Перестанет ли священнослужение быть профессией

Хотя многие клирики и миряне надеются на быстрое возвращение приходской практики в прежнее русло, есть и те, кто считает, что церковная жизнь не может не измениться и даже уже изменилась. Обсуждению опыта, накопленного за последние несколько месяцев, был посвящён круглый стол «Что является центром церковной жизни в условиях пандемии».

«Нестандартная ситуация выявила проблематичность на всех уровнях церковной жизни, – считает декан богословского факультета СФИ, член Межсоборного присутствия РПЦ Давид Гзгзян. – Даже уверенного вертикального управления в эти месяцы не получилось: самой иерархии явно было не очень понятно, чем собственно надо управлять. Не было дано никаких рекомендаций, как устроить молитву, исповедь, пост, причащение, взаимопомощь, как устраивать церковную жизнь». 

Невозможность совершать евхаристию в привычном режиме спровоцировала и дискуссию о природе церковных таинств. Однако богословский уровень доносившихся мнений показал, что в церковном сознании XXI века законсервированы официальные представления века XI – об эмпирическом, то есть материальном, присутствии Христа в веществе таинства. Вся острота вопроса для многих оказалась в том, может или не может это вещество освятиться молитвой священника через экран телевизора. 

Всерьёз из сакраментальных аспектов обсуждалась лишь «технология» безопасного причащения в условиях сильно контагиозной инфекции, добавил Давид Гзгзян. Однако вопрос о том, как сохранить живую связь между людьми в церковном собрании, да и что означает эта связь – даже не поднимался.

«Я вижу, как в католичестве обсуждается, насколько нужна евхаристия, – говорит директор Института святого Фомы священник Штефан Липке, SJ. – Например, нужнее ли она людям, чем новая одежда? Одежда всё-таки нужна, поэтому в магазинах принимают меры безопасности. О причастии нередко рассуждают таким же образом: это тоже средство, которое очень нужно, поэтому и здесь возникает вопрос о технике безопасности».

По мнению отца Штефана, понимание евхаристии может быть расширено. «Она есть там, где люди живут вместе и собираются за одной трапезой, там, где заботятся о больных, там, где волонтеры помогают престарелым, – говорит отец Штефан. – Это тянет за собой и вопрос о том, как понимать служение священника. Не тот ли это, кто собирает верующих людей – семью или общину – где только возможно, когда это нельзя сделать в храме у престола?»  

Традиция, как древнейшая, так и совсем недавняя, связанная с эпохой гонений и просто отсутствием пастырей и храмов, еженедельных литургий, знает опыт причащения преждеосвящёнными дарами. «Освящённые частицы могли храниться по домам, причащение ими могло быть доверено отдельным мирянам, – говорит Давид Гзгзян. – Но обращение к этому опыту проблематично. Даже если восстановить внешний порядок раздачи освящённых даров – кому, как, при каких условиях они могут быть переданы? Объединяют ли прихожан такие отношения открытости, доверия и знания жизни друг друга, которые являются условием передачи им святых тела и крови?» 

По наблюдениям священника Андрея Логинова, среди пастырей можно выделить три типа реакции на пандемию в зависимости от того, как они понимают свое служение. Первые держатся за привычный порядок совершения богослужений и часто не верят в вирус, подозревая, что «под видом пандемии враги хотят закрыть не только храмы, но и само православие». Вторые обнаруживают большую способность к самокритике и воспринимают пандемию в более покаянном ключе. Они готовы защищать здоровье прихожан любой ценой, но не находят конструктивной альтернативы прежнему храмовому благочестию, в результате чего многие остаются фактически без церковной жизни. Третьи – самая редкая категория – при опустевших храмах делают акцент на общении между людьми, углублении в слово Писания, свидетельстве о вере. Однако для большинства сохраняется нелепый образ церкви, которой «нужны храмы и священники, а прихожане – лишь как потребители и спонсоры богослужебной деятельности и служителей алтаря», заключил отец Андрей.

«Сейчас многие с нетерпением ждут постепенной отмены ограничений режима самоизоляции и думают: наконец-то всё будет нормально, – говорит отец Штефан. – Не будет “нормально”! Должно стать по-новому. Что это значит, я пока тоже не знаю. Но если не станет по-новому, то возникает вопрос, может ли церковь вообще чему-то научиться».

Наверняка после пандемии многим уже будет трудно отказаться от ежедневного чтения слова Божьего в собрании и размышления над ним во время утренней и вечерней молитвы, считает заместитель декана богословского факультета СФИ Зоя Дашевская. «Опыт самостоятельной молитвы показал, насколько место слова Божьего в среднеприходском богослужении умалено, – говорит Зоя Дашевская. – Писание, проповедь должны вернуться и в богослужение, и в повседневную жизнь христиан и напомнить им слова Христа, заповедавшего Своим ученикам жить и питаться словом Божьим. Это то, что приобщает и Христу, и Духу». 

По мнению священника Георгия Кочеткова, пандемия показала, что многие институциональные формы нужно или радикально менять, или менять отношение к ним. «Имеют ли для нас сейчас какое-то значение институции церкви, которые выросли во время константиновской эпохи, очень тяжеловесные и бюрократические? Все эти “владыки”, “высокопреосвященные” – это всегда какой-то анахронизм. Они действительно отжили свой век – мы живём в совершенно другую эпоху». 

«Пандемия привела к тому, что мы стали транслировать богослужения на русском языке из нашей часовни, – рассказал отец Георгий. – И хотя мы служим по-русски уже больше тридцати лет, эти трансляции вдруг стали заметным явлением церковной жизни. А ведь что такое русский язык богослужения? Это депрофессионализация церкви, которая является очень важным требованием времени и жизни. Церковь стала у нас профессиональным союзом: священнослужение – де факто профессиональная деятельность, церковнославянский язык требует профессионализма, если человек не профессионал, он не понимает церковнославянского языка». 

Церкви нужны живые человеческие связи, а не профессиональные, уверен отец Георгий. «Пандемия показала: кончилась константиновская эпоха. Всё! Давайте вспомним, что было в доконстантиновское время, – добавил он. – Не нужно ничего механически повторять, но извлечь оттуда какие-то уроки, посмотреть, как церковь жила, когда она не была государственной и профессионализированной, очень стоит. Это касается и богословского взгляда на Церковь, и всего, что связано со священством, иерархией и со старшинством».

«Ситуация пандемии открыла новую простоту и свободу в церковной жизни, многое вспомнилось: и значение домашней молитвы, и самые разнообразные её формы, и возможность причастия на дому, – сказал, подводя итоги дискуссии, первый проректор СФИ Дмитрий Гасак. – Изменилось и представление о храме. В центре внимания оказалась не внешняя, официальная сторона церковной жизни, а вера конкретного человека и отношения между людьми».