Историко-литургический анализ анафоры в исследованиях Н. Д. Успенского

Особенно это важно для той стороны жизни церкви, которая связана с таинствами, потому что через таинства раскрывается вся полнота и целостность веры, молитвы и жизни как самой церкви, так и каждого её члена. В этой связи важными являются слова прот. Александра Шмемана о том, что для Православной церкви настали такие времена, когда ей надо открыть и увидеть литургию заново [7].

Поэтому изучение трудов видных отечественных ученых об истории развития  Евхаристии необходимо для понимания этого чина литургии. В этом контексте важно отметить, что труды Н. Д. Успенского, которые посвящены столь важному в истории богослужения вопросу, каким является Евхаристия и её важная часть – анафора, в своё время восполнили пробел в русской литургике. Это и обусловило выбор темы доклада: «Историко-литургический анализ анафоры в исследованиях Н. Д. Успенского».

Рассматривая содержание анафоры в Евхаристии по трудам  Н. Д. Успенского со времени её возникновения и во времена жизни и служения апостолов, важно удержать контекст её происхождения. Николай Дмитриевич Успенский в своем труде «Византийская литургия: историко-литургическое исследование. Анафора: опыт историко-литургического анализа» напоминает, что «первой христианской Евхаристией была последняя, предсмертная трапеза Господа с Его учениками» [2, 291]. И в этом контексте многими исследователями-богословами ставится очень важный вопрос: к какому виду еврейских трапез она относилась? Это была просто вечерняя трапеза или праздничная пасхальная трапеза Иисуса Христа со своими учениками?

Н. Д. Успенский, ставя этот вопрос, говорит, что «для богословского понимания значения Тайной вечери очень важно установить, что представляла собой эта последняя трапеза Господа, к какому виду еврейских трапез она принадлежала» [2, 291]. В контексте исследования Н. Д. Успенского очень важным можно назвать его замечание о том, что сообщения евангелистов о Тайной вечере, по данным Талмуда о пасхальной трапезе, дают основания для уточнения обстоятельств, при которых Иисус Христос установил таинство Евхаристии.

Интересно, что Н. Д. Успенский подчеркивает: сообщение евангелистов Матфея и Марка о благословении Господом на Тайной вечере хлеба нельзя понимать в смысле действия, в какой-то степени подобного современному священнодействию благословения евхаристического хлеба. Николай Дмитриевич говорит о том, что глаголы, которые употребляются для описания этого действия, по смыслу соответствуют одному еврейскому глаголу «барах» (barach), значение которого в русском языке может быть выражено словами «благодарить славословием» [1, 243].

На основании этого вывода  Н. Д. Успенский заостряет внимание на том, что благодарность славословием тесно связана с воспоминанием, причем воспоминание – это очень важный контекст для понимания анафоры. Он говорит о том, что творить в воспоминание – это, прежде всего, значит что-то делать в память кого-то или чего-то. То есть можно сказать, что воспоминание направлено на действие, при котором происходит объективное восстановление сущности того, что имело место в прошлом. Эта гипотеза Н. Д. Успенского очень важна для осмысления  духа и смысла Евхаристии, и в частности анафоры как её части.

Исследуя особенности анафоры в следующий период, Н. Д. Успенский обращается к письменным христианским памятникам. Так, он указывает, что известные науке самые ранние записи молитв, которые относятся к Евхаристии, дошли до нас в «Дидахи». В этом труде указываются важные правила, которые существуют и по сей день.

Анализируя текст молитв «Дидахи», Н. Д. Успенский показывает, что там достаточно ясно выступают два слоя. Один из них – ранний, который может быть отнесен ко времени первого поколения христиан, употреблявших на трапезе Господней застольные благословения, существовавшие в религиозном быту современников Иисуса Христа. Другой слой – собственно христианский, создававшийся постепенно в непосредственной связи с трапезой Господней. Чертами раннего слоя являются прежде всего краткость молитв над чашей и хлебом и трехчастность третьей молитвы. Для второго слоя характерна интерпретация отдельных мест первоначального слоя в христианском значении, а также замена их новыми. 

В этой связи следует подчеркнуть, что Н. Д. Успенский выделяет важный признак анафор, созданных в доникейский период. Он говорит: «Иисус Христос именуется Отроком Бога, теологумены же, раскрывающие учение Церкви об ипостасном отношении Его к Богу Отцу как Логоса, отсутствуют» [1, 249].

Таким образом, можно отметить, что в этот период происходит изменение текстов молитв, которые произносятся во время  Трапезы Господней. Н. Д. Успенский связывает это с изменением обстановки, в которой совершалась Евхаристия. Он указывает, что «некоторое ослабление благочестивых еврейских традиций и влияния ветхозаветного богословия вследствие заметного сокращения притока иудейской диаспоры к середине II столетия вызвали заметные изменения в евхаристических молитвах не только по форме, но и по содержанию, заострив внимание на доктрине воплощения Сына Божия, Его страданий, смерти и воскресения» [1, 255]. В это же время произошло отделение Евхаристии от вечерней трапезы, и это вызвало корректуру содержания молитв.

Существенным в исследованиях Н. Д. Успенского является заключение о том, что образование из отдельных доксологий и молений единой молитвы-анафоры протекало под знаком выкристаллизации элементов, которые в дальнейшем получили значение непременных в анафоре, а в литургической науке стали известны под названиями «префацио» (praefatio), «анамнесис» (άνάμνησις), «эпиклесис» (έπίκλησις) и «интерцессио» (intercessio).

В своем исследовании анафоры Н. Д. Успенский очень подробно сравнивает Евхаристии свт. Василия Великого, свт. Иоанна Златоуста. Он   отмечает, что содержание анафоры  свт. Василия Великого было направлено  на борьбу с арианством. Н. Д. Успенский так говорит об анафоре свт. Василия Великого: «анафора Василия Великого – это и сконцентрированная система христианского богословия, и гимн, провозглашающий бесконечное милосердие Бога к людям, и теплая молитва праведника» [1, 290–291].

Исследуя анафору свт. Иоанна Златоуста, Н. Д. Успенский замечает, что она основана не на анафоре свт. Василия Великого, а на древней сирийской анафоре –  «Анафоре двенадцати апостолов». Интересно, что Н. Д. Успенский выделяет важное сходство в составлении этих двух анафор. Он говорит, что и та, и другая анафора являются продолжением существовавших анафор, но Н. Д. Успенский приводит существенное различие: «Если о Василии Великом можно сказать, что он на основе анафоры, существовавшей до него в Каппадокийской церкви, создал свою анафору, существенно отличную от прежней, и является автором ее, то Иоанн Златоуст был только редактором. Он придал раздельным тирадам «Анафоры двенадцати апостолов» хорошую, слаженную литературную форму с рациональным дедуктивным развитием мысли» [1, 294].

На основании исследования Н. Д. Успенского следует, что анафоры свт. Василия Великого и свт. Иоанна Златоуста были продолжением древних анафор, которые, в свою очередь, сохраняли Дух и Смысл Тайной Вечери, заповеданной Иисусом Христом. При этом прослеживалось развитие понимания сущности происходящего. Причем новое, внесенное свт. Василием Великим и свт. Иоанном Златоустом, отразило то, что  открывает Сам Христос, находясь посреди собранных во имя его.

Несмотря на важность исследования Н. Д. Успенского, необходимо отметить  те замечания, которые звучат сегодня в его адрес. Так, дьякон М. С. Желтов в предисловии к книге Н. Д. Успенского «Византийская литургия: историко-литургическое исследование» подчеркивает, что автору не хватило критического подхода к идеям прот. Сергия Булгакова о воплощении в хлебе и вине достигшей состояния «чистого духа» телесности Христовой.

Также дьякон М. С. Желтов указывает на то, что Н. Д. Успенский ошибочно интерпретирует слова преп. Иоанна и сщмч. Иринея, вследствие чего не замечает разницы между Божественной и Человеческой природой Христа, что также является следствием некритического отношения к мыслям прот. Сергия Булгакова.

Данные замечания нисколько не умаляют исследования Н. Д. Успенского, а наоборот, подчеркивают его важность и актуальность для современных ученых-литургистов.

 При этом важно подчеркнуть, что в работах Н. Д. Успенского показано, что анафора корнями глубоко уходит в еврейскую традицию, выявлен важный признак анафор, созданных в доникейский период, раскрыто, что в анафоре проявляется учение Церкви об ипостасном отношении Иисуса Христа как Логоса к Богу Отцу.

Кроме этого, для современного богослужения важна мысль Н. Д. Успенского о том, что для оживления евхаристического опыта Церкви не нужна ломка сложившихся традиций или же вообще реформа литургии. Необходимо в пастырском постоянном назидании раскрывать народу значение Евхаристии как жертвы Христа, на основании которой происходит обновление Церкви.

1.   Успенский Н. Д. Византийская литургия. Анафора. М.: «ФИЛОМАТИС», 2003. 352 с.

2. Успенский Н. Д. Византийская литургия: историко-литургическое исследование. Анафора: опыт историко-литургического анализа. М.: Издательский совет Русской православной церкви, 2006. 592 с.

3. Успенский Н. Д. Православная литургия: историко-литургические исследования. Праздники, тексты, устав. М.: Издательский совет Русской православной церкви, 2007. 432 с.

4. Православное богослужение: В пер. с греческого и церковнослав. яз. Кн. 2: Последование таинства евхаристии: Литургия св. Иоанна Златоуста. М.: Свято-Филаретовский институт, 2010. 272 с.

5. Православное богослужение: В пер. с греческого и церковнослав. яз. Кн. 3: Последование таинства евхаристии: Литургия св. Василия Великого. М.: Свято-Филаретовский институт, 2010. 272 с.