков Архиепископии. Думаю, что это произойдет уже в ближайшее время и мы всё увидим.
Протоиерей Алексей Струве, Вселенский патриархат:
Если брать православную жизнь в целом, то нельзя сказать, что произошло событие какого-то мирового масштаба: где-то около 50 приходов перешли вслед за архиепископом Иоанном в Московский патриархат. Но Архиепископия разделилась. В начале ноября 2018 года у нас было 115 приходов и общин, то есть, считай, почти половина ушла. Я лично решил следовать указу Константинопольского синода и остаться во Вселенском патриархате. Во Франции, при Галльской митрополии, создаётся викариатство приходов русской традиции, которое будет обладать административной и финансовой независимостью, пасторской свободой – мы получили гарантии, что сможем сами выбрать епископа, – и пусть скромно, но мы будем продолжать наше свидетельство. А оно всегда заключалось в том, что православие может быть свободным, что православная церковь может существовать независимо от политики, не ища себе никаких властных или финансовых подпорок. В Англии сейчас происходят похожие процессы. Пережив ужас смуты, в Сурожской епархии большинство, практически 80 процентов приходов, остались в лоне Константинопольского патриархата и тоже получили гарантии независимости. Мы с ними сотрудничаем.
Конечно, очень печально, что Архиепископия разделилась, но одновременно это внесло в нашу жизнь ясность. В нашей церковной жизни давно, последние лет двадцать, чувствовалось напряжение. Часть прихожан хотела перейти в лоно Московского патриархата, и священники вынуждены были постоянно сталкиваться с какими-то конфликтами, судебными разбирательствами. Некоторые прихожане вообще отошли от церкви из-за этих ссор, так что первым делом мы должны просить прощения у паствы. Но есть надежда, что вот эта наступившая ясность позволит завтра жить более честно и более спокойно, хотя евхаристический разрыв, инициированный московским патриархатом (с Константинополем – «ЕЖ»), для нас очень тяжёлый, так как в некоторых случаях друзья или даже родственники не могут больше причащаться у одной Чаши.
Господь послал нас свидетельствовать о нашей православной вере, где бы мы ни были. Я сейчас живу в Нанте, и приход в церкви, где я служу, – многонациональный. Есть представители Антиохийского патриархата, есть греки, есть русские, украинцы, молдаване, грузины и, конечно, французы – и все мы живем одной верой. Такому приходу легче найти свое место в лоне Вселенского патриархата, чем в какой-либо национальной церкви.
Процесс самоопределения приходов Архиепископии продолжается. Во Франции большинство приходов последуют за архиепископом Иоанном, из 56-ти примерно 30-35, а примерно 20 останутся с Константинополем. В кафедральном соборе Александра Невского на Дарю формального решения принято не было. Но большинство священнослужителей собора на стороне архиепископа Иоанна, как, вероятно, и большинство прихожан. Со стороны промосковской части на ещё не определившиеся приходы сейчас оказывается сильное давление. Вообще священникам сейчас очень тяжело – на них лежит ответственность сохранить единство общин. Сейчас, пожалуй, самый сложный и напряжённый для нас период, так что молитесь за нас.
Что вызывает больше всего сожалений: что после ноябрьского решения Священного синода Вселенского патриархата ни глава Архиепископии, ни Совет Архиепископии не дали себе труда изучить все возможности. Архиепископ Иоанн сразу начал переговоры с Москвой, и фактически только с Москвой их и вёл. В Константинополь довольно поздно послали одну делегацию, которая к тому же не имела права вести переговоры, а нужно было их вести. Вселенский патриархат вряд ли поменял бы решение, но смягчить его мог, компромиссный вариант был возможен. Главное ведь – не растерять наши традиции, особый дух Архиепископии, дух свободы в церкви. Поскольку церковь без свободы – это не церковь. С Румынской православной церковью официальных переговоров вообще не было. Но Румынский патриархат нас и не принял бы без отпускной грамоты Константинополя. А всей Архиепископии её, конечно, не дали бы. Архиепископу Иоанну лично дали, а за ним потянулись приходы.
Что нас ждёт в будущем, мы не знаем. Я сейчас стараюсь вписаться во французское викариатство и поддерживать позитивный процесс, не разрушительный: мы не совсем понимаем решение Константинопольского патриархата, но оно такое, какое есть, и постараемся, считаясь с этим решением, построить что-то новое. Архиепископия очень много привнесла в церковь XX века, но сегодня у нас XXI век, надо двигаться дальше. И, если мы, на нашем скромном уровне, сможем что-то для этого сделать, я был бы очень рад, особенно для продвижения идеи поместной церкви в Западной Европе.
Источник: Ежедневный Журнал