Революция в законе

Кульминация дискуссий по принципам революционной законности пришлась на 1920-е гг., затем принцип социалистической законности утвердился в юридической литературе и правоприменительной практике в ортодоксальном «большевистском» варианте. Только в 1990-х гг. развернулось объективное изучение правовых основ советского государства, преимущественно в работах правоведов и на материале карательных ведомств. В историографии нет комплексного представления о концепции революционной законности, лишь фрагментарно отражено применение ее принципов в правовой практике 1920–1950-х гг. [Плотниекс, Буков, Кудрявцев, Евстратов, Колтунов, Шипилов, Абдурахманова, Вагапов].

В. И.  Ленин еще до революции 1917 г. четко определил будущность всей законодательной политики советского государства, заявив: «…этично все, что служит укреплению и завершению коммунизма» [Ленин, т. 41, 313]. Его представления о демократии отразились в формуле «Демократия не тождественна с подчинением меньшинства большинству. Демократия есть признающее подчинение меньшинства большинству государство, т.е. организация для систематического насилия одного класса над другим, одной части населения над другою» [Ленин, т. 33, 83].

Новая властная политико-правовая доктрина обосновывала несовместимость права и закона с революцией и отрицала дореволюционные формы права. Акцент делался на исполнении норм права, а не на содержании этих репрессивных норм.

Революционная законность как форма означала необходимость исполнения закона с точки зрения классового интереса, революционного смысла закона. Она выражалась в точном соблюдении и исполнении нормативно-правовых актов государственной власти при допущении революционной целесообразности и покоилась на фундаменте революционного правосознания (общей основе нового права), оговоренных в законодательстве.

Конкретный исполнитель норм революционной законности должен был обладать революционной совестью – субъективной способностью осознать и применить революционное правосознание. 

Революционное правосознание (как основной источник права), пропущенное через фильтр «революционной совести», обеспечивало «пролетарскую справедливость», понимаемую как насилие над эксплуататорскими классами в борьбе за социализм. Революционная целесообразность представала в виде сознательной цели «победившего в революции класса, которая выражается в норме, законе, праве класса» [Винниченко].

В период с конца 1917 – по начало 1920-х в деятельности органов советского государства преобладало применение правовых норм «из соображений революционного правосознания и революционной целесообразности» [Колтунов]. Непрофессиональные судьи (1921 – 66 % с начальным образованием, 10 % со средним, 6 % без образования, 7 % с высшим юридическим), руководствуясь «революционным правосознанием» и «социалистической совестью» превратились в орудие террора [Абдурахманова]. 

В период 1922–1929 гг. «революционное правосознание сменилось формально-определенным нормативным актом» (в это время создан новый свод законов), «однако осталось ведущим принципом судейского усмотрения, что нашло закрепление в кодексах» [Шипилов]. В УК РСФСР 1922 г. (ст. 9) говорилось: «назначение наказания производится судебными органами по их социалистическому правосознанию с соблюдением руководящих начал и статей настоящего кодекса» [СУ РСФСР, ст. 153]. 

В ходе формирования новой законодательной системы были восстановлены институты адвокатуры и прокуратуры, ограничены (на короткое время) полномочия чрезвычайных органов. Все дела о преступлениях подлежали рассмотрению судами. Положение о судоустройстве предусматривало деятельность чрезвычайных органов: военных, военно-транспортных трибуналов, арбитражных, земельных комиссий и пр. Институт суда «рассматривался большевиками лишь как один из элементов государственной машины, призванной осуществлять волю политической элиты» [Шипилов]. 

Реформа 1922 г. заложила правовые основы нэпа. Законодатели обратили внимание в первую очередь на перевоспитание осужденных в духе социалистического общежития и провели с этой целью широкую реформу карательных учреждений, в ходе которой были ликвидированы лагеря принудительных работ [Курицын]. 
В ходе дискуссии по основным принципам судопроизводства на рубеже 1920-х – 1930-х гг. Народный комиссариат юстиции (далее – НКЮ) хотел восстановить позиции революционного правосознания, как источника права. А. Я. Вышинский в публикациях начала 1930-х гг. «противопоставлял социалистическую законность и диктатуру пролетариата, в законности видел какие-то оковы, стесняющие действия диктатуры пролетариата» [Луцык]. 

Массовые репрессии стали своеобразной «визитной карточкой» сталинизма. Выросшая из опыта гражданской войны концепция «революционной законности» предполагала прагматичное использование массового террора в интересах построения нового общества. 

В начальный период существования советской власти основным источником права являлись декреты Всероссийских съездов Советов, ВЦИК, ВРК, ВЧК, приказы народных комиссаров, акты местных Советов. В декрете СНК от 28.11.1917 г. «Об аресте вождей гражданской войны против революции» официально был введен термин «враги народа» [Сборник законодательных, 9]. Инструкция НКЮ от 19.12.1917 г. «О революционном трибунале…» гласила: «Меру наказания революционный трибунал устанавливает, руководствуясь обстоятельствами дела и велениями революционной совести» [Сборник законодательных, 9, 10]. 

С 1917 по 1953 г. советский аппарат госбезопасности имел право внесудебной расправы, его руками разбиралось более 50 % всех дел. Вместо указанных в 1917 г. двух судебных органов до конца 1950-х гг. действовало около тридцати [Росси, Ч. 1, 40, 98; Ч. 2, 400]. Постановлением СНК от 5.09.1918 г. «О красном терроре» введены термины «террор», «концлагеря» и воплотились в жестокой практике с частым обращением к высшей мере наказания – расстрелу. 

В постановлении СНК от 30.07.1918 г. «О набатном звоне» были сформулированы еще два новшества: все «…прикосновенные лица отвечают перед революционным трибуналом наравне с главными виновниками»; «покушение на совершение… деяния наказуется как оконченное деяние» [Сборник законодательных, 11–12]. Эти положения были закреплены в УК 1926 года. 

Советская власть железной рукой борется с бандитизмом, подразумевая под бандитом не только нарушителя государственных законов, но и всех, «кто силою – даже без оружия – сопротивляется попранию его гражданских прав, либо оккупации исконных земель своего народа (басмач, белополяк, белофинн, бандеровец)» [Росси, Ч. 2, 425]. 

Кодификация советского права началась в конце 1918 г., в условиях иностранной интервенции и гражданской войны, что обусловило репрессивный характер многих законоположений. Ст. 65 Конституции РСФСР 1918 г. впервые узаконила длительную практику лишения избирательных прав по классовым и иным признакам. В период 1918–1922 гг., наряду с общими местами лишения свободы, находящимися в ведении НКЮ, для изоляции классово-враждебных элементов были созданы лагеря принудительных работ НКВД и лагеря ВЧК. Порядок их организации был изложен в Постановлении ВЦИК «О лагерях принудительных работ» [Собрание узаконений, 235]. В соответствии с «Инструкцией о лагерях принудительных работ» в концлагерях содержались «лица, совершившие различные преступления и проступки (обвиняемые в спекуляции, саботаже, преступлениях по должности и пр.), заведомые угнетатели, эксплуататоры труда и приверженцы… буржуазного и царского дворянского строя» [НТГИА, Ф. Р–301, 167]. 

В декабре 1919 г. ВЦИК принял «Руководящие начала по уголовному праву РСФСР», где в ст. 25 один из пунктов перечня наказаний гласил: «объявление врагом революции и народа» [История государства, 132, 115]. 

Гражданская война была стихией, лишь формально управляемой какими-то законодательными актами. Однако именно в эти годы оформились основные подходы большевиков к созданию правовых основ советского государства. 

В 1922 г. наступил второй этап кодификации советского права: были созданы Гражданский, Земельный и Уголовный кодексы РСФСР, Кодекс законов о труде. Уголовное и иные виды законодательства сохранили целенаправленный классовый характер. Это подтверждает ст. 40 УК РСФСР 1922 г., дающая разъяснение о поражении в гражданских правах [Сборник законодательных, 12]. Декрет ВЦИК от 16.12.1922 г. предоставил ГПУ «право внесудебной расправы, вплоть до расстрела» и право «…заключать в лагерь принудительных работ на месте высылки…» [Сборник законодательных, 13]. 

При формировании УК 1922 г. Ленин писал министру юстиции Курскому: «…т. Курский! В дополнение к нашей беседе посылаю Вам набросок дополнительного параграфа Уголовного кодекса… Основная мысль, надеюсь, ясна… открыто выставить принципиальное и политически правдивое (а не только юридически узкое) положение, мотивирующее суть и оправдание террора, его необходимость, его пределы. Суд должен не устранить террор: обещать это было бы самообманом, а обосновать и узаконить его принципиально, ясно, без фальши и без прикрас…» [Ленин, Т. 45, 189]. 

УК 1922 г. дал определение контрреволюционным преступлениям, перечислил их и определил меру наказания. В Кодексе 17 «контрреволюционных» статей, в 12 из них говорится о высшей мере наказания, всего же в нем 27 расстрельных статей [Росси, Ч. 2, 336]. Кодекс 1922 г. подтвердил необходимость террора и сохранил внесудебное преследование. 

ОГПУ создало систему контроля за настроениями населения и быстро пресекало инакомыслие, не останавливаясь перед физической расправой. В советских учреждениях, на предприятиях организовывались «Бюро содействия органам ГПУ на местах», действовавшие конспиративно в условиях мирного времени [НТГИА, Ф. Р–56, 36]. Органы ОГПУ стояли выше закона и не подчинялись Конституции. Это подтверждается, например, циркуляром отдела охраны труда ЦКТ СССР от 8.08.1924 г. «О нераспространении законодательства о труде на некоторые категории сотрудников ГПУ» [НТГИА, Ф. Р–56, 36]. 15.11.1923 г. было утверждено положение об ОГПУ, а 28.03.1924 г. в дополнение к Коллегии ОГПУ создано Особое совещание, ставшее одним из главных органов внесудебного преследования [Сборник законодательных, 57–58]. 

Число антиправовых положений в законодательных актах страны «победившего пролетариата» ширилось. Постановление ЦИК СССР от 31.10.1924 г., узаконившее ссылку на срок от 3 до 10 лет для социально опасных граждан, разъясняло, что для решения вопроса о ссылке необязательно совершение какого-то преступления [Сборник законодательных, 18–19]. 

«Классификация отбывающих лишение свободы заключенных по категориям и разрядам» исправительно-трудового кодекса РСФСР 1924 г. определяла: «Первая категория – подлежащие лишению свободы со строгой изоляцией…; вторая – …профессиональные преступники, а также те из числа заключенных, которые, не принадлежа к классу трудящихся, совершили преступление вследствие своих классовых привычек, взглядов или интересов…» [Собрание кодексов, 710, 726, 727]. Вторая категория преступников заключалась в изоляторы специального назначения с особо строгим режимом содержания. 

Новый УК РСФСР был принят в 1926 г. и введен в действие 1.01.1927 г. (действовал до 1960 года). В нем против врагов советской власти был направлен целый ряд статей и в первую очередь ст. 58 с восемнадцатью подпунктами. В двенадцати случаях за контрреволюционные преступления грозила высшая мера наказания, всего же в Кодексе содержалось 46 расстрельных статей [Сборник законодательных, 22–26; Росси, Ч. 2, 336]. Следует отметить, что УК 1926 г. довел нижний предел возраста уголовно наказуемых до 12 лет. 

25.02.1927 г. вступило в силу общесоюзное положение о государственных преступлениях, куда включались «контрреволюционные и особо для Союза ССР опасные преступления против порядка управления». 6.06.1927 г. постановлением ВЦИК и СНК в УК 1926 г. была включена глава I, состоящая из двух частей: 1) контрреволюционные преступления (ст. 58 п. 1–14); 2) …против порядка управления (ст. 59 п. 1–13) [Сборник законодательных, 31–32]. Это постановление установило, что «недонесение о готовящемся или совершенном контрреволюционном преступлении» влечет за собой лишение свободы на срок не ниже шести месяцев [Сборник законодательных, 31–32; Росси, Ч. 1, 233]. 

В ст. 58 п. 1 УК 1926 г. говорилось, что контрреволюционным преступлением признается «…всякое действие, направленное к свержению, подрыву или ослаблению власти…» [Уголовный кодекс, 25]. В ст. 59 п. 1 формулировалось: «Особо опасными для Союза СССР преступлениями против порядка управления признаются те, совершенные без контрреволюционных целей, преступления против порядка управления, которые колеблют основы государственного управления и хозяйственной мощи Союза ССР и союзных республик» [Уголовный кодекс, 31]. 

На первый взгляд, казалось, что ст. 58 и 59 имеют четкое подразделение. Ст. 58 была направлена против «контрреволюционеров», а ст. 59 – против других государственных преступников. Однако в условиях массового раскулачивания и ответного сопротивления крестьян в борьбе с «кулаками» активно применялась ст. 59 п. 2 («массовые беспорядки… сопряженные с явным неповиновением законным требованиям властей или с противодействием исполнению последними возложенных на них обязанностей»), ст. 59 п. 3 («…организация вооруженных банд и участие в них…»), ст. 59 п. 13 («…недонесение о… преступлениях, предусмотренных ст. 59 п. 2, 3, 8…») [Уголовный кодекс, 31, 32, 36]. 

Период 1922–1928 гг. был связан в основном с политикой лишения избирательных прав. Однако именно в это время партия и государство подготовили законодательную базу для проведения массовых репрессий конца 1920-х – 1930-х годов.
 
Новый этап войны с народом открылся в 1929 г. с провозглашением политики «Великого перелома». Массовые нарушения прав человека в 1930-х гг. привели к превращению в «уголовников» сотен тысяч граждан социалистического государства, против которых обернулась большая часть УК 1926 года. 

Согласно циркуляру Наркомюста от 5.09.1929 г., разрешались репрессии против «кулаков» и контрреволюционеров с применением высшей меры наказания – расстрела. А постановление СНК РСФСР от 29.11.1929 г. давало право на заключение осужденных «кулаков» в концлагеря [Базаров, 129; Книга памяти, 31–32]. В этом же году перешла в активную стадию борьба с оппозицией в партии, инакомыслящими по всей стране. Специальным законом от 21.11.1929 г. граждане СССР, находящиеся за границей и «перебежавшие в лагерь врагов рабочего класса», объявлялись вне закона и в случае их обнаружения и опознания подлежали по приговору Верховного суда СССР расстрелу в 24 часа, их имущество конфисковывалось. Было выдвинуто новое положение – «настоящий закон имеет обратную силу» [Сборник законодательных, 32, 33]. 

В 1929 г. началась «сплошная коллективизация» в пределах СССР. В начале 1930 г. Политбюро ЦК ВКП(б) разработало массовую карательную акцию против крестьян-«кулаков» – выселение сотен тысяч семей в районы Крайнего Севера, Северного Урала. 

В 1930-х гг. вышла серия постановлений, указов, инструкций и законов, ужесточающих репрессивную политику. Например, 7.08.1932 г. последовало Постановление ЦИК и СНК СССР «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности» (в народе – «Указ о пяти колосках»). Главной мерой наказания в нем был определен расстрел и, в виде исключения, 10 лет лишения свободы [История советской, 673].
 
Вслед за предыдущим Указом 22.08.1932 г. вышло Постановление ЦИК и СНК СССР «О борьбе со спекуляцией» [Сборник документов по истории, 17]. Этот закон активно применялся во время голода 1932, 1933 годов. Разоренные поборами крестьяне торговали, чем могли, для того, чтобы выжить. Такая «спекуляция» жестоко наказывалась. 

Время от времени партия инициировала законодательные акты в духе заботы о правах народа. Так, в июле 1931 г. вышло постановление Президиума ЦИК СССР «О порядке восстановления в гражданских правах выселенных кулаков», где было обещано восстановление в правах через пять лет после раскулачивания [История советской, 669, 670]. В июне 1932 г. опубликовано постановление ЦИК и СНК СССР «О революционной законности», в котором говорилось: «…Устранить факты наложения твердых заданий, раскулачивания и т. п., допущенные в нарушение законов советской власти в отношении отдельных колхозников и единоличных крестьянских хозяйств, последовательно проводя установленные советскими законами задания и меры в отношении кулацких элементов…» [История советской, 670–672]. 

Хотя вышеуказанные законодательные акты были в первую очередь пропагандистскими уловками, их практическое значение заключалось в снятии напряженности в обществе. В реальной жизни руководствовались иными постановлениями. В 1933 г. был принят закон об ответственности служащих государственных учреждений и предприятий за вредительские акты, вслед за ним – Постановление Верховного Совета РСФСР о наказании за недоносительство о хищениях, подпадающих под действие закона от 7.08.1932 года. 

В 1934 г. установлена ответственность за измену Родине (высшая мера наказания или 10 лет заключения) [История государства, 261, 262]. Этот закон в годы войны обрек на несправедливое наказание тех, кто по вине самого государства попал в плен: в двух случаях из трех полагался расстрел, члены семей изменников лишались избирательных прав и ссылались в Сибирь на пять лет; недонесение военнослужащего наказывалось десятью годами, остальных граждан – шестью месяцами лишения свободы [Сборник законодательных, 27, 28]. 

Убийство Кирова открыло новый этап репрессивного законодательства. 1.12.1934 г. вышло Постановление ЦИК СССР «О порядке ведения дел о подготовке и совершении террористических актов». Оно стало основой для Постановления ВЦИК и СНК РСФСР от 10.12.1934 г. «О дополнении уголовно-процессуального кодекса РСФСР главой XXXIII» под названием «О расследовании и рассмотрении дел о террористических организациях и террористических актах против работников Советской власти». Вот выдержки из Постановления, определяющие его суть: «Следствие по делам о террористических организациях и террористических актах против работников Советской власти (ст. 58 п. 8, 11 УК) должно быть закончено в срок не более 10 дней… Обвинительное заключение вручается обвиняемым за сутки до рассмотрения дела в суде… Дела слушаются без участия сторон… Кассационного обжалования приговоров, как и подачи ходатайств не допускается… Приговор о высшей мере наказания приводится в исполнение немедленно по вынесению приговора…» [История законодательства, 551–553, 466–470]. 

К этому времени произошла перестройка органов внесудебного преследования. По решению от 2.02.1930 г. были созданы суды-тройки при ОГПУ. Постановление ЦИК СССР от 10.07.1934 г. включило ОГПУ в НКВД, ликвидировалась судебная коллегия ОГПУ и создавалось Особое совещание при НКВД, действовавшее до 1.09.1953 года. Суды-тройки при НКВД организовались 25.09.1935 г., а 20 сентября появились суды-двойки, действовавшие до 17.09.1938 г. [Сборник законодательных, 59, 61–63]. 

В 1936 г. с принятием новой Конституции формально закончился период государства диктатуры пролетариата, призванного подавить сопротивление буржуазии. Конституция гласила, что социализм в основном построен, уничтожена частная собственность на средства производства и эксплуататорские классы. Впервые в истории СССР всем гражданам предоставлялись равные права, провозглашалась неприкосновенность личности и права переписки. Однако в статье 131 фигурировало одно из ключевых положений концепции революционной законности: «…Лица, покушающиеся на общественную, социалистическую собственность, являются врагами народа». Коммунистическая партия провозглашалась «руководящим ядром» государственных и общественных организаций (в Конституции 1924 г. партия не упоминалась) [Конституция СССР]. 

О формальности принятия «самого демократического» государственного документа и лживо-показном его характере свидетельствовали вскоре развернувшиеся события, сегодня именуемые Большим террором. 

Эта чудовищная акция связана не только с 1937 годом. Согласно исследованиям современных историков, она готовилась и проходила в течение нескольких взаимосвязанных этапов [«Большой террор»]: октябрь 1936 – февраль 1937 (перестройка карательных органов, установка на чистку партийной, военной и административной элиты от потенциально оппозиционных элементов в условиях угрозы «империалистической агрессии»); март 1937 – июнь 1937 (декретирование тотальной борьбы с «двурушниками» и «агентами иностранных разведок», продолжение чистки элиты, планирование и разработка массовых репрессивных операций против «социальной базы» потенциальных агрессоров – кулаков, «бывших людей», представителей национальных диаспор и т. п.); июль 1937 – октябрь 1938 (декретирование и реализация массовых репрессивных операций – «кулацкой», «национальных», против ЧСИР; интенсификация борьбы с «военно-фашистским заговором» в РККА, с «вредительством» в сельском хозяйстве и др. отраслях); ноябрь 1938–1939 (так называемая «бериевская оттепель»: прекращение массовых операций, упразднение большинства чрезвычайных механизмов внесудебной расправы, частичное освобождение арестованных, ротация и уничтожение «ежовских» кадров в НКВД). 

Предварительно разгорелась «Великая чистка» в партии, и в ход пошли секретные директивы, распоряжения, известные только узкому кругу лиц. Таковыми являются секретная директива НКВД СССР № 143 от июля 1935 г. о ссылке освобожденных по ст. 58 в отдаленные районы Сибири и 383 списка на виднейших партийных и государственных деятелей, подлежавших «разоблачению» и расстрелу, утвержденных Сталиным на протяжении 1936–1938 гг. [Росси, Ч. 1, 49, 137]. Резко возрос произвол в отношении арестованных и заключенных. В 1937 г. ЦК партии переслал всем партийным организациям секретное письмо, разрешающее применение пыток на следствии. 

Целым рядом секретных инструкций рабочий день заключенных в 1937 г. увеличился с 8 до 11,5 часа [Росси, Ч. 1, 49, 137]. Не менее секретны и официальные решения законодательной и исполнительной власти. Эти постановления стали широко известны только в середине 1950-х годов. Согласно Постановлению ЦИК СССР от 14.09.1937 г., обвиняемым во вредительстве и диверсиях обвинительное заключение вручалось за сутки до разбирательства дела, не допускалось кассационное обжалование. Постановление ЦИК СССР от 2.10.1937 г. повысило срок наказания за особо опасные государственные преступления – шпионаж, вредительство и диверсию с 10 до 25 лет [История государства, 261, 323, 324]. 15.03.1938 г. последовала директива НКЮ СССР «О направлении дел по контрреволюционным высказываниям в военные трибуналы» [Сборник законодательных, 36].  

Статистические итоги «Большого террора» c октября 1936 по ноябрь 1938 г. выглядят следующим образом [«Большой террор»]: по делам, которые вели органы госбезопасности, арестовано около 1 710 000 чел., осуждено не менее 1 440 000 человек. В том числе приговорено к расстрелу – около 724 000 человек. Кроме того, за тот же период: осуждено «милицейскими тройками» как «социально вредный элемент» (СВЭ) – около 400 000 чел., подвергнуто высылкам и депортациям в административном порядке – около 200 000 человек. Осуждено судами общей юрисдикции по общеуголовным обвинениям – не менее 2 млн чел., из них в лагеря отправлено около 800 000 человек. 

Указ Президиума Верховного Совета (далее – ПВС) от 15.06.1939 г. «О лагерях НКВД» отменил условно-досрочное освобождение осужденных и фактически прекратил действие исправительно-трудового кодекса РСФСР 1933 г., который обеспечивал хотя бы минимальные права заключенных [История советского государства, 183]. Указ разрешил применение высшей меры наказания к нарушителям в лагерях, срывающим производственные задания [Сборник законодательных, 37].

С началом Второй мировой войны партийно-государственное руководство предприняло массированные усилия по военной мобилизации страны, укреплению оборонной промышленности, перестройке армии. Хозяйственно-экономические задачи стояли масштабные. Иного выхода, кроме усиления репрессивного законодательства и использования подневольного труда заключенных ГУЛАГа, сталинская модель социализма не предусматривала. 

Уже в 1940 г. выходит целый ряд «мобилизационных» указов ПВС СССР. «Конструктивные детали» механизма мобилизации оттачивались еще в 1920-х гг., а перед войной нашли воплощение в указах Верховного Совета. Так, например, 10.02.1940 г. последовал указ «О запрещении продажи, обмена и отпуска на сторону оборудования и материалов и об ответственности по суду за эти незаконные действия»; 10.07.1940 г. – «Об ответственности за выпуск недоброкачественной или некомплектной продукции и за несоблюдение обязательных стандартов промышленными предприятиями». Срок наказания по этим указам составлял от 5 до 8 лет. Учитывая качество продукции и дисциплину в социалистическом производстве, можно понять, что этот указ грозил многим тысячам организаторов и исполнителей в промышленности [История государства, 323]. 

Вскоре, 17 июля, вышел указ «О запрещении самовольного ухода с работы трактористов и комбайнеров в машинотракторных станциях»; ранее – 26 июня – «О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений» [Сборник документов… по истории СССР, 361; Сборник… уголовного законодательства, 29]; 10.08.1940 г. – «О рассмотрении народными судами дел о прогулах и самовольном уходе с предприятий и учреждений без участия народных заседателей» и «Об уголовной ответственности за мелкие кражи на производстве и за хулиганство» [История государства, 84].
 
По закону «О государственных трудовых резервах СССР» от 2.10.1940 г. молодежь насильно мобилизовывалась в систему ФЗО. 28.12.1940 г. вышел указ о наказании за самовольный уход из ремесленного училища. Как писал Ж. Росси: «Формально в ФЗУ мобилизовали крестьянских детей от 14-летнего возраста до 16 лет. На практике попадали туда и 12-летние. Сроки получали от 3 до 7 лет. Сотни тысяч этих детей побывали в ГУЛАГе за годы войны» [Сборник… по истории СССР, 362; Росси, Ч. 2, 432].
 
В дополнение к перечисленным, 19.10.1940 г. был принят указ «О порядке обязательного перевода инженеров, технологов, мастеров, служащих и квалифицированных рабочих с одних предприятий в другие». П. Н. Кнышевский отмечал: «Совокупность этих законов являла собой законченную систему казарменной экономики с механизмом тотальной мобилизации. Лишь за полгода с 26.06.1940 г. за самовольный уход с предприятий и учреждений, прогулы и опоздания на работу было осуждено более 2,09 млн чел., из них свыше 1,7 млн чел. отбывали шестимесячный исправительно-трудовой срок по месту работы» [Кнышевский, 54]. 

1939 и 1940 гг. стали для СССР годами насильственного присоединения и оккупации чужих территорий: Прибалтики, Западной Украины и Белоруссии, Польши и Бессарабии. В этой ситуации в полной мере проявилось значение термина «бандит» в трактовке советской государственной системы. Бандитами стали граждане захватываемых территорий, боровшиеся за свое достоинство и независимость родины. Целые потоки репрессированных хлынули на север страны. Советская власть в полной мере показала и свое отношение к солдатам Красной Армии, попавшим в плен во время финской войны. Бывшие советские военнопленные, возвращенные Финляндией, попали в лагеря Воркуты и почти все погибли [Росси, Ч. 1, 59, Ч. 2, 321]. 

Весьма характерно, что законодательство 1930-х гг. плавно перешло в 1940-е гг., и новые жестокие законы военного времени не очень сильно отличались от законов мирного времени. Накануне и в первые дни войны был ужесточен режим в советских лагерях: 28.03.1941 г. была разослана директива НКВД, НКЮ и Прокурора СССР о применении высшей меры наказания к заключенным, совершившим побег; 22 июня – директива Наркома внутренних дел и Прокурора СССР о прекращении освобождения по истечении срока наказания в лагерях [Сборник законодательных, 38, 158]. 

Вопреки распространенному мнению о наиболее массовых репрессиях в 1930-е гг., «во время Великой Отечественной войны число осужденных за контрреволюционные и другие особо опасные преступления выросло в 1,5 раза» [Сборник законодательных, 38, 158]. 

С началом Великой Отечественной войны еще более ужесточилось трудовое законодательство: 26.06.1941 г. последовал указ «О режиме рабочего времени рабочих и служащих в военное время» с установлением на предприятиях, в сельском хозяйстве и на транспорте сверхурочных работ от 1 до 3 часов в день; 29.06.1941 г. – директива СНК СССР и ЦК ВКП(б) «Все для фронта, все для победы». «Крупные поражения советских войск, – писал П. Н. Кнышевский, – летом и осенью 1941 г. повлекли за собой дестабилизацию местного и военного управления во многих районах и вызвали социально-политическую напряженность в тылу. Для преодоления нарастающего кризиса власти Сталин пошел по пути ужесточения репрессивных мер. Таков был приказ Ставки ВГК № 270 от 26.08.1941 года. Не менее жестким явилось постановление ГКО за № 903 «сс» от 17.11.1941 г., состоявшее всего из двух пунктов: «1. Привести в исполнение все приговоры о ВМН без утверждения их в высших инстанциях. 2. Особому Совещанию НКВД дано право выносить наказания вплоть до ВМН по ст. 58 п. 1–14, 59 п. 2, 3, 3а, 3б, 4, 7, 10, 12, 13 УК РСФСР и СССР». Тотчас прокатилась волна массовых расстрелов» [Кнышевский, 55]. 

«Постановление № 903 «сс» имело прямое отношение к выполнению мобилизационных, экономических и оборонно-производственных задач и до конца войны оставалось прототипом многих последующих распоряжений и постановлений ГКО» – отмечал П. Н. Кнышевский [Кнышевский, 55]. Достаточно было намека и ОСО НКВД интересовалось срывом выполнения производственных заданий как контрреволюционным преступлением. 

26.12.1941 г. вышел указ ПВС СССР «Об ответственности рабочих и служащих предприятий военной промышленности за самовольный уход с предприятий». Это указ установил, что самовольный уход с предприятий, в том числе эвакуированных, надо «рассматривать как дезертирство, карать тюремным заключением на срок от 5 до 8 лет, дела же о виновных передавать в военные трибуналы» [Сборник… уголовного, 323]. 

В апреле 1942 г. последовали указы ПВС СССР «Об ответственности колхозников за невыработку обязательного минимума трудодней» и «Об ответственности за уклонение от мобилизации на сельскохозяйственные работы или за самовольный уход мобилизованных с работы» [Сборник… уголовного, 323]. 

Красная Армия в первые два года войны понесла огромные потери и даже в масштабах такой страны как СССР людских ресурсов не хватало. Это объяснялось тем, что значительная часть мужчин призывного возраста сидела в лагерях, колониях, тюрьмах, находилась на спецпоселении. Для того чтобы справиться с возникшей проблемой, Сталин пошел на разрешение призыва в армию из лагерей и спецпоселений. По указам ПВС СССР от 12.07 и 24.11.1941 г. освободили осужденных «за прогулы, бытовые и незначительные должностные и хозяйственные преступления» в количестве 420 000 человек. Всего с 1941 по 1944 г. в РККА было передано 975 000 бывших заключенных [Земсков, ГУЛАГ, № 6, 24]. 

Трудпоселенцы – «бывшие кулаки» – в 1930-х гг. не подлежали призыву в армию. Главное управление РККА 27.02.1940 г. разослало указание «О порядке приписки к призывным участкам трудпоселенческой молодежи» (освобожденной из трудпоселков по достижении 16-летнего возраста). Постановление ГКО № 1575 «сс» от 11.04.1942 г. разрешило призыв бывших кулаков на военную службу с условием снятия их со спецучета только через год. И, наконец, 22.10.1942 г. последовал приказ НКВД СССР № 002303 о снятии с учета всех трудпоселенцев и членов их семей, призванных в армию, с выдачей им паспортов. К 1.11.1942 г. призвали в РККА 607 047 чел., а в течение 1943 г. – 102 520 человек [Земсков, «Кулацкая ссылка», 4, 5, 19–21]. 

По указу от 22.04.1943 г. «О мерах наказания изменникам Родине и предателям и о введении для этих лиц как меры наказания каторжных работ» в СССР появились каторжане (в июле 1944 г. – 5 200 чел., в сентябре 1947 г. – 6 021 человек) [Земсков, ГУЛАГ, № 6, 24]. Как известно, Сталин отказался подписывать Женевскую конвенцию о защите прав военнопленных, заведомо считая их «изменниками Родины». Более того, он обрек их на положение преступников. ГКО 18.08.1945 г. принял решение о принудительной отправке бывших военнопленных Красной Армии на работу в промышленность, в тюрьмы, лагеря и на спецпоселения [Сборник законодательных, 41–44, 136, 137, 139–142; Росси, Ч. 2, 321, 356]. 

В действиях Сталина и его окружения присутствовала железная логика – унизить человека в глазах народа, обвинив его в измене Родине, растоптать его достоинство и затем манипулировать в своих интересах. Через проверочно-фильтрационные лагеря с конца 1941 г. по 1.10.1944 г. прошло 421 199 чел., из них передано в РККА 249 416 чел., в промышленность – 30 749 чел. и т. п. [Земсков, ГУЛАГ, № 7, 4, 5]. Таким образом «рационально» распределялись людские ресурсы. 

Наряду со всеми вышеупомянутыми указами, директивами и постановлениями следует помнить о разнообразной практике репрессивной мобилизации трудовых ресурсов в годы войны: чистке войсками НКВД, органами милиции, госбезопасности и народными дружинами прифронтовой полосы и бывших оккупированных территорий с целью осуждения за уклонение от трудовой мобилизации; формировании рабочих колонн из представителей репрессированных народов и других категорий «врагов народа»; использовании труда узников ГУЛАГа. Репрессивное законодательство и основные направления его развития в годы войны показывают, насколько велико было недоверие власть предержащих народу, руками которого вершилась победа. 

После победы, давшейся ценой явной самоотверженности всего населения страны, от любой разумной власти следовало бы ожидать резкого смягчения репрессивных законов и широкой амнистии. Действительно, в 1945–1946 гг. такая амнистия прошла, в 1947 г. даже временно отменили смертную казнь. В дальнейшем, однако, все возвратилось «на круги своя». Действия Сталина и его соратников объяснялись вполне прагматичным образом. Победа в войне, достигнутая ценой огромных жертв народа, была использована прежде всего для укрепления сложившейся командно-административной системы. Люди, с их болью, надеждами и мечтами о лучшей жизни, были, как и раньше, принесены в жертву всесильному государству и «гениальному вождю».
 
В тяжелых условиях послевоенной разрухи, голода 1946–1947 гг. был принят репрессивный указ от 4.06.1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества». Срок наказания по нему определялся в 7–25 лет. Под его действие попали десятки тысяч малолетних преступников и обнищавших людей. Именно они и были освобождены по амнистии 1953 г. [История…конституции, 840, 841]. 

Русский солдат, прошагавший по Европе и крепко задумавшийся о «преимуществах социализма», достаточно быстро «протрезвел». Его интерес к экономическим и культурным достижениям стран Западной Европы натолкнулся на глухой пропагандистский заслон сталинизма. ПВС СССР 15.02.1947 г. принял указ «О воспрещении браков между гражданами СССР и иностранцами». В этом же году появилась новая литерная формулировка приговора внесудебного органа – «п. з.» – преклонение перед Западом или перед упадочной западной литературой [Росси, Ч. 1, 41; История… конституции, 891]. 

Отмененная в 1947 г. высшая мера наказания – расстрел – вскоре была восстановлена, причем сначала для политических, а уже затем для уголовных преступников [Росси, Ч. 1, 65]. 26.11.1948 г. принят указ ПВС СССР, определявший наказанием за побеги из мест ссылки 20 лет каторжных работ. В 1953 г. в политизоляторах появились первые политические, осужденные ОСО к пожизненному тюремному заключению, которое не предусмотрено ни одним уголовным кодексом [Сборник законодательных, 46–48]. 

Неосталинисты утверждают, что жертв сталинщины было не так уж и много, а в основном наказывались «по закону» и «за дело». Однако суть заключается в том, что жертвами были отнюдь не только осужденные по ст. 58, ибо репрессивных статей хватало и без нее. В 1951 г. из числа отбывавших наказание за уголовные преступления 60 % было осуждено не на основе статей УК, а на основе подзаконных актов – по указам ПВС СССР об ответственности за самовольный уход с предприятия, за побеги из мест обязательного поселения и т. п. [Земсков, ГУЛАГ, № 7, 9]. 

Указ ПВС СССР «Об амнистии» от 27.03.1953 г. гласил: «…Освободить из мест заключения… лиц, осужденных на срок до пяти лет включительно… Освободить осужденных, независимо от срока наказания, за должностные и хозяйственные преступления, а также за воинские преступления, предусмотренные ст. 193 п. 4а, 7, 8, 10, 10а, 14–17а УК РСФСР… Не применять амнистию к лицам, осужденным на срок более пяти лет за контрреволюционные преступления» [Сборник… уголовного, 16]. Всего было освобождено 1 201 738 чел., в том числе значительная часть тех, кто попал в заключение за мелкие хищения по указу от 4.06.1947 г. [Земсков, ГУЛАГ, № 7, 14]. 

По указу от 8.09.1953 г. амнистировали тысячи тех, кто был осужден подзаконными актами от 7 и 22.08.1932 года. По указу от 28.10.1953 г. отменялась уголовная ответственность за невыработку колхозниками обязательного минимума трудодней. Только в 1954 г. повысился возраст уголовно наказуемых до 16 лет. 

В июле 1954 г. была восстановлена практика условно-досрочного освобождения, прерванная в 1939 году. 17.09.1955 г. вышел указ «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.», который, наряду с подлинными коллаборационистами, освободил и тех, кто по вине Сталина попал в плен в первые годы войны. 20.09.1956 г. этот указ был распространен и на военнослужащих, побывавших в плену и осужденных по ст. 193 п. 22 и ст. 58 п. 16 [Сборник законодательных, 23, 27, 30; История… конституции, 773]. 

В 1956 г. были приняты новые Основы уголовного законодательства Союза СССР и республик. В ст. 3 впервые в советской практике было провозглашено, что наказание может даваться только по решению суда. Из перечня видов наказания исключены такие меры, как объявление врагом трудящихся на неопределенный срок и поражение политических прав по суду (в том числе избирательных). 27.10.1960 г. принят новый УК РСФСР [История государства, 417–420]. 

Однако все это отнюдь не означало, что советское право рассталось с прошлым. В новом законе СССР от 25.12.1958 г. «Об уголовной ответственности за государственные преступления» присутствовали: ст. 1. Измена Родине…; ст. 6. Вредительство…; ст. 7. Антисоветская агитация и пропаганда (срок от 3 до 10 лет)…; ст. 9. Организационная деятельность, направленная на совершение особо опасных государственных преступлений, а равно участие в антисоветской организации…» [Сборник законодательных, 52–58]. Сохранилась практика изгнания неугодных лиц из СССР, поражения политических прав и добавилось принудительное лечение в спецпсихбольницах. 

Репрессивное законодательство затронуло судьбы миллионов наших соотечественников, сделав их жертвами идеологии и политики коммунизма. Сложившаяся в настоящее время ситуация с изучением политики репрессий позволяет сделать более точные подсчеты численности репрессированных в 1920 – начале 1950-х гг.: жертвы красного и белого террора (1918–1921): около 1 500 000 чел.; лишенные избирательных прав в РСФСР (1918–1936): более 2 000 000 чел.; репрессированные за контрреволюционные преступления (1922–1953) – 5 951 364 чел. арестовано, 4 060 306 чел. осуждено; административно высланные – 2 500 000 чел.; депортированные национальные группы и народы (сер. 1930-х – 1940-е): 3 627 722 человек. 

Таким образом, общее количество жертв политических репрессий, подлежащих реабилитации согласно законодательству начала 1990-х, составляет от 12 до 15,5 млн человек. Согласно официальным данным Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий при Президенте РФ в период с 1954 г. по начало 2009 г. реабилитировано 5 866 322 чел. [Доклад, 4]. 

В развитии репрессивного законодательства видны своя логика, прагматический просчет. Сталин и его единомышленники стремились достичь состояния полного управления народом на пути к «великой цели». Перековка сознания народа шла долго и планомерно. Секретность и подзаконность большинства законодательных актов говорят о продуманности идеологической политики. Отсюда принцип исполнительной власти – человек должен как можно меньше знать о своих правах. Многие правовые акты хранились в тайне даже в 1950-х гг., в эпоху «оттепели». 

Постепенно Сталину удалось добиться воплощения своих представлений о социализме в жизнь и манипулировать действиями огромных масс людей. Эта система доказала свою эффективность в годы индустриализации и в ходе Великой Отечественной войны. Однако, в конечном итоге, сформированная модель зашла в тупик. Страна превратилась в единый лагерь с низкой производительностью труда и ослабевающей дисциплиной. 

Запрет частной собственности и отсутствие правовой защищенности личности привели к цивилизационному перелому в России. Власть создала обстановку перманентной гражданской войны, превратив часть общества во врагов и разжигая против них борьбу внутри страны. 

К концу 1930-х гг. окончательно оформилась система правового бесправия, опиравшаяся на положения различных законных и подзаконных актов, в своей совокупности сформировавших, нигде официально не утвержденную в цельном виде концепцию революционной законности. В нее, исходя из правоприменительной практики большевиков, можно включить следующие положения: враги революции и народа, определяемые на основе классового подхода, как главный преступный элемент государства диктатуры пролетариата; уголовная ответственность за политические и идеологические убеждения; политический преступник – социально-опасный элемент; уголовный преступник – социально-близкий элемент; террор и концлагеря, как средства наказания и изоляции; наказание по велению революционной совести; презумпция виновности обвиняемого до суда и признание обвиняемого как основа обвинения; наказание за недонесение и за покушение на деяние, как самого деяния; обратная сила принимаемых законов; использование чрезвычайных, внесудебных органов. 

Источники и литература

1. Абдурахманова = Абдурахманова И. В. Становление концепции революционного правосознания в советской юридической науке. [Электронный документ]. URL: http://www.rusnauka.com/15.PNR_2007/Pravo/21889.doc.htm.
2. Базаров = Базаров А. Кулак и Агрогулаг. Челябинск : Южно-Уральское изд-во, 1991. 318 с.
3. Большой террор = «Большой террор»: 1937–1938. Краткая хроника / Сост. Н. Г. Охотин, А. Б. Рогинский. [Электронный документ]. URL: http://old.memo.ru/history/y1937/hronika1936_1939/xronika.html.
4. Буков = Буков В. А. От российского суда присяжных к пролетарскому правосудию: у истоков тоталитаризма. М. : Археографический центр, 1997. 450 с.
5. Вагапов = Вагапов Р. Ф. Теоретическая разработка и практическая реализация законности в России. Советский и постсоветский периоды / Вектор науки ТГУ. № 1(4). 2011. С. 24–28.
6. Винниченко = Винниченко О. Ю., Филонова О. И. Модернизация судебной системы в период нэпа. Курган : Изд-во Курган. гос. ун-та, 2013. 172 с. URL: lawbook.online/gosudarstva-prava/pravovyie-ideologicheskie-osnovyi-sudeyskogo-40861.html.
7. Доклад = Доклад Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий при Президенте РФ об исполнении Закона «О реабилитации жертв политических репрессий» в 2006–2008 гг. М. : Адм. президента РФ, 2009. 53 с.
8. Евстратов = Евстратов A. M. Правосознание и правовая культура в период формирования Советского государства в 1920–1930-е годы (историко-теоретическое исследование). Дисс. …докт. юр. наук. СПб., 2001. 374 с.
9. Земсков 1992 = Земсков В. Н. «Кулацкая ссылка» накануне и в годы Великой Отечественной войны // Социологические исследования. 1992. № 2. С. 3–26.
10. Земсков 1991а = Земсков В. Н. ГУЛАГ // Социологические исследования. 1991. № 6. С. 10–27.
11. Земсков 1991б = Земсков В. Н. ГУЛАГ // Социологические исследования. 1991. № 7. С. 3–16.
12. История государства = История государства и права СССР. Ч. 2. М. : Юридическая литература, 1981. 520 с.
13. История законодательства = История законодательства СССР и РСФСР по уголовному процессу и организации суда и прокуратуры. Сб-к документов. М. : Госюриздат, 1955. 635 с.
14. История советского государства = История советского государства и права. Т. 3. М. : Юридическая литература, 1985. 620 с.
15. История советского уголовного права. 1917–1947. М. : Юридическое изд-во МЮ СССР, 1948. 466 с.
16. История конституции = История советской конституции. 1917–1956 гг. М. : Госюриздат, 1957. 1046 с.
17. Книга памяти = Книга Памяти (посвящается тагильчанам — жертвам репрессий 1917–1980-х гг.). Екатеринбург : УИФ «Наука», 1994. 334 с.
18. Кнышевский = Кнышевский П. Н. Государственный Комитет Обороны: методы мобилизации трудовых ресурсов // Вопросы истории. 1994. № 2. С. 53–65.
19. Колтунов = Колтунов О. А. Революционная законность и особенности ее обеспечения в деятельности российской милиции в первые годы советской власти, 1917–1925 гг. (Историко-правовое исследование) : Дисс. …канд. юр. наук. Ростов н/Д, 2003. 216 c. URL: www.dslib.net/teoria-prava/revoljucionnaja-zakonnost-i-osobennosti-ee-obespechenija-v-dejatelnosti-rossijskoj.html.
20. Конституция СССР = Конституция СССР 1936 г. URL: http://constitution.garant.ru/history/ussr-rsfsr/1936/red_1936/3958676/.
21. Кудрявцев = Кудрявцев В. Н., Трусов А. И. Политическая юстиция в СССР. М. : Наука, 2000. 365 с.; 2-е изд., перераб. и доп. М. : Юристъ, 2002. 365 с. 
22. Курицын = Курицын В. М. НЭП и революционная законность / Вопросы истории. 1967. № 9. URL: library.by/portalus/modules/theoryoflaw/readme.php?archive=&id=1476563886&start_from=&subaction=showfull&ucat=.
23. Ленин. Т. 33 = Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 33.
24. Ленин. Т. 41 = Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 41.
25. Ленин. Т. 45 = Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 45.
26. Луцык = Луцык С. М. А. Я. Вышинский о понятии и видах законности. URL: www.justicemaker.ru/view-article.php?art=1654&id=26.
27. НТГИА. Ф–301 = Нижнетагильский городской исторический архив. Ф. Р–301. Оп. 1. Д. 6.
28. НТГИА. Ф. Р–56 = Нижнетагильский городской исторический архив. Ф. Р–56.Оп. 1. Д. 15.
29. Плотниекс = Плотниекс А. А. Формирование концепции социалистической законности в общей теории права / Правоведение.1980. № 4. С. 10–19.
30. Постановление ВЦИК от 01.06.1922 г. «О введении в действие Уголовного кодекса РСФСР» / СУ РСФСР. 1922. № 15. Ст. 153.
31. Росси = Росси Ж. Справочник по ГУЛАГу. Ч. 1. М. : Просвет, 1991. 269 с.; Ч. 2. 376 с.
32. Сборник документов по истории СССР = Сборник документов и материалов по истории СССР советского периода. М. : Изд-во Моск. ун-та, 1966. 620 с.
33. Сборник уголовного законодательства = Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР (1953–1991). Казань : Изд.-во Казанского ун-та, 1992. 270 с.
34. Сборник законодательных = Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв политических репрессий. М. : Республика, 1993. 222 с.
35. Собрание кодексов = Собрание кодексов РСФСР. М. : Юр. изд-во НКЮ РСФСР, 1927. 1188 с.
36. Постановление ВЦИК от 15.04.1919 О лагерях принудительных работ / СУ РСФСР. 1919. № 12. С. 124.
37. Уголовный кодекс = Уголовный кодекс 1926 г. М. : Изд-во НКВД, 1929. 431 с.
38. Шипилов = Шипилов А. В. Революционная законность и становление советской юстиции (1917–1922 гг.). Дисс. …канд. истор. наук. М., 2006. 217 с.