Синод ставит на мирян

— Как правило, заседания Священного синода не анонсируются, проходят неожиданно, и потом можно наблюдать интересные повороты в судьбах церковной иерархии, а вместе с ними и целых епархий: редко когда решения заседаний Синода оказываются предсказуемыми. А вы следите за решениями Синода? 

— Стараюсь следить. Думаю, что всякий церковный человек следит за решениями Синода, в особенности тот, кто интересуется современной судьбой церкви, теми изменениями, которые, может быть, мало видны на кратких временных дистанциях или, к примеру, на уровне приходской жизни, но которые заметны в масштабе общецерковном и в длительных временных периодах, скажем, в год, два, пять лет. Тем более что по сравнению с периодом начала-середины 1990-х годов, когда я воцерковился, нынешние заседания более информативны, решения более многообразны, формулировки более пространны, так что это представляет и определённый экклезиологический интерес. Кроме того, у простых верующих не так много возможностей получать информацию о деятельности и решениях церковного руководства, и журналы Священного синода являются здесь основным источником. 

— Несколько лет назад на уровне Синода было принято решение о том, что прихожане должны быть приписаны к конкретным приходам, потому что, бывает, священники заходят для исполнения треб на территорию ответственности других приходов, что вызывает проблемы. Вскоре после принятия этого решения мы паломничали, заезжали в разные сельские храмы, ни один (!) священник был не в курсе этих решений, и я полагаю, что они до сих пор не в курсе. То есть архиереи не поставили задачу благочинным довести это решение до настоятелей сельских храмов.

— Конечно, мы часто сталкиваемся с тем, что церковная жизнь хоть и приобрела большие масштабы за последние 30–35 лет, но механизм доведения решений Синода на приходской уровень не разработан. Речь даже не о механизме, а, знаете, о некоем взаимно уважительном внимании: со стороны священноначалия — к приходской жизни, со стороны приходов – к решениям священноначалия. Я думаю, что обычным прихожанам, простым верующим, как мы с вами, вообще малопонятно содержание служения епархиальных архиереев или, скажем, нам не очень понятно, чем занимается в свободное от богослужения время благочинный и даже настоятель нашего прихода. Я думаю, и епископ так же плохо понимает, чем живут простые верующие. Понятно, что все заботятся о достатке, заработке, здоровье, детях, — но я говорю о проблемах церковного сознания верующих, о вопросах духовной жизни, которые волнуют людей. И эту проблему разрыва в церковном общении нужно решать. 

Когда мы хочешь не хочешь обращаемся к опыту католиков, то замечаем, какое внимание все католики уделяют словам или решениям папы. Это некоторый пример для нас, православных. У нас ведь нет такого внимания к решениям церковного руководства. В этом можно увидеть и свой плюс. Это давняя традиция — проявление некоторой свободы от решений начальства. Но в этом есть и серьёзный минус, потому что это говорит о присутствующей в церкви дезинтеграции, разделённости, о большой дистанции между разными частями церкви, что, конечно, не приносит пользы нашей церкви. Сейчас всем нужно заботиться о единстве всего церковного народа, единстве не символическом, а реальном.

— Давайте взглянем на решения последнего заседания Синода, прошедшего 30 мая. Они действительно, как вы уже заметили, разнообразны, в том числе и в кадровых вопросах. Иногда просто не знаешь, кто эти люди, упомянутые в решениях, или что делать с этой информацией. Например, как можно понять решение о снятии без всяких объяснений руководителя синодального благотворительного отдела епископа Пантелеимона (Шатова), человека деятельного и очень известного не только в Москве?

— Это действительно непросто. Но можно заметить, что формулировки этих решений всегда имеют некий маркер, на который все, кто привык их читать, обращают внимание. В случае со снятием с должности, например, может быть написано «с благодарностью за понесённые труды», а может быть не написано. В зависимости от этого делаются выводы: человека перевели на более почётное место или это дисциплинарное взыскание. В данном случае благодарности не были принесены, и, соответственно, это связано с какой-то проблемой, которая народу остаётся неизвестной, что порождает домыслы, слухи, что не способствует единству. 

Понятно, что члены Синода заботятся о том, чтобы их решения не вызывали информационный ажиотаж и всякого рода «перемывание костей» в прессе, как это иногда бывает. Забота об аккуратности в отношении церковных людей, их репутации, защита своих членов от наветов и скандала, конечно, очень важны, но всё-таки важно позаботиться и о восприятии решений Синода церковным народом, о едином и верном их понимании. Очевидно, что сейчас этому уделяется недостаточно внимания.

— Любопытно, что в эти решения, в блок, посвящённый темам для работы Межсоборного присутствия, «вшито» сообщение о служении мирян в церкви. Канонически эта категория христиан очень плохо определена и описана. И вдруг вопрос о служении мирян поднимается в важнейших нюансах в связи с катехизацией, семьёй на приходе и так далее. С чем связано такое внимание к этому сейчас?

— Трудно сказать, почему этот вопрос возник именно сейчас, поскольку актуален он был, как говорится, и вчера, и третьего дня. Но его внесение в перечень задач Межсоборного присутствия означает некоторый поворот внимания церковного руководства к мирянам, которые, заметим, составляют большую часть церковного народа. Этот поворот, конечно, нельзя не приветствовать. Может быть, он и означает желание сокращения дистанции между священноначалием, священнослужителями и церковным народом, стремление церковного руководства к собиранию народа Божьего, к большему единству и общению внутри церкви.

Поскольку мы говорим о решениях высшего органа церковного управления, то, может быть, в них есть отражение и некоторых интересов и движений в государственно-политической сфере. Как известно, народосбережение — это один из заявленных приоритетов внутренней политики российского правительства, и вот Синод отражает это в своих решениях.

Ещё одну причину можно увидеть в том, что в последние 15 лет, то есть за время предстоятельства нынешнего патриарха Кирилла, проведена масштабная административная реформа в Русской православной церкви, появилось множество новых епархий, очень сильно поменялась внутренняя церковная география — и внешняя тоже. Конечно, возникают вопросы: что такое эти новые епархии как целое, как они осознают самое себя, кто составляет церковный народ в этих епархиях, как его опознать? Причём речь идёт не только о епархиях на территории Российской Федерации, но и о зарубежных. Как видите, причин для обращения внимания к церковной жизни мирян может быть много.

— Непривычна риторика постановки этих вопросов. В Русской православной церкви слово «служение» в отношении мирян употреблять не принято. Служат епископы, священники, диаконы, а миряне должны стяжать благочестивый образ жизни, заботиться о храме, жертвовать копеечку. И вдруг ставится вопрос о служении. У меня обманчивое впечатление или нет? И в чём вы видите служение мирян в церкви? 

— Понятия «служение мирянина», как и «служение мирян», нет в Уставе Русской православной церкви. Определение обязанностей мирянина-прихожанина в уставе довольно размытое, и ключевой момент, насколько я помню, — это живая связь верующего человека, прихожанина, со своим приходом (по Уставу, глава XVII, 3, прихожанин должен иметь «живую связь с приходом», заботиться «о материальном содержании прихода и причта», «участвовать в богослужении, регулярно исповедоваться и причащаться, соблюдать каноны и церковные предписания, совершать дела веры, стремиться к религиозно-нравственному совершенствованию». — «Стол»). В условиях разрыва церковной традиции, произошедшей в советское время, не вполне ясно, что означает эта «живая связь», чем она определяется. Конечно, даже то немногое, что предписано Уставом прихожанину, не исполняется, это и невозможно исполнить в нынешних церковных и общественных обстоятельствах. У нас ведь ещё работают стереотипы дореволюционного времени, константиновской эпохи, когда церковь выполняла некоторые функции, которые сейчас целиком выполняет государство. Эти стереотипы необходимо пересматривать, поскольку положение церкви и верующего человека в обществе изменилось. И неслучайно, кстати говоря, в упомянутых вами церковных решениях были коррективы, что привязка человека к приходу возможна только в сельской местности, но не в городах. Но то решение было обусловлено заботой не о собирании церковного народа, а о том, чтобы те, кто живут по соседству с храмом, не носили свои пожертвования в другой храм, где батюшка им кажется более симпатичным. За решением стоят вполне прагматичные цели, поэтому оно и не работает.

В то же время тема служения мирян в Церкви — важнейшая и центральная как для православного богословия, так и для практики церковной жизни XIX–XX веков, как внутри страны, так и в русском зарубежье. Остро актуальна она и сейчас. Богословски и пастырски разрабатывали тему народа Божьего и церковного служения мирян и прот. Сергий Булгаков, и протопр. Николай Афанасьев, и прот. Александр Шмеман; из русских религиозных философов — А. Хомяков, Вл. Соловьёв, Н. Бердяев, прот. Василий Зеньковский. Нужно вспомнить и русских канонистов, и, конечно, важнейший для нас опыт русских исповедников XX в. Из современных богословов и церковных деятелей наиболее масштабно — и экклезиологически, и практически — разрабатывает эту тему свящ. Георгий Кочетков. В русской духовной традиции последних двухсот лет это очень мощное направление, и, по-видимому, в формулировке «служение мирян в Церкви» вопрос внёс кто-то из сведущих людей, ориентирующихся в православном богословии и церковной истории. Очевидно, что и церковное руководство почувствовало пробел в области участия верных в церковной жизни, их недостаточную ответственность за неё.

Дистанция между клиром и народом в церкви — палка о двух концах. С одной стороны, она позволяет священнослужителям никому не давать «отчёт о своём уповании», только священноначалию. А с другой — миряне чувствуют себя абсолютно безответственными. Как говорил известный церковный деятель и богослов прот. Виталий Боровой, «прихожанин — это тот, кто пришёл и ушёл». Поэтому ведь мы сегодня и не знаем, кто такие миряне. То ли это все крещёные в православии граждане Российской Федерации, то ли те, кто ходит в храм и имеет хоть изредка потребность помолиться Богу, а может, и раскаяться в грехах своих. То ли мирянами мы можем назвать тех, кто не имеет сана, но входит в круг общения епископа, благочинного, настоятеля прихода, имеет доверительные с ними отношения и дела. А как мы назовём тех «мирян», кто разделяет с Церковью, со всем церковным народом всю свою жизнь и несёт за неё полноту ответственности, несмотря ни на какие общественные перипетии? Ко всем с одной меркой не подойдёшь. Ведь в служении духовенства есть градация: различиются дьяконское, пресвитерское, епископское служение; белое духовенство, монашество. Думаю, что и служение мирян реально различается по своему призванию от Бога, по своему содержанию и ответственности. Но нужно научиться его распознавать как церковное. Если это будет сделано — церковь наша духовно обогатится. Неслучайно известный исследователь православной традиции, католический священник архим. Роберт Тафт на вопрос о месте и служении мирян в церкви отвечал, что миряне и есть церковь.

Можно, конечно, вспомнить и о том, что в древности мирянами несколько небрежно называли тех, кто имеет внешние знаки христианства: крещён, иногда ходит в храм, участвует как-то в церковных обрядах, но живёт в миру по правилам мира сего. О таких ли людях речь? Правда, сейчас и священнослужители живут в миру, и епископы, и священники, и даже рискну сказать, что их зависимость от мирских законов больше, чем, скажем, у простых верующих.

С другой стороны, нужно вспомнить исповедников российских XX века, кто имел священный сан и кто его не имел, и мужчин, и женщин, людей взрослых и совсем молодых, в особенности тех, кто образовывал церковные общины и братства, то есть вопреки запретам и гонениям создавал христианские церковные союзы, помогал невинно заключённым, хранил живую память и традицию. Их мирянами никак не назовёшь, потому что они жили «в мире сем, но не от мира сего», прямо по Писанию. В этом, собственно, и заключалось их исповедничество.

— А как тогда назвать простых верующих, желающих служить Богу?

— Есть понятие «верные». Можно вспомнить документ «Об участии верных в Евхаристии», где совершенно справедливо употребляется именно это слово. Другое дело, что верными в церковной традиции называются все христиане – имеющие сан и сана не имеющие. В богословской литературе есть ещё греческое слово «лаик», то есть член народа Божьего. Словом, уже одно это понятие «миряне» требует серьёзной рефлексии, и замечательно, что эта задача поставлена перед Межсоборным присутствием.

То же самое относится и к понятию «служение». В обыденной приходской жизни служением могут назвать любую активность, лишь бы человек трудился на благо прихода. Но изначально служение — это высокое понятие. Часто под служением понимается только священнослужение, то есть совершение храмового богослужения, таинств, и служащими считаются только священнослужители, в лучшем случае младшие клирики или певчие, в особенности если они это делают бесплатно. А вот на вопрос о служении всего народа Божьего, всех членов церкви не каждый епископ и священник с ходу ответит, так что замечательно, что он поставлен на столь высоком уровне.

Каким образом он будет рассмотрен и какие будут даны определения? Какой реальный опыт будет воспринят деятелями Межсоборного присутствия? Привлекут ли к обсуждению тех, кого называют мирянами? Всё это важные вопросы, ответы на которые могут показать меру церковности сознания, которую мы все можем сейчас явить. Ведь церковь должна быть единым организмом. Правда, если же вы обратите внимание на состав Межсоборного присутствия, то увидите, что он больше похож на архиерейский собор, мирян там мало, почти нет, что вызывает некоторое опасение, что документ может быть всесторонне разработан и принесёт должный результат. 

— Апостол Павел приводит спектр служений куда более широкий, чем епископы, пресвитеры и диаконы, там ещё апостолы, пророки, благовестники, учителя, целители. Поставление на служение в древности требовало реакции всей церкви, эта реакция звучала при рукоположении — возложении рук, которое изначально и было формой церковной рецепции. А для современных мирян поставление на служение должно ли быть литургически оформлено и требует ли подобной рецепции? Или всякий церковный человек — априори служащий?

— В церкви всегда существует возможность служения всех членов народа Божьего, из всех его страт, в том числе и мирян. Так было, есть и будет вне зависимости от внешнего оформления, от формальных решений церковного руководства, потому что такова жизнь Церкви, в которой действует Святой Дух. Церковь живёт духом и верой. И те, кто желает Господу служить, даже если им воздвигают препятствия, эти препятствия преодолевают и своё служение несут.

Вопрос в том, как церковь распознаёт это служение Богу, признаёт ли его своим. Например, в Преображенском братстве немало катехизаторов-сестёр. То есть православные верующие женщины в течение длительного времени научают взрослых людей основам христианской веры и жизни — приводят людей в Церковь. Эти люди остаются в Церкви, становятся её активными членами. Полагаю, что это настоящее церковное служение, и свидетельствуют о нём прежде всего его плоды — сами люди, уверовавшие и посвятившие свою жизнь Богу и Церкви. Вот прямо по слову апостола: для кого-то я, может, не апостол, а для вас я апостол, потому что ваша жизнь во Христе и есть подтверждение моего апостольства.

Но как это служение может церковно таинственно (или сакраментально) оформляться и нужно ли такое оформление — вопрос непростой, требующий основательного богословского и пастырского подхода. Вообще рецепция церковью того или иного служения в ней — важная часть предложенной Синодом темы о служении мирян.

В случае с Преображенским братством — церковное братство во многом само и является гарантом церковности служения. В братстве есть люди, которые изнутри своего церковного опыта могут такого рода суждения выносить. В братстве есть и духовный попечитель, и старшие, есть многолетний опыт подобной рецепции. Другое дело — что этот опыт можно не замечать.

Но поставление на служение — это не первый вопрос. О рукоположении речь идёт только в отношении священнослужителей. Что касается остальных церковных служений и чинов, то в нормальном случае епископ, то есть старший в церковном народе, должен был бы благословить того или иного человека, скажем, на учительское служение, проповедническое или миссионерское. Но, опять же, мы настолько плохо друг друга знаем и так мало друг другу доверяем (епископ слабо знает народ, народ плохо понимает, кто такой епископ и каково содержание его служения), что сейчас об этом, мне кажется, говорить рано. Разумеется, есть миряне, работающие так или иначе в церковных институциях, но речь не о них. Важно не просто дать определение служению мирян, начитавшись богословской литературы, а собрать живой опыт и XX века, и нынешнего времени. В первую очередь собрать опыт общин и братств, потому что в них собирались и собираются самые ответственные миряне. Нужно собрать всё ценное: мы не настолько богаты, чтобы что-то ценное оставлять за бортом.

Собирать этот опыт надо ещё и трезвенно, имея церковные критерии его оценки. Хорошо бы иметь возможность судить об этом опыте соборно, по духу и по плодам. Существенный элемент церковного соборного механизма, насколько можно понять замысел святейшего патриарха, выражен в Межсоборном присутствии и должен, по-видимому, сыграть свою роль.

— То, что на самую большую часть церковного народа решили обратить внимание, вселяет надежду. Но достаточно ли здесь только сил Межсоборного присутствия? Как ещё наша церковь может откликнуться на это решение Синода?

— Повторю, нужно приветствовать сам замысел. Его осуществление — ещё один непростой вопрос. Сейчас речь идёт о разработке документов, некоторых базовых текстов, которые должны выразить церковный консенсус по данной тема на сегодняшний день и на которые весь церковный народ может ориентироваться. Они будут разрабатываться в рамках Межсоборного присутствия, которое может привлекать и каких-то экспертов, которых также ещё нужно найти.

Вообще принятые Синодом решения, как и будущие проекты документов, стоило бы обсудить на уровне каждой епархии и даже каждого прихода, то есть там, где в служении мирян заинтересованы более всего. Конечно, так называемые миряне к этому не очень готовы, как не очень готовы и священнослужители. Но это не беда: с чего-то нужно начинать. И если отнестись к делу с верой и разумом, как следует подготовиться, то такое обсуждение, с разным успехом, конечно, но провести можно, и оно будет способствовать повышению доверия и единства в церкви.

Дело ведь ещё в том, что говорить о служении серьёзно можно лишь в отношении воцерковлённых людей, или, как говорит отец Георгий Кочетков, «полных членов Церкви». То есть тех, кто православный не только по рождению или факту принятия крещения в младенчестве, даже не по факту принадлежности к культуре. Всё это важно, но недостаточно для разговора о служении как качестве всей жизни христианина. Поэтому без того, чтобы способствовать воцерковлению, без полноценной катехизации взрослых этот разговор всерьёз начать на уровне собрания прихожан невозможно. Неслучайно тема катехизации после крещения тоже поставлена Синодом, как и тема пастырской практики. И некоторые богослужебные темы тоже, на мой взгляд, связаны со служением мирян — проблема понимания богослужебных текстов, например. Задача поставлена интересно, масштабно, придётся как следует поработать, чтобы её осуществить на должном уровне и чтобы работа Межсоборного присутствия стала реальным импульсом проведения синодального решения в жизнь.

Разработка документов — это ещё не всё. Идеи, которые в них заложены, ещё нужно суметь реализовать в жизни, на уровне приходов, епархий. Но это всё же следующий шаг. Пока же, повторюсь, нужно собрать опыт, не думая, что мы начинаем жить с самого начала. Этот опыт есть в истории и современности церкви, его надо актуализировать. Прежде всего ценен опыт русских исповедников. Ценен не только тем, что люди умирали за веру, но и тем, что люди жили по вере, ради Христа, ради Церкви, не соглашаясь на измену и предательство, жили там и тогда, где и когда это было невозможно. И это были не только священнослужители, но и те самые миряне, служившие Богу и Его Церкви всей своей жизнью.

Источник: Медиапроект «Стол»