Суррогатное материнство: где пределы возможного и допустимого

На эти сложные темы в преддверии круглого стола «Суррогатное материнство: практические нравственные вопросы» размышляют его участники основатель Свято-Филаретовского института священник Георгий Кочетков и акушер-гинеколог кандидат медицинских наук Ольга Мозгова. 

Священник Георгий Кочетков: Вообще о материнстве мне никогда не приходилось читать. Эта тема в советское время почему-то была немодной. Думаю, потому, что слова и дела тут слишком сильно расходились с советской идеологией.

Ольга Мозгова: Про материнство на самом деле вообще ничего и нет. У Елены Рыдалевской была лекция про образ матери-героини — «Родина-мать зовёт». Как раз такое материнство было в Советском Союзе. 

Священник Георгий Кочетков: Вот именно! Действительно, это было так. Поэтому всерьёз о материнстве я ничего и никогда не слышал и никогда об этом ни с кем не говорил.

Ольга Мозгова: Мне кажется, врачи тоже об этом могли не размышлять, потому что они воспринимают всё это как инструмент. Это нам надо подумать, из чего этот процесс действительно складывается.

То, что сначала надо принять решение о материнстве, это вообще остаётся за кадром. Люди просто хотят завести ребенка, и всё. Им кажется, что это решение их проблем. Но, может быть, проблема решается по-другому, и не надо никакого материнства. А люди вообще не ставят перед собой такой вопрос. 

Суррогатное материнство раньше по ценам было невозможной услугой. Сейчас, в принципе, это доступно. Миллиона три — дорого, но можно. Люди же не думают о том, можно или нельзя. Они думают: «Я хочу и я могу, значит, можно». 

Священник Георгий Кочетков: «Если технически можно, то и мне можно». 

Ольга Мозгова: Да. А технически всё можно.

Священник Георгий Кочетков: А что значит «возможно технически»? Что требуется от человека? Только умение пересадить яйцеклетку?

Ольга Мозгова: К суррогатному материнству могут обращаться супружеские пары или одинокие женщины, которые не могут сами выносить беременность. 

Священник Георгий Кочетков: Что значит эта возможность? Если женщина одинокая, где она возьмёт сперму? 

Ольга Мозгова: Она будет брать донорскую сперму. 

Священник Георгий Кочетков: В том-то и дело. Тогда отец под вопросом. Что это за отец, который не собирался никого рожать и вдруг он оказывается родителем против собственной воли?

Ольга Мозгова: Мы эту тему не будем глубоко брать. Понятно, что для нас это вещь невозможная. Речь идёт о допустимости материнства, когда женщина дает свою яйцеклетку, её муж дает свою сперму. Их оплодотворяют в пробирке и эмбрион подсаживают к суррогатной матери, которая его вынашивает. 

Священник Георгий Кочетков: Этот принцип технологически понятен, это операция. Почти что естественно. Только эта яйцеклетка не сама оплодотворяется.

Ольга Мозгова: Это механизм экстракорпорального оплодотворения. 

Священник Георгий Кочетков: Но этот эмбрион подсаживается к другой женщине. В этом вся разница между экстракорпоральным оплодотворением и суррогатным материнством. 

Ольга Мозгова: Да, подсаживают не маме генетической, а маме суррогатной — той, которая предоставляет себя и своё здоровье ради того, чтобы родить ребенка родителям. 

Священник Георгий Кочетков: Она именно предоставляет себя. 

Ольга Мозгова: Об этой возможности нужно поговорить с точки зрения христианства. В чём только не обвиняют этих женщин! Их сравнивают с теми, кто торгует своим телом. Но это, конечно, в массовом сознании. Серьёзные люди об этом так не говорят, когда встречаются на каких-то симпозиумах. Это разные аудитории. Вообще священники, юристы, врачи друг друга не слышат в принципе. 

Священник Георгий Кочетков: А какие аргументы с той и с другой стороны? 

Ольга Мозгова: Говорят о том, что это недопустимо в принципе, поскольку это «торговля детьми». Говорят, что суррогатное материнство — и за деньги, и не за деньги — это вообще нельзя.

Священник Георгий Кочетков: Это не аргументы, это оценка. Оценочное суждение, понятно, — «нельзя». А какие аргументы? 

Ольга Мозгова: Похоже, серьёзных аргументов нет. 

Священник Георгий Кочетков: Не может быть, чтобы совсем уж не было! Меня интересует аргументация. Её нигде не слышно. Я понимаю аргументацию тех, кто за эту практику. Например, у женщины нет физиологической возможности выносить беременность, но она и муж хотят ребёнка, иначе они не осознают себя полноценной семьёй. Поэтому супружеская пара решает обратиться за помощью. Так же, как если родители не могут воспитывать своего ребенка, то нанимают няню, женщину, которая ещё может и кормить младенца. Это близкие процессы. Няня или кормилица может выкармливать, может и воспитывать до определённого возраста. Если родитель хочет, чтобы ребёнок был хорошо воспитан, но сам не может это ему дать, пусть это делают другие. Такую аргументацию можно понять, она имеет основания. 

Вопрос в том, где граница. Граница в том, что нельзя злоупотреблять. Нельзя просто механически к этому относиться. Ребёнок — человек. Мать — человек. Суррогатная мать — человек. Отец — тоже человек. Уже это накладывает свои границы. 

Но и всё. А в чём тогда проблема? 

Да, мы можем сказать, что мы готовы оплатить это как услугу или как доброе дело. Будет ли она брать за это деньги или не будет брать — это дело второе. Один готов платить — кто-то будет готов брать деньги. А кто-то не будет, скажет: «Я просто хочу тебе помочь. Я могу рожать, но у меня нет мужа». 

Но потом возникает другая проблема — а кто мать? Та, которая выносила? 

Ольга Мозгова: Это большая проблема, именно юридически. У нас в стране мать та, кто родила. Поэтому она должна подписывать отказ от ребёнка и передавать его генетическим родителям. И здесь очень большая юридическая опасность. А в Казахстане, например, мать та, кто генетически мать. Поэтому, та кто выносила, не имеет прав на этого ребенка, права имеют генетические родители. 

Священник Георгий Кочетков: Вторая позиция ближе к европейскому взгляду?

Ольга Мозгова: Я не знаю, но в Казахстане приняли такой закон и там с этим меньше проблем. А у нас с этим много проблем.

Священник Георгий Кочетков: Юридическая сторона имеет большое значение, но она принципиально мало что даёт. Это вопрос юридизма: как закон себя позиционирует. Потому что это не Божий закон и не какой-то устоявшийся человеческий закон. Можно так, а можно сяк. 

Ольга Мозгова: Я тоже размышляла и тоже не вижу ничего плохого в том, чтобы выносил другой человек.

Священник Георгий Кочетков: А здесь, действительно, возникнет вопрос. Ребенок ведь, как котёнок, от кого родился, за тем и побежал.

Ольга Мозгова: Здесь по закону суррогатная мать не должна видеться с генетическими родителями. Она сразу же пишет отказ от ребенка. Она его не кормит. Он сразу же передаётся родителям, которые его ждут.

Священник Георгий Кочетков: Я этого не знал. Это в нашей стране или везде?

Ольга Мозгова: Мы это уточним у юристов. Я попросила отца Павла Бибина посмотреть по законодательству, так как он юрист. И он тоже занимался биоэтикой. И Сергея Шевченко попросила посмотреть, и наших врачей. У нас было самое лояльное законодательство по суррогатному материнству. Поэтому у нас и был такой туризм — в Европе законы в этом отношении достаточно строгие.

Священник Георгий Кочетков: А в чём строгость?

Ольга Мозгова: Для того чтобы состоялась беременность, чтобы взяли супружескую пару в программу ЭКО, должно быть три элемента: матка, сперматозоид и яйцеклетка. И есть законы, по которым обязательно два элемента должно быть своих, а один можно позаимствовать (это в Чехии). То есть или взять суррогатную мать, но при условии, что материал свой — мужа и жены. Или же можно взять только донорскую яйцеклетку, или же только донорскую сперму. Но мы об этом не будем пока говорить.

А у нас можно было всё что хочешь. Вплоть до того, что можно было взять и суррогатную мать, и донорскую яйцеклетку, и донорскую сперму. Поэтому к этому могли и однополые пары обращаться. Это для них единственная возможность получить ребёнка — только через суррогатную мать (для мужчин). И это большая проблема. 

У нас сейчас изменили законодательство. Теперь тоже обязательно должно быть два своих элемента и только один может быть привнесённый. У меня была пациентка, она в 43 года сама не могла родить. Одни выкидыши. Потом у неё и яйцеклетки закончились. А пара у них хорошая, они давно в браке. И они взяли сперму мужа, взяли донорскую яйцеклетку, и суррогатная мать выносила. Теперь они счастливо воспитывают этого ребёнка. Он генетически не её, но очень на неё похож почему-то.

Сейчас по закону так уже нельзя. Этот закон приняли в конце 2022 года. А началось всё с ковида. Закрылись границы — и в нашей стране оказались сотни детей, которые здесь никому не нужны. Они родились, суррогатные мамы от них отказались по закону, а генетические родители за ними не приехали, потому что границы были закрыты. Там был целый скандал. Сейчас несколько врачей-репродуктологов сидят, потому что их обвинили в торговле детьми. Там умер один ребенок… из тех, которые были «на передержке». Родители по всему миру этих детей хотят взять, но наша страна их долго не отдавала, потому что это граждане РФ. Они родились здесь.

Из-за этого лояльного законодательства получилась такая трагедия. И все эти крики про торговлю детьми. Теперь иностранным гражданам запретили в принципе обращаться к нашим суррогатным матерям. Мы только наше население увеличиваем. 

Мне бы хотелось, чтобы на предстоящем круглом столе разговор коснулся не только сугубо медицинских и юридических вопросов, но и материнства как такового. Какова в этом вопросе христианская позиция? Мы сейчас озвучили, что может быть, и нет никакого греха в том, что посторонняя женщина хочет помочь кому-то выносить ребёнка. У меня одна пациентка работала в компании Apple, и у них был такой бонус: после 30 предлагали бесплатно заморозить яйцеклетки и в банке в Америке их хранили, чтобы женщины спокойно работали до 42 лет, а потом занимались деторождением.

Она заморозила свои яйцеклетки, а потом у неё выявили рак и всё вырезали (матку и яичники). Но у неё остались яйцеклетки. И она уговорила свою родную сестру выносить ей ребенка. Вопрос ещё не решён, но она этот вариант рассматривает. То есть у неё есть надежда иметь генетически своего ребенка.

И что в этом плохого? Конечно, если женщина будет использовать не донорскую сперму, а сперму мужа, если он будет согласен, то это в принципе возможно. По большому счёту, нам надо подумать с христианской точки зрения о целостности человека и целостности семьи. 

Ещё есть опыт, о котором рассказывал хирург из Швеции — трансплантация матки. В мире проведено несколько десятков таких операций, но выносить беременность и родить детей после таких операций смогли только несколько женщин. Но я не знаю, насколько игра стоит свеч. Здесь может быть куча осложнений.

Священник Георгий Кочетков: Но такая физиологическая возможность есть? 

Ольга Мозгова: Оказывается, есть. Но всем это не предложишь. Для этого должны быть соблюдены определённые условия. Если у женщины нет матки, то она уже отягощена разными патологиями. 

Наверное, нам стоит поговорить и о том, что христиане думают по поводу законодательства и допустимо ли его ужесточение в нашей стране. Работают многочисленные комитеты по биоэтике, и там христианская позиция представлена слабо: от имени церкви часто озвучиваются скорее фундаменталистские взгляды, и выглядит так, будто все христианские эксперты против суррогатного материнства. А иногда церковные представители просто хотят законодательно закрепить христианские нормы и границы — но получается тоже плохо, ведь таким образом они хотят обременить христианской нормой людей, которые не понимают смысла этих запретов.

Насколько мы можем быть против того, чтобы те женщины, которые хотят использовать донорский материал или суррогатную мать, могли это делать? Насколько церковь должна быть законотворцем? Если она понимает, что с христианской точки зрения это невозможно, то надо ли это распространять на всех? Если мы не очень это приемлем, то всем надо объяснить, почему. Насколько мы как христиане должны стремиться влиять на законы — как в сторону ужесточения, так и в сторону снятия каких-то запретов?

К примеру, есть либеральные священники, которые считают, что когда-нибудь наша «отсталая церковь» подтянется и изменит законодательство в либеральную сторону, что она будет разрешать однополым парам использовать суррогатное материнство. 

Или некоторые люди думают так: «Мы, действительно, сейчас отсталые, но пройдёт время, и все поймут, что есть клиническая необходимость, есть страшные ситуации, а люди хотят детей и что в этом плохого?»

Церкви надо научиться ясно и обоснованно выражать свою христианскую позицию по этим вопросам — например, что донорский материал есть донорский материал, что это вопрос, который затрагивает целостность человека и тайну его появления.

Надо нам и об антропологии, о человеке поговорить. А в этом вы как раз специалист. Надо подумать, «что не так, когда ребенок рождается не пойми от кого». Это касается и донорских материалов, и суррогатного материнства. 

Священник Георгий Кочетков: Да, если женщина хочет просто оказать платную услугу, то это одно, а если просто хочет поступать по любви, то это другое, тут, конечно, никакой платы не должно быть. 

Ольга Мозгова: Ну, это понятно, да.

Священник Георгий Кочетков: Надо признать возможность того и другого. 

Ольга Мозгова: Если суррогатная мать помогает семье по любви, значит она и генетические родители друг друга знают. И здесь тоже могут быть большие проблемы. Иногда возникает ревность и конкуренция, разрушается семья, если муж вдруг полюбит ту, которая носит его ребенка. 

Священник Георгий Кочетков: Всё что угодно может быть. Семейная жизнь — это всегда проблемная область. Брачная жизнь — это тоже проблемная область. Любовь — тоже проблема на самом деле, потому что она не вмещается в законы мира сего. Здесь надо как-то расширить сознание. 

Ольга Мозгова: Да-да. 

Священник Георгий Кочетков: Здесь не всё так просто. Свести всё к технологии — не значит решить проблему. 

Ольга Мозгова: Мы как раз и хотели бы расширить сознание. Есть ведь, например, и такой аргумент у врачей, которые за суррогатное материнство: нельзя отказываться от этой технологии на том основании, что в области суррогатного материнства много проблем, так как в обычном материнстве тоже много проблем. И от детей отказываются не только выношенных суррогатными матерями, и разводы случаются не только в семьях, которым вдруг выношенный суррогатной матерью ребёнок оказался не нужен (что как раз бывает редко), но и во время обычной беременности бывают разводы. Значит ли это, что можно просто уйти от трудных вопросов? Но ведь из наличия проблем там и там не следует такой вывод, что можно не разбираясь допустить всё, что делают в лабораториях ЭКО. 

Священник Георгий Кочетков: Или всё запретить. 

Ольга Мозгова: Или всё запретить, да. Поэтому очень важно здесь выстроить какую-то логику. Я надеюсь, наши философы, участники дискуссии помогут нам это сделать. 

Священник Георгий Кочетков: Это мы как-то постараемся, это не страшно. 

Ольга Мозгова: У меня возникла вот какая мысль, после чего я и захотела говорить о материнстве как таковом. Суррогатное материнство, возможно, не плохо само по себе. Если всё это происходит внутри семьи и ребенок при этом любим, то это оправдано. Ведь вынашивание беременности — это один из этапов материнства. Может быть на этом этапе суррогатная мать, как на других этапах может быть кормление няней, нанятые педагоги и так далее. Всё можно купить, а материнства и отношений может не быть. А может быть и так, что и вынашиваешь не сам, и воспитываешь не сам, а отношения есть, и любовь есть. А бывает и так, что всё «естественно», все положительные галочки поставлены, а отношений при этом всё равно нет. 

Священник Георгий Кочетков: Конечно, и так бывает. 

Ольга Мозгова: Когда нет жертвенности и ребёнок не нужен — вот что осложняет нашу тему. При этом суррогатное материнство само по себе ничего плохого в себе не содержит, если оно по любви, или оно оплачено, но при этом есть любовь семьи и уважение к труду суррогатной мамы. Наверно, для наших врачей это будет бальзам на душу, я так думаю. 

Священник Георгий Кочетков: Ну, дай Бог! Но всё-таки мы тут должны ещё учитывать, что мы прошли через двадцатое столетие, то есть период, когда масса наших детей воспитывались без родителей. Или при одном родителе, или вообще без родителей. Было множество таких людей: это не два-три человека, не две-три сотни, и не две-три тысячи — значительно больше. Мы этот эксперимент над народом уже поставили. Кто-то смог преодолеть все эти разрывы, отсутствие нормального материнства и тому подобное, а кто-то не смог, кто-то вырос, скажем так, разбойником или каким-то не очень хорошим человеком. Надо учитывать, что опыт нашей страны уже показал, что происходит, когда в семье нет отца и/или матери. (А таких случаев было какое-то огромное количество в нашей стране в ХХ веке. Тогда был вырублен весь мужской состав нашего народа и часто оставались только матери, а иногда и матерей не было, или мать сидела в Гулаге, а дети сидели в другом лагере или дома у каких-нибудь родственников). Мы на всё это должны ещё посмотреть с точки зрения того опыта, который у нас имеется. И вот что мы видим здесь: и внутренние проблемы, и тяжёлые травмы у таких детей. А с другой стороны, мы видим, что можно эти травмы исцелить и эти недостатки преодолеть, когда общество этого хочет. Ведь это не только индивидуальные усилия, они должны быть ещё и общественными. Тогда это удаётся, тогда вырастают нормальные люди — и творческие, и вполне себе духовно здоровые. Мне кажется, этот аспект нашей жизни тоже нельзя забывать.

Источник: Медиапроект «Стол»