Перейти к основному содержимому

«Он был благородный человек в высоком, духовном смысле этого слова»

Enter caption here

Дмитрий Сергеевич, какие человеческие качества во владыке Михаиле Вам особенно запомнились? Может быть, был какой-то интересный случай в связи с владыкой, который произвёл на Вас впечатление?

Д.Г.: Владыку Михаила я видел всего лишь несколько раз в жизни. Первый раз — в августе 1995 года, на Преображенском соборе и конференции «Миряне в церкви», когда он приезжал в Москву и выступал у нас. Мне запомнилась его речь, ясная, с характерной дикцией, которая выдавала в нем человека еще прежней, несоветской культуры. Я сейчас не вспомню детали его выступления (оно опубликовано в сборнике конференции), но это были очень ясные вещи, которые свидетельствовали о его опытности, церковности, широте взглядов, понимании церковных нужд, сути христианской жизни и того, что нужно для ее возрождения в нашей церкви.

Затем, когда уже о. Георгий и двенадцать наших братьев и сестра были под прещениями, мы посетили его в Петербурге на его квартире. По-моему, это было весной 1999 года. Он был за штатом, на покое и жил очень скромно, в «хрущевской» двухкомнатной квартире вместе со своей помощницей Светланой Николаевной. Он нас принимал и кормил обедом. Он тогда уже довольно слабо видел, хотя, конечно, как человек внутренне крепкий, старался вида не показывать, но по тем фотографиям, что я тогда сделал, это видно. Меня удивила скромность и теснота его быта. Этот образованный человек, родом из того времени, которое принято называть религиозно-философским возрождением в России (его мать была членом Александро-Невского братства в Петрограде), жил очень скромно, но при этом занимался музыкой, что-то сочинял, пел,  у него, кажется, был компаньон в этом занятии, и они занимались вместе. Ежедневно, как рассказывала его помощница, он делал гимнастику и вообще был очень бодрым, несмотря на свои весьма преклонные годы. Он ведь 1912 года рождения, соответственно, ему было уже восемьдесят семь, когда мы его посещали.

Мы говорили  о разных вещах. Вместе с нами присутствовала и Ирина Александровна Молчанова, очень почитавшая владыку, она нас, по-моему, туда и привела. Большое внимание в беседе с владыкой было уделено обсуждению наших московских проблем, принятия или непринятия опыта о. Георгия и Преображенского братства, его литургической практики и общинно-братской жизни, того безобразного инцидента, который был устроен известными людьми в Успенском храме с тем, чтобы убрать оттуда о. Георгия и вместе с ним все братство. И он, надо сказать, не то, чтобы был очень внешне расположен, он очень переживал за всю эту историю, воспринимал ее как церковную трагедию, хотя, конечно, реагировал очень достойно, очень благородно. Это слово вообще очень к нему подходит и, говоря о нем, нельзя не употреблять его. Он был благородный человек в высоком, духовном смысле этого слова.

Тогда же он написал, т.е. надиктовал предисловие к Катехизису о. Георгия. О. Георгий посылал ему текст, владыка с ним ознакомился, хотя прочитать его по слабости зрения он вряд ли мог, только прослушать. Тем не менее, он был с ним знаком и надиктовал то самое предисловие, которое теперь можно видеть в издании. В следующий раз я его видел в храме Новомучеников и исповедников российских у о. Александра Сорокина, куда владыка приезжал на литургию. Он не служил, но молился в алтаре и, кажется, говорил слово.

А последний раз я был у него дома уже один. Он меня тогда принял, хотя, кажется, не очень запомнил с первого визита, и подписал одно из писем в защиту о. Георгия и нашего движения, которое к тому времени уже подписали Н.А. Струве, С.С. Аверинцев, матушка Иулиания Шмеман, П.И. Мейендорф и другие. Во всяком случае, когда владыка выслушал фамилии подписавших, он сказал, что считает за честь быть в такой компании, и тут же поставил свою подпись.

При этом он заметил, что если бы был правящим архиереем, то не смог бы такое письмо, адресованное патриарху, подписать. Сказал открыто, что тогда бы не смог, но сейчас, конечно, подпишет. При этом заметил, что в нынешнем его положении эта подпись вряд ли будет иметь большое влияние. Я запомнил эти его благородные слова, и позицию, и честность. Когда такое в жизни встречаешь (а это не часто бывает), то запоминаешь на всю жизнь. И еще тогда он мне дал, наверное, последнее интервью, которое опубликовал, уже посмертно, Максим Шевченко в «НГ-Религии» под названием «Труд твой не тщетен перед Господом». Максим, публикуя наши статьи, почти никогда не оставлял наших заголовков, но в данном случае оставил. С момента создания попечительского совета СФИ владыка был его постоянным членом.

Что он делал в этом качестве? Как помогал институту?

Д.Г.: Он был попечителем в самом настоящем смысле этого слова, духовным, интеллектуальным и молитвенным попечителем о нашем институте, об о. Георгии, к которому имел, по-видимому, большое уважение. Он очень переживал о том, что мало  может сделать для нас. Так и говорил: «О. Георгий, скажите, что я могу для вас сделать?» Конечно, такие слова дорогого стоят. Встречи с такими людьми многому научают в церковной жизни, духовно и культурно обогащают душу и сердце, а их образ в памяти со временем раскрывается.

Образ владыки Михаила — светлый, благородный, смиренный образ Вологодского епископа, который к тому времени был на покое и очень скромно жил, будучи одним из старейших, заслуженных и самых образованных иерархов Русской церкви.

Беседовала София Андросенко
Информационная служба СФИ

Архиепископ Михаил (Мудьюгин) — постоянная страница сайта