Помирить человека с его тенью
![](https://psmb-neos-resources.hb.bizmrg.com/target/sfi/180737e66ee39b39bc022ddb9ac3f6a69492465f/sawab-hero2-1-1378x919-980x653.jpg)
Особенность предложенной Нойманном парадигмы в том, что он пересаживает этику с традиционной для неё философской почвы на особую почву психоанализа после Освенцима. «Можно критиковать Нойманна за то, что в его книге не фигурирует Кант как основоположник моральной философии новейшего времени и ни к каким философским или богословским авторитетам автор не апеллирует, – говорит декан богословского факультета Свято-Филаретовского института Давид Гзгзян. – Но я оправдываю его тем, что травма, которую пережили европейские интеллектуалы в XX веке, касалась не теории, а распространенных практик».
![Эрих Нойманн](https://psmb-neos-resources.hb.bizmrg.com/target/sfi/1934763fd3235a29f8fedc8e6b619f53b402c4ec/96183_original.jpg)
Эрих Нойманн
Он напомнил, что телесные наказания в английских публичных школах, которые готовили будущих аристократов, были отменены в начале 70-х годов, а телесные наказания в женских ирландских монастырях – и того позже. «И понятно, что Нойманн, который имел дело не с философскими авторитетами, а с пациентами и жертвами всевозможного насилия, предпочёл сосредоточиться на этих практиках», – поясняет Давид Гзгзян.
Нойманн начинает с «человеческого низа». По мнению психолога, причина доминирования насильственных практик в цивилизованной Европе коренится в том, что человечество старательно и безуспешно дистанцировалось от собственного бессознательного, пытаясь вытолкнуть враждебное собственному «я» начало, которое Нойманн назовёт тенью. Это порождало неврозы, истерические реакции, изуверские практики преследования неугодных и инакомыслящих, душевнобольных и пр. «Новая этика, по мысли Нойманна, состоит в необходимости реинтегрировать, то есть помирить человеческое эго с его “тенью”. Правда, никакой технологии, практики такой реинтеграции Нойманн не предлагает», – замечает Давид Гзгзян.
Понятие «новой этики» в русскоязычном контексте также связывается с определённым развитием идеи суверенности человеческого индивидуума. «Но это выражается в пересмотре практик скорее этикетного, чем этического характера, – отмечает Давид Гзгзян. – Например, признаются непригодными прежние формы оказания внимания женщине. Однако взамен никаких новых форм не предлагается».
![Давид Гзгзян](https://psmb-neos-resources.hb.bizmrg.com/target/sfi/48d9489ea4c383e0a67e90dbcbb03a60118ef7e4/IMG_0470-3414x2275-980x653.jpg)
Давид Гзгзян
Одной из идей новой этики выступает провозглашённая сексуальная эмансипация, которая фактически выводит сферу пола за границы суждений о добре и зле. По мнению Давида Гзгзяна, такое отношение «может считаться вызовом для моральной философии и теологической этики», однако достойного ответа на этот вызов ещё не прозвучало. «Мы чаще встречаем нервно-негативную реакцию, которая загоняет пол обратно в сферу запретительной регламентации, давая сторонникам сексуальной эмансипации лишний повод утверждать, что ничего кроме репрессивного начала старая этическая школа предложить не может», – говорит Давид Гзгзян.
«Это принципиальная проблема, на которую христианская мысль была бы обязана отреагировать, потому что в противном случае мы обречены сталкиваться с ценностным релятивизмом, который едва ли укладывается в откровение о едином Боге, о некоем едином для человечества смысле существования», – считает Давид Гзгзян.
«Свой курс по христианской этике я обычно начинаю с признания, что никакой специфически христианской этики, принципиально отличной от Ветхого Завета, ещё не создано, – добавляет он. – Тут я опираюсь на авторитет Бердяева, который тоже видел здесь некоторую лакуну и свою книгу “О назначении человека” неслучайно назвал “Опытом парадоксальной этики”. Но в ней тоже нет разработанной теории и вытекающей из неё практики – это, скорее, набор когда гениальных, когда впечатляющих, когда, может быть, спорных прозрений».
По мнению Давида Гзгзяна, нам самим, христианам, необходимо обновить своё понимание оснований этики – например, навести мосты между кантовским априоризмом и ценностным априоризмом Шелера, который критиковал формализм в этике Канта и стремился преодолеть отвлечённость немецкой философии, приблизиться к жизни и её конкретным положительным ценностям.
Новая этика – безусловно вызов для христианского богословия, уверен Давид Гзгзян, хотя о теоретической новизне идей, выдвигаемых под этим флагом, говорить трудно, поскольку собственно этическая их составляющая по сути укладывается в категорический императив Канта.
По мнению доцента СФИ Виктории Файбышенко, теоретическая новизна идей, обозначаемых понятием новой этики, связана с пересмотром существующих практик. Во-первых – институализированных практик насилия. «В этической системе Канта мы не обнаружим проблемы насилия, она как бы снимается, – говорит Виктория Файбышенко. – Но в действительности, как мы знаем, институты любого общества пронизаны насилием. То есть речь идёт не о частном насилии отдельного человека по отношению к другому, а о насилии институциональном. И то, что условно назвали новой этикой, ориентировано на вопрос о том, что такое насилие, встроенное в природу самих социальных институтов – университетского образования, церковной жизни, семьи».
![Виктория Файбышенко](https://psmb-neos-resources.hb.bizmrg.com/target/sfi/cabadda7adc389d7848ee514bf283b216b13abd4/IMG_4751-5472x3646-980x653.jpg)
Виктория Файбышенко
Второй концепт, который в контексте существующих практик пересматривает новая этика – суверенность. И здесь показательна пестрота идей и течений, объединённых под брендом новой этики. «Книга Нойманна относится к предыдущему этапу, который подготовил либерализующую революцию 60-х, – поясняет Виктория Файбышенко. – Этот этап тоже ставил проблему насилия, но, как теперь считают, пропустил многие важные вопросы. И теперь сторонники освободительного движения 60-х обвиняют условных сторонников современной новой этики (будем помнить, что это условное и внешнее обозначение целого спектра общественных настроений) и в том, что они пуритане и хотят заново кодифицировать сексуальную жизнь, которую те раскрепостили и освободили. Почему? Потому что эту жизнь – которая раньше относилась к приватному пространству, где нет и не может быть никаких правил, – они предлагают тоже рассматривать как сферу, где происходит и институциализируется насилие и где о суверенности говорить на самом деле не приходится».
«Во всех этих современных спорах ставится под вопрос классическое понятие суверенности, потому что теоретически каждый из нас в одинаковой степени по отношению к остальным является автономным субъектом, а в реальной социальной практике кто-то всегда больше субъект, чем другой, и это серьёзная проблема, – говорит Виктория Файбышенко. – И эту ситуацию пытаются кодифицировать. Отсюда современный огромный спор о введении этических кодексов в университетах: нужно, не нужно, в каком смысле, как. Эта революция практик интересна не только с точки зрения борьбы с насилием – она поднимает и вопрос о добре и зле, именно потому что связана с пересмотром понятия суверенности, которой никто и никогда до конца в социальном пространстве не наделён».
В каком-то смысле противоречия внутри самой новой этики демонстрируют своеобразную диалектику безопасности и права на частную жизнь. И логика этой борьбы за человека и его свободу такова, что скоро ему, кажется, нельзя будет доверить даже его самого – так много вреда он может себе причинить.
Новизна новой этики сомнительна, считает доцент СФИ Екатерина Полякова: «Очень много сейчас таких проектов – новый реализм, новая этика… Мне кажется, оно всё какое-то абсолютно не новое. Смущает и выражение “после Освенцима”, в какой-то момент его стали эксплуатировать. Начинается с того, что человечество так и не научилось различать добро и зло, а потом оказывается, что, в общем, и не надо это делать, а все беды от того, что их различают. Хочу встать на сторону Канта: его считают абстрактным мыслителем, но беспокоивший его вопрос о том, что есть добро и зло, имеет отношение к делу – я боюсь, что проблема Освенцима как раз в том, что людям было не ясно, что такое зло».
![Екатерина Полякова](https://psmb-neos-resources.hb.bizmrg.com/target/sfi/88dffc859d7d5792b3b6a948a72b0fcb1b89056d/20181223_247-3854x2572-980x654.jpg)
Екатерина Полякова
В новом этическом дискурсе можно увидеть «попытку заботы о человеке уязвимом», считает доцент СФИ Яна Пантуева: «Так или иначе любой человек бывает в уязвимой позиции – это касается не только женщин в патриархальных обществах или подростков в своих семьях и школах. Не они всё решают, не их все слушаются. Чтобы сделали, как ты хочешь, нужно приложить много усилий, а с тобой могут сделать многое, и объяснить тебе, что так и надо и это в твоих же интересах».
«Люди во все времена занимались искоренением зла, но в каждой ситуации ещё поди пойми, можно ли его искоренять таким способом и что есть зло, – говорит Яна Пантуева. – Взять ужасы Гулага или Холокоста – ведь это тоже кому-то виделось искоренением зла. Или вот переучивали раньше левшей, видели в этом патологию. А сегодня если кому-то бабушка будет привязывать полотенцем левую руку к туловищу, то будут требовать наказаний для бабушки и психотерапевта для внука. А быть левшой – это вообще зло?»
![Яна Пантуева](https://psmb-neos-resources.hb.bizmrg.com/target/sfi/6bc9ec9b95f188d786201e2fc76f9b180a00672f/%D0%AF%D0%BD%D0%B0-2544x1694-980x653.jpg)
Яна Пантуева
По мнению Яны Пантуевой, на примере современных подростков очень хорошо видно, к чему приводит забота об уязвимом, возведённая в главный этический принцип. К страху перед всякой иерархичностью, авторитетом, наличием какого-то старшего. Вообще перед различением и оценкой добрых качеств, а то и добра и зла. «Часто принять какой-то авторитет по внутреннему доверию – почти невозможно для современного человека в любом возрасте, – говорит Яна Пантуева. – Даже если человек хочет принять чужой опыт, старшинство и авторитет, ему приходится этому специально учиться».
Уязвимому человеку внушили, что он волен сам во всём разобраться, всё понять и всё выбрать, в том числе и то, что от него как бы не зависит. «Завораживает идея, что ты можешь выбрать, сколько тебе жить, или пол, например, – продолжает Яна Пантуева. – Или некоторая гипотеза, что по взаимному согласию можно делать всё и общество должно это принять, а если не принимает, то оно плохое. Твоя подружка может прийти к тебе в любой момент и сказать: “Знаешь, я не подружка – я друг”. И ни в коем случае ей не должно быть из-за этого стыдно – потому что это травма. Все очень боятся насилия и травм».
И этот психоаналитический язык в разговоре о человеке доминирует, то есть человеку никогда не должно быть стыдно – он должен быть доволен. «Уже даже проехали то время, когда твой ребенок должен быть успешным – он должен быть довольным, довольным собой и людьми, – говорит Яна Пантуева. – И задача всех, кто включается в воспитание, учителей, например, в том, чтобы это поддерживать, организовывать ребенку вот эту приятность, и здесь уже теряются все остальные критерии. И это желание оградить человека от своей уязвимости, сделать его довольным – тоже своего рода новая этика. А Христос стал уязвимым, и по-другому зло не лечится».
Дискуссии вокруг новой этики и обращение к внимательному пересмотру действующих практик борьбы со злом отчётливо демонстрируют, среди прочего, проблематичность самой этики охранительного типа. Это вновь отсылает нас к трудности, диагностированной ещё апостолом Павлом, что законом «не оправдается никто из живущих», и ставит перед взыскательным субъектом вопрос о новых, более глубоких основаниях этики, может быть несводимых к поиску дистиллированной справедливости в условиях «войны всех против всех».
Круглый стол о новой этике прошёл в Свято-Филаретовском институте в рамках научного проекта «Христианская антропология, личностное взаимодействие в церкви и обществе» 25 ноября в формате Zoom-конференции. В дискуссии также приняли участие доценты СФИ Борис Воскресенский, Галина Шпатаковская, старший преподаватель СФИ Галина Муравник, заведующий кафедрой богословия СФИ Александр Копировский и секретарь кафедры Алина Патракова.