Рыцарь свободы и веры
Отец Георгий, когда и в связи с чем Вы услышали имя Никиты Алексеевича Струве?
Священник Георгий Кочетков: Это было достаточно давно, и я сейчас могу не очень точно помнить. Скорее всего, это было где-то в середине 1970-х годов, когда я получил доступ, хотя и очень ограниченный, к журналу «Вестник РСХД» (т.е. «Вестник Русского христианского студенческого движения»; в названии движения тогда еще было слово «студенческое»). Я с большим удовольствием брал эти журналы и читал их от корки до корки. Они мне очень нравились. Конечно, это было связано и с именем главного редактора.
Журналы я получал из рук Николая Евграфовича Пестова, замечательного человека, который помогал многим людям, часто рискуя своим благополучием, и который энергично служил своему призванию — распространению просвещения, сохранению традиции Русской церкви, — т.е. тому же, чему в других условиях служил Никита Алексеевич Струве. Поэтому и было такое духовное родство «мечёвских» кругов и круга «движенцев» в русском зарубежье среди эмигрантов первой волны. Это родство было неслучайным, а потому и понимание того, что и как делает Никита Алексеевич, было достаточно полным и серьезным. Оно возникло не на пустом месте, но именно на почве единства жизни и устремлений, единства понимания слова Божьего, церковного призвания и церковной реальности.
Никита Алексеевич известен с разных сторон: он и издатель, давший жизнь многим книгам, которые не могли быть изданы на родине; он и член РСХД, много сделавший, чтобы жизнь этого движения продолжалась; он и просветитель, не только издававший замечательные книги, но и приложивший усилия для их распространения. Что бы Вы выделили как наиболее ценное для возрождения церкви и общества в России?
Священник Георгий Кочетков: Для России всё имело значение, так как Никита Алексеевич никогда не замыкался на интересах узкого круга людей или тем более на собственных интересах. Он был и остается действительно человеком Русского христианского студенческого движения, «движенцем» по духу, всегда, всю жизнь. Никита Алексеевич издавал журнал «Вестник РСХД» (потом он стал называться «Вестник РХД») и всегда налаживал связи с Россией. Не случайно на титульном листе журнала было обозначено, что он готовится и выходит в Париже, Нью-Йорке и Москве. Это действительно было в большой степени так. Понимать, что происходит в тогдашнем СССР, постоянно получать рукописи, держать связь с читателями, авторами, иметь там распространителей — всё это требовало, конечно, большого мужества. Ведь за такой журнал людей могли и репрессировать. Он считался в то время антисоветским, и читать его открыто было абсолютно невозможно. Нельзя было даже более-менее открыто передавать его из рук в руки. Именно поэтому столько десятилетий издавать такой журнал — это уже само по себе большой подвиг. Только за это Никита Алексеевич достоин особой благодарности, если смотреть в контексте возрождения церкви и русской культуры.
Конечно, здесь всё важно: и то, что Никита Алексеевич — «движенец» по духу и по смыслу жизни, и то, что он просветитель, издатель и редактор и просто умный, тонкий человек, необыкновенно целеустремлённый, знающий и воспринимающий многие духовные тайны; человек, который всегда отличался высоким качеством своей жизни, устремлённый к этому качеству, никогда не ограничивающийся никаким житейским благополучием или тем более чем-то замкнутым, самолюбивым, гордым или унылым по духу. Конечно, Никита Алексеевич в этом смысле сейчас, может быть, «последний из могикан» — из тех, кто представляет ту культуру, ту жизнь и ту веру, которые впитали в себя всё лучшее, что было в прошлом в истории России и Русской церкви и что есть сейчас. Его значение для возрождения нашей церкви переоценить невозможно, хотя это возрождение идёт непросто и не так быстро, как хотелось бы. К сожалению, не так много людей трудится для достижения этой цели, и, может быть, Никита Алексеевич здесь должен быть назван одним из первых.
Когда и как Никита Алексеевич познакомился с нашим движением, с Преображенским братством?
Священник Георгий Кочетков: Скорее всего, Никита Алексеевич познакомился с ним через мои первые статьи — «герасимовскую» и «богдановскую», — которые он полностью напечатал ещё в конце 70-х и в первой половине 80-х годов. Он не однажды публиковал мои произведения, причём, как это ни удивительно, в полном объёме, несмотря на такую их откровенность, которая пугала многих, даже видавших виды людей. Плюс к этому, как только он получил возможность открыто приезжать в Россию — тогда ещё в СССР, — я сразу связался с ним через своих друзей, и мы познакомились. Это было где-то в конце 80-х годов. Ещё у нас были общие близкие люди, общие знакомые, друзья, прежде всего такие, как Сергей Сергеевич Аверинцев, которые нас также тесно связывали. Но всё же я думаю, что внутреннее тяготение друг к другу у нас возникло сразу, и наше знакомство сразу получило продолжение. Разумеется, это не могло не привести и к возможно близкому знакомству Никиты Алексеевича с нашим движением, с нашим братством, с нашим институтом и с конкретными людьми.
Известно, что в ситуациях, когда на наше братство распространялась клевета, Никита Алексеевич всегда старался нас защитить. В чём в первую очередь заключалась эта защита?
Священник Георгий Кочетков: Никита Алексеевич всегда много общался с людьми, в том числе с людьми значительными. Вдобавок к этому он был довольно близко знаком с патриархом Алексием II. Поэтому, когда начались гонения на братство, он быстро разобрался в ситуации, быстро её оценил и, конечно, однозначно и бескомпромиссно встал на нашу защиту. Он начал говорить о нас с разными людьми, выражать своё мнение, например, в парижских кругах, что не всем там нравилось, и, уж конечно, не нравилось многим здесь, в России.
1990-е годы были трудными и очень противоречивыми годами в истории нашей церкви. Никита Алексеевич со свойственными ему честностью, открытостью, дерзновением, всё тем же умом и бесстрашием каждый раз, когда заходила речь о нас, — а тогда о нас говорили много, и было много публикаций и за, и против, — всегда однозначно выражал свою позицию. Кроме того, он публиковал материалы — и наши, и о нас — и ни разу не допустил ни одной подлой публикации. Он поддерживал разномыслие и разные позиции, но никогда не допускал подлости и клеветы. Этому можно только поражаться, ведь на него оказывалось серьезное давление, как и на Сергея Сергеевича Аверинцева, который делал нечто подобное здесь, в нашей стране.
Никита Алексеевич едва ли не единственный из эмиграции первой волны, кто полноценно вернулся на родину, когда это стало возможно. Но одновременно он остался в Европе, где прожил всю жизнь. Что это — стечение обстоятельств или позиция? Почему другие так не смогли?
Священник Георгий Кочетков: Уверен, что это позиция, сознательное действие. Никита Алексеевич хорошо понимает реалии жизни в современном мире — и во Франции, и в России, — он слишком хорошо знает нашу историю и нашу реальность, для того чтобы взять и просто уехать из Франции, уйти из старой жизни. В то же время он, конечно, не может не быть вместе с Россией, вместе с народом, не служить ему всей своей жизнью. В этом отношении он уникальный человек. Его интуиция, опыт и ум, его культура и сила духа позволили ему нигде не перейти границы. Он всегда был защитником правды Божьей, справедливости, защитником гонимых и притесняемых, поборником настоящего творчества, без которого нет ни полноты церковной жизни, ни развития культуры. Он буквально хранитель уникального пласта памяти, который ещё, я уверен, будет раскрываться. Я представляю, какие архивы хранятся у Никиты Алексеевича... Дай Бог ему сил, здравия и благоденствия, чтобы продолжать своё великое дело!