Пути духовного сопротивления М.В. Юдиной в советское время
В своем единстве они составляют то, что может быть названо «духовным путем» личности, позволившим ей в условиях тотального идеологического давления сформировать себя, оказать духовное сопротивление разразившейся в стране «антропологической катастрофе».
Мотивы обретения Юдиной веры, с одной стороны, связаны с тем, что она находилась в русле духовных поисков интеллигенции начала XX века, которая, утратив духовные основания культуры, активно искала их в различного рода религиозных практиках. С другой стороны, поиск веры для Юдиной был связан не столько с эстетическими, сколько с этическими поисками, что в целом было нехарактерно для людей эпохи модерна. Благодаря философии Бахтина в мировоззрении Юдиной формируется особый акцент на воплощении веры в жизни, в «сфере поступка».
Раннее сознание своей веры и своего призвания в искусстве определило основные направления жизни Юдиной. В ее жизни вера и культура существовали нерасторжимо. Сохраняя верность своему изначальному призванию – искать пути богопознания средствами искусства, Мария Вениаминовна на протяжении всей своей жизни расширяла сферы своего христианского служения. Нам представляется, что многообразие деятельности обогащало ее личность, и, следовательно, давало новые и неожиданные импульсы для творчества.
Внутренняя логика духовного пути М. В. Юдиной определяется, как минимум, тремя духовными задачами, над решением которых она трудилась на разных этапах своей жизни: поиск духовного руководства; осмысление своей позиции в конфликте церкви и безбожного государства; исполнение долга памяти.
После Крещения в 1919 году в Петрограде, Мария Юдина активно участвовала в церковной жизни. Участвовала в жизни религиозного кружка «Воскресение», членом которого был, например, член Александро-Невского братства архим. Гурий (Егоров). Юдина на протяжении всей своей жизни искала традиционных духовнических отношений (обращалась с духовными вопросами к таким пастырям как прот. Феодор Андреев, прот. Павел Флоренский, свящ. Михаил Шик, прот. Всеволод Шпиллер, митр. Антоний (Блум), о. Александр Мень), но специфика русской церковной истории XX века делала невозможными традиционные формы духовного руководства. Как следствие в жизни Юдиной проявились новые ценности и ориентиры: она училась жить, непосредственно руководствуясь Евангелием, и искала общения с различного рода церковными сообществами общинного и братского типа (можно отметить хотя бы связь с Адександро-Невским братством, мечевской общиной, общиной о. Анатолия Жураковского в Киеве и др.).
Церковно-исторические процессы, свидетелем и участником которых стала М. В. Юдина в 1920-1930-х гг., поставили ее перед непростым выбором: остаться в официальной церкви и принять прямой компромисс с властью или согласиться на подпольное и «нелегальное» существование, отрыв от полноты церковной жизни. По свидетельству Е. М. Шик, дочери свмч. Михаила Шика, в этом распадении единой церковной жизни на два «русла» была внутренняя закономерность. Церковь пошла двумя путями, сохраняя внешнюю форму и, одновременно, сохраняя внутреннюю жизнь: «Если пересыхает река сверху, ее подпитывает та часть, что под ней, и наоборот. Так и тут: Господом были попущены два вида существования церкви. Один вид для людей, для массы людей, которые продолжали ходить в церковь»1. Другой – «потаенная»2 церковь, для людей, «у которых совесть не позволяла мириться со злом внутри церкви»3 и кто пытался сохранить чистоту и бескомпромиссность нравственной жизни. В этой ситуации Юдина оказывается на стороне «непоминающих», выбирает бескомпромиссный путь. Причины этого выбора были обусловлены, с одной стороны, ее личными качествами: решительностью характера, высокими нравственными требованиями, предъявляемыми к себе и другим, готовностью до конца разделить путь вместе с духовно близкими людьми. С другой стороны, выбор Юдиной «потаенной церкви» был связан с определенными историческими закономерностями, с ее принадлежностью к тому кругу церковной интеллигенции, который не смог принять компромисса церкви и безбожной власти и попытался найти альтернативный путь воплощения церковности. Однако после смены церковного руководства в жизни Юдиной возобладало стремление к полноте церковной жизни.
Одной из самых экзистенциальных тем размышлений Марии Вениаминовны Юдиной стала тема памяти о живых и вечной памяти об ушедших. В дошедшем до нас издании книги Флоренского «Столп и утверждения Истины» с рукописными пометками Юдиной ее рукой подчеркнут текст, идущий вслед за рассказом о евангельском благоразумном разбойнике, который просил у Христа: «помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое!» - и услышал в ответ: «истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю»4. «Иными словами, – отмечает Мария Вениаминовна, – быть помянутым Господом – это то же, что быть в раю. Быть в раю – это и значит быть бытием в вечной памяти и, как следствие этого, иметь вечное существование и, следовательно, вечную память о Боге: без памятования о Боге мы умираем; но самое-то наше памятование о Боге возможно чрез памятование Бога о нас»5. Задача сохранения памяти воплощалась в жизни Юдиной в особой молитвенной памяти о широком круге людей, причастных церкви и культуре, и в особых «поминальных» концертах, отчасти выполнявших роль церковных панихид в безрелигиозном обществе.
Жизнь Юдиной осуществлялась в условиях, когда личность не могла свободно формироваться в соответствии со своим призванием, но переживала давление агрессивно настроенной среды. Особое внимание хотелось бы уделить тем путям духовного сопротивления, которые формировали личность и определяли духовный путь Юдиной.
В январе 1930 г. она писала композитору и музыкальному деятелю М. Ф. Гнесину: «Пусть реально власть кует что угодно, неизвестно, что останется от поистине безумного, взбесившегося размаха, но одно, думается, ясно – куется личность. Внутреннее сопротивление гибели… <…> если сейчас сознавать себя свободным в рабстве, любящим среди ненависти, помнящим Бога среди атеизма, то значит, и свобода, и любовь, и вера – однажды восторжествуют; значит, можно прорваться сквозь колючую и ржавую <…> проволоку “кризиса идеологии” к самому себе, к тому “себе”, который нужен всем»6.
Поставленную перед собой задачу «внутреннего сопротивление гибели» Юдина решала на протяжении всей своей жизни. Обширная переписка Марии Вениаминовны позволяет понять, что она формировала свою личность в первую очередь по евангельским образцам, игнорируя те примеры и образы, которые предлагала советская действительность. С самого юного возраста до писем последних лет она постоянно, явно или более сокровенно, цитирует евангельские строки. Интерес представляет не только выбор цитат, но и их интерпретация в контексте собственной жизни. Попытки жить исходя из евангельских идеалов шли вразрез с окружающей советской действительностью и вызывали непонимание даже со стороны религиозных людей. Так, в 1965 г. Мария Юдина в письме к архим. Герасиму (Прокофьеву) формулирует основополагающую жизненную норму, вдохновленную Евангелием: «Иногда некоторые добрые, истинные христиане говорили мне: “Вы выставляете напоказ, вы афишируете свою религию”. Но это не так. Мне кажется, Евангелие бесконечно. И каждый сознательно или инстинктивно выбирает для себя те или иные “руководящие” тексты. Так во мне говорят слова: “Кто отречется от Меня, от того Я отрекусь в последний день”. Мне это абсолютно легко, органично, ни крупицы “моей заслуги” тут нет, разумеется, а вот, некоторые нормы христианской жизни неподъемлемо мне трудны...»7.
Этот евангельский императив, особым образом резонирующий с характером и духовным даром Юдиной, определил собой и главные «практики» ее духовного сопротивления: милосердная забота и «печалование» о ближних перед сильными мира сего с риском для собственной жизни; публичное свидетельство о Христе в богоборческом государстве через концертную деятельность; эпатажное, разрушающее норму советской жизни поведение, в котором можно увидеть признаки юродства.
Забота о ближних и дальних
Каритативная и заботническая деятельность Юдиной заключалась в усилиях по отмене или хотя бы смягчению приговоров, вынесенных советским государством представителям церкви и культуры, в многосторонней заботе о гонимых, опальных и отверженных советским режимом людях разных страт, терпевших бедствие и голод. В условиях тотального страха и доносительства такое смелое поведение расценивалось как акт сопротивления и гражданского мужества.
Безмерность и готовность к полной самоотдаче и самоистощению ради помощи и заботы о нуждающемся роднит Юдину с прпмч. Марией (Скобцовой). Мать Мария, посвятившая себя служению русским эмигрантам в Париже, а в годы войны спасению евреев, писала: «Мирское себя миру не отдает, – а мы должны раздать себя до последней капли»8. Это готовность раздать себя «до последней капли» была, безусловна, присуща Марии Вениаминовне. В одном из писем она так характеризует свою жизнь: «И люди, люди, люди... Госпитализация, трудоустройство, крещение, венчание, отпевание, вопрошание: “что истинно” и так далее – ad infinitum – и чтобы ни случалось среди “близкаго”, но громаднаго круга, дружеского или родственнаго – идет ко мне: “Мария Вениаминовна придумает, организует, позвонит (“ужас” телефона), устроит”... Покойный наш Драгоценный Учитель, дорогой наш отец Николай Голубцов незадолго до кончины своей говорил мне, чтобы я подходила к телефону лишь полтора часа, “а то люди Вас разорвут на части”... Но я, увы, не могла полностью это предписание выполнить!»9.
Евгений Евтушенко вспоминает о Юдиной: «Она посылала, даже в сталинское время, вещи, деньги, относила передачи людям, которые сидели в тюрьмах»10. Люди, не являвшиеся родственниками и отправлявшие посылки заключенным, немедленно становились на особый учет, что было смертельно опасно, но Юдину это как будто не беспокоило.
Концертная деятельность как христианское свидетельство
Концертная деятельность М. В. Юдиной открывала перед ней возможности для христианского свидетельства, которое проявлялось как в музыкальной интерпретации исполняемых произведений, так и в прямом обращении к слушателям в устном слове, предшествовавшем вступлениям (могла цитировать тексты святых отцов, евангелие, стихи опальных поэтом). Творчество было для Юдиной не только формой внутреннего самосохранения, но и опытом борьбы за живую человеческую душу в эпоху советского окаменения. Сохранилось свидетельство духовного наставника, прот. Николая Голубцова, о характере ее концертных выступлений: «Музыка то же имеет свойство, что и проповедь, – то есть будить дремлющих и возбуждать ленивых. Пусть выполняемые Вами произведения выводят слушателей из тесноты и порока на свободный путь добродетели»11.
Прямое свидетельство о христианских основаниях мировой культуры, а иногда и прямое свидетельство о Боге было подвигом в условиях тотального контроля и идеологической цензуры.
Юдину можно поставить в один ряд с теми деятелями русской культуры, которые сохранили самобытность творческого пути, отказались от выполнения «социального заказа» – Д. Д. Шостаковичем, А. А. Ахматовой, М. А. Булгаковым, П. Д. Кориным и др. Однако даже в этом ряду она была одной из немногих опиравшихся в своем самостоянии не только на культуру, но и на веру. Однажды в переписке Мария Вениаминовна сообщила, что она единственная, кто работает за роялем с Евангелием в руках12. Уцелев в эпоху репрессий, она не только, подобно Пастернаку или Ахматовой, взяла на себя долг трагической памяти об умерших, но и сохранила жажду прямого свидетельства о Христе. В связи с темой христианского свидетельства уместно будет вспомнить еще об одном концерте Юдиной, который проходил в стенах Московской духовной академии. Провести цикл лекций-концертов специально для священнослужителей, семинаристов, профессоров богословия было мечтой Марии Вениаминовны. Эта идея родилась даже не у нее, а у епископа Филарета (Вахромеева), который с 1966 по 1973 г. был ректором Московской духовной академии. Дважды Мария Вениаминовна обращалась к владыке Филарету с просьбой принять ее в число академистов. «Я хочу сдать в Вашей Академии полный курс богословских наук. Я хочу диплом кандидата богословия, – сказала она епископу. – Я занимаюсь, читаю Святых Отцов, постоянно в храме; чувствую, что смогу сдать экзамен»13. Владыка Филарет хотел объяснить Юдиной, что, согласно установленным порядкам, для лиц женского пола это абсолютно исключено. Он пытался ее утешить: «Голубушка, Ваши знания остаются при Вас, Ваши таланты всем известны. Я приглашаю Вас выступить перед академической аудиторией. Поиграйте нам Баха и раскройте нам Ваше восприятие, Ваше понимание этого великого композитора, который был глубоко церковным христианином, творцом западной церковной музыки. Это будет очень интересно». Вспоминая об этом, владыка добавил: «И тогда мы решили, что эти концерты и станут ее экзаменом на зрелость богослова-музыканта»14. В переписке она еще какое-то время надеялась, что ей удастся сдать экстерном экзамены за четырехгодичный курс Академии и получить степень магистра богословия.
Выступление Юдиной состоялось в МДА 16 октября 1966 г. Сохранились свидетельства о глубокой силе воздействия ее игры, сопровождавшейся богословскими размышлениями.
Подвиг юродства
Еще одной практикой духовного сопротивления М.В. Юдиной стало «юродство» как форма обличения агрессивного зла, претендующего стать нормой жизни советского общества. «Юродство» проявлялось в нестандартном, непривычным для обывателей поведении, имеющем глубокие нравственные основания, во внешнем виде и быте, в поступках и высказываниях пианистки. Ставшей легендарной история общения Юдиной со Сталиным отражает одну из главных сторон служения юродивых: способности обличать неправду и зло власти, даже если это может грозить жизни. К 1944 г. относится ставший легендарным случай, рассказанный Шостаковичем и записанный Соломоном Волковым, о появлении записи 23 концерта Моцарта для фортепиано с оркестром. Юдинская интерпретация концерта привела в восхищение И.В. Сталина, услышавшего ее по радио. Он пожелал иметь пластинку немедленно, и запись была сделана в неправдоподобно короткий срок – за одну ночь. Дирижировал А.В. Гаук. Мария Вениаминовна получила весьма солидный гонорар. В своем письме Сталину она поблагодарила его за деньги, которые она направила «на восстановление одной из церквей, разрушенных в приступе атеистической истерии»15. При этом она добавила, что будет молиться за Иосифа Виссарионовича, чтобы ему были отпущены его грехи. Репрессий со стороны Сталина не последовало. Подлинность этого события среди исследователей жизни М. В. Юдиной не установлена, но если это событие является легендой, то в том смысле, о котором Н. А. Бердяев писал о мифе: «Миф не означает чего-то противоположного реальному, а, наоборот, указывает на глубочайшую реальность»16. Сохранилось воспоминание румынского композитора и музыковеда Ф. М. Гершковича: «История со Сталиным подняла ее в моих глазах. Я ведь всегда считал, что то, что она делает, – это поза. Поза, которая приводила к необдуманным поступкам»17.
Характер аномального поведения позволяет нам сделать предположение о том, что в действиях Юдиной можно обнаружить черты юродства, особой духовной практики, получившей распространение на Руси в XIV-XVII вв. Г. П. Федотов в своем труде «Святые Древней Руси» одним из главных аспектов служения юродивого называет восстановление справедливости и служение милосердием как служение миру в своеобразной проповеди, которая совершается «не словом и не делом, а силой Духа, духовной властью личности, нередко облеченной пророчеством»18. В XVI в., в момент расцвета традиции юродства, пророческое служение юродивых получает социальный и даже политический смысл. Это происходит из-за ослабления церковной иерархии в своем долге печалования за опальных и обличения неправды. «Юродивые принимают на себя служение древних святителей и подвижников. С другой стороны, этот мирянский чин святости занимает в Церкви место, опустевшее со времени святых князей»19.
В начале XX в. представление о юродивых-обличителях стало одним из стереотипов русской культуры, который утвердился и в искyсстве, и в наyке. Так, в частности В. О. Ключевский, в свих лекциях по русской истории писал: «Дyховная нищета в лице юpодивого являлась ходячей миpской совестью, “лицевым” в живом обpазе обличением людских стpастей и поpоков и пользовалась в обществе большими пpавами, полной свободой слова: сильные миpа сего, вельможи и цаpи, сам Гpозный теpпеливо выслyшивали смелые, насмешливые или бpанчивые pечи блаженного yличного бpодяги, не смея дотpонyться до него пальцем»20.
В советской действительности XX в., после кончины Патриарха Тихона и объявления «декларации» митр. Сергия (Страгородского), предполагавшей политику безусловной лояльности безбожному режиму, церковная иерархия лишается возможности исполнять свой долг открытого «печалования за опальных и обличения неправды». Этот подвиг на себя берут многочисленные новые мученики и исповедники Российские, среди которых клирики и миряне, члены братств и сестричеств, монахи, представители всех сословий и общественных страт. Всякого, возвышавшего свой голос против советской власти, ждала неминуемая гибель. К 1939 г., когда были закрыты все (их было в 1917 г. более 1000) монастыри и более 60000 храмов, служба совершалась только примерно в 100 храмах21, ни у кого не оставалось сомнений, что церковь находилась в состоянии пленения22.
В условиях тоталитарного давления на церковь область культуры становится пространством, где проявлялись качества общественного противостояния и сопротивления. О. Э. Мандельштам писал о том, что «культура стала церковью»23 и что «теперь всякий культурный человек – христианин». Мария Вениаминовна Юдина в пространстве культуры действовала, сохраняя связь с «плененной церковью».
Что же касается внешнего облика, то действительно, о пренебрежении Юдиной к одежде и быту ходили легенды, основой которых была реальность крайне бедной материальной стороны жизни Юдиной. Зимой и летом Мария Вениаминовна носила кеды, что приводило в ужас окружающих; в самую холодную погоду Юдина неизменно появлялась в легком и изношенном плаще. Нормальная же сезонная обувь практически сразу дарилась. Однажды она явилась на ответственный концерт в домашних меховых тапочках. Известный немецкий дирижёр Штидри, изумленный внешним видом Марии Вениаминовны, воскликнул: «Но фрау Юдина!» Юдиной пришлось на два часа позаимствовать туфли у кассирши. Для нее это было поводом обратить внимание на ценности нематериальные. В письме прот. Николаю Голубцову Юдина писала: «Вы знаете, как ужасно я одета, но меня это отнюдь не волнует... Поистине я несколько больше волнуюсь об одеянии своей души и душ моих племянниц...»24.
Во время концертов Юдина позволяла себе нестандартное, эпатажное поведение, целью которого было обличение духовного состояния эпохи. Однажды на вечере памяти Николая Заболоцкого, который проходил в музее А. С. Пушкина в Москве, она просила не объявлять программы, которую собиралась играть, и когда вышла на сцену, обратилась к публика со словами: «Я сейчас сыграю произведение, которое обросло совершенно ненужными ассоциациями, – и она помахала рукой, как бы отгоняя их. – Бетховен. “Appassionata”».
Я. С. Назаров, племянник Марии Вениаминовны, и некоторые другие исследователи отмечали в облике Юдиной недостаток такого христианского качества, как смирение, видимо, понятого как лишь как кроткое и незлобивое реагирование на зло25. Однако, по мысли Г. П. Федотова, юродство - это «менее всего подвиг смирения»: «Юродство есть форма пророческого, в древнееврейском смысле, служения, соединенная с крайней аскезой. Специфически юродственное заключается лишь в посмеянии миру. Уже не мир ругается над блаженным, но они ругаются над миром»26. Юродивый ведет себя в этом мире так, как следовало бы вести себя только в мире антикультуры. Как и всякий дурак, он
действует и говорит «невпопад», но как христианин, не терпящий компромиссов, он говорит и ведет себя как раз так, как должно по нормам христианского поведения, в соответствии со знаковой системой христианства. Он живет в своем мире, который не является обычным смеховым миром. Впрочем, смеховой мир юродивому очень близок. Поступки-жесты и слова юродивого одновременно смешны и страшны, – они вызывают страх своею таинственной, скрытой значительностью и тем, что юродивый, в отличие от окружающих его людей, видит и слышит что-то
истинное, настоящее за пределами обычной видимости и слышимости. Юродивый видит и слышит то, о чем не знают другие. Мир антикультуры юродивого (то есть мир «настоящей» культуры) возвращен к «реальности» – «реальности потустороннего». Его мир двуплановый: для невежд - смешной, для понимающих - особо значительный27.
Для Юдиной существовало как бы две реальности, две стороны жизни, которые были открыты ей еще в юности: реальность, связанная с творчеством и музыкой, а значит и с жизнью в светской культуре и обществе, и реальность духовная, отражение которой можно видеть в церковной жизни Юдиной, часто скрытой от внешних людей. В последние несколько лет жизни Юдина отчетливо видела не только близость этих путей, но и их взаимосвязь. «Сама я остаток жизни переместила в иной мир, в богословие, но на поверхности жизни остаюсь музыкантом, а питание вечными источниками бытия дает мне безмерно многое в постижении искусства вообще»28.
Существует неподтвержденная гипотеза, что в последнее десятилетие своей жизни Мария Вениаминовна приняла тайный монашеский постриг и стала «схиигуменьей Иоанной»29. Следует отметить, что Мария Юдина была человеком профетической настроенности не только в музыкальной интерпретации шедевров европейской (а значит, в т.ч. христианской) культуры, но и в устроении духовной жизни и личного и соборного благочестия в самые неблагоприятные и безбожные для этого времена. Она с юности тяготела не только в одеянии, но и в устроении жизни к по сути даже не монашескому (от греч. «μόνος» – «один»), а иноческому (от слова «иной») подвигу. Современный философ К. Г. Исупов так описывает генеалогию «иночества в миру»: «Новые задачи церковного пастырства, к которому призывал Гоголь, Достоевский развернул в программу деятельного иночества в миру, но сделал это не средствами проповеди, как Гоголь, а романически («Братья Карамазовы»)». Именно наследники этих опытов, по его мнению, были участниками Религиозно-философских собраний. В дискуссиях начала века, действительно, активно обсуждался образ обновленного монашества или иночества. Отсюда он и у прот. Валентина Свенцицкого. Вероятно, именно такой образ иночества привлекал Юдину: «Что же необходимо мне, грешной? Тайное монашество: подготовка, благословение, руководство; руководство в духовном Богопознании и чисто-богословское руководство... И снова возникает жажда искать строгого, но теплого, небезразличного руководства... Вероятно, именно монастырскаго. Ведь у меня поистине уже ничего нет, кроме неисчислимых крестов, со всеми родными, больными, бедными, с Памятью умерших, с долгами, с полным разрушением минимума здоровья... Это не жалоба, а констатация»30.
Мысль о монастырском пристанище не оставляла М. В. Юдину до последних лет. Еще осенью 1958 г., после концертов в Таллине, она прожила несколько дней в женском монастыре. Осенью 1969 г. она приняла решение поселиться в Рижской пустыньке, на что ее благословил прот. Всеволод Шпиллер. Готовил и поддерживал в этом намерении архиеп. Леонид (Поляков) Рижский и Латвийский. Но осуществить желанное так и не удалось. В октябре 1970 г. М. В. Юдина простудилась, затем произошел острый приступ сахарного диабета. Врачи оказались бессильными. 19 ноября 1970 г. в московской больнице № 61 М. В. Юдина скончалась.
История России ХХ века ставила христиан перед вызовами, в контексте которых осуществлялся поиск путей духовного сопротивления, формировались духовные ответы на эти вызовы. Духовный путь Юдиной как глубоко церковного человека и, одновременно, выдающегося деятеля культуры, убедительно показывает, что ответы на вызовы, перед которыми поставила человека история ХХ века, могли быть найдены и внутри тоталитарной системы. В то время как репрессивное коммунистическое государство стремилось нивелировать человеческую личность, М. В. Юдина отстаивала ценность человека и боролась за каждого до конца, жертвуя собой и своим. В эпоху господства масс, обезличивающих человеческих сообществ Юдина стремилась восстановить общение, построенное на глубоко личностных основаниях, о чем свидетельствует обширный круг ее общения и переписки. Имя Марии Вениаминовны Юдиной по праву может быть вписано не только в культурную или церковную историю России XX века, но и в важнейшую историю ее духовного сопротивления.
_____________
1 Шик Е. М. Негромкое, но действенное противостояние тоталитарной системе: жизнь семьи православного священника при сталинском режиме // В ком сердце есть – тот должен слышать время... : Русская катастрофа XX века и перспективы преодоления ее последствий. Вып. 2. М. : Культурно-просветительский фонд «Преображение», 2013. С. 130.
2 Термин А. П. Арцыбушева.
3 Шик Е. М. Негромкое, но действенное противостояние тоталитарной системе. С. 130–131.
5 Флоренский П. А., прот. Столп и утверждение истины. М. : Путь, 1914. С. 194–195.
6 Юдина М. Высокий стойкий дух. С. 171.
7 Юдина М. Нереальность зла. Прим. 131. С. 200.
8 Кузьмина-Караваева Е. (Мать Мария). О монашестве // Она же. Жатва духа. СПб. : Искусство-СПБ, 2004. С. 116–117.
9 Юдина М. Перед лицом вечности. С. 229.
10 Евгений Евтушенко // Вспоминая Юдину. С. 129.
11 Юдина М. Перед лицом вечности. С. 285.
12 Юдина М. Перед лицом вечности. С. 31.
13 Филарет (Вахромеев), митр. Из воспоминаний о М. В. Юдиной // Вестник русского христианского движения. 2000. № 180. С. 184.
15 Мейер К. Шостакович : Жизнь. Творчество. Время. М. : Молодая гвардия, 2006. С. 197.
16 Бердяев Н.А. Смысл истории. М., 1990. С. 43.
18 Федотов Г. П. Святые Древней Руси. М. : Московский рабочий, 1990. С. 199.
20 Ключевский В. О. Соч. : В 8 т. Т. 3 : Кypс pyсской истоpии. Ч. 3. М. : Наука, 1957. С. 19.
21 Емельянов Н. Е. Оценка статистики гонений на Русскую Православную Церковь (1917–1952 годы). URL: http://krotov.info/history/20/tsypin/emel1996.html (режим доступа: 15.09.2015).
22 См.: Августин (Никитин), архим. Церковь плененная.
23 См. цит.: «Да, старый мир – «не от мира сего», но он жив более, чем когда-либо. Культура стала церковью. Произошло отделение церкви-культуры от государства. Светская жизнь нас больше не касается, у нас не еда, а трапеза, не комната, а келья, не одежда, а одеяние. Наконец, мы обрели внутреннюю свободу, настоящее внутреннее веселье. Воду в глиняных кувшинах пьем, как вино, и солнцу больше нравится в монастырской столовой, чем в ресторане. Яблоки, хлеб, картофель – отныне утоляют не только физический, но и духовный голод. Христианин, а теперь всякий культурный человек – христианин, не знает только физического голода, только духовной пищи. Для него и слово – плоть, и простой хлеб – веселье и тайна» (Слово и культура // Слово и культура : Статьи. М. : Советский писатель, 1987. С. 40).
24 Юдина М. Перед лицом вечности. Прим. 112. С. 286.
25 Назаров Я. С. Стремление к абсолюту // Невельский сборник. Вып. 20. СПб., 2014. С. 15.
26 Федотов Г. П. Святые Древней Руси. С. 209.
27 Лихачев Д. С., Панченко А. М. «Смеховой мир» Древней Руси. Л. : Наука, 1976. С. 5.
28 Юдина М. Нереальность зла. Прим. 291. С. 425.
29 См.: Блаженный Иоанн. Фортепианное евангелие Марии Вениаминовны Юдиной. М. : Мир Софии, 2013. 336 с.
30 Юдина М. Перед лицом вечности. С. 52.