Скончался старейший русский эмигрант первой волны

— C Ростиславом Владимировичем Полчаниновым я познакомился в конце 1990-х годов, когда активно занимался исследованием истории Псковской православной миссии. Несмотря на то что у него не было профессионального исторического образования, он имел аналитический склад ума: мог не просто запомнить отдельные факты, но и точно их описать. Я задавал ему массу вопросов. Иногда Ростислав Владимирович отвечал более компактно, а иногда в ответ писал целую статью на четыре-пять страниц и потом присылал её, опубликованную где-то в эмиграции.

В 2009 году в издательстве «Посев» вышла его книга «Молодёжь русского зарубежья. Воспоминания 1941–1951». И в рассказах о Псковской миссии я нередко узнаю развёрнутые ответы на мои вопросы. Для меня было очень ценно, что, оказавшись на оккупированной территории уже сформировавшимся (пусть ещё и молодым) человеком, со своими взглядами, идеями и, конечно, верой, он всю жизнь хранил память об этих событиях, прекрасно всё описывал. С полным правом Ростислава Владимировича можно назвать свидетелем русской эмиграции. Для меня же он ещё и старший наставник, друг, коллега, у которого можно поучиться историческому взгляду на события.

Ростислав Владимирович был последовательным, строгим и бескомпромиссным противником большевизма. Такая антисоветская закалка со знаком «плюс», конечно, нас сближала. И в то же время он был лишён и идей монархизма, которые до сих пор остаются характерными для «ортодоксальной» эмиграции. Он был свободен от всякого магического отношения к монархии. 

Но, наверное, самое главное в его судьбе — то, что он несмотря ни на что оставался русским человеком, очень дорожил русской культурой, всегда с гордостью называл себя русским. Когда его спрашивали о родине, он говорил: «Я себя считаю псковичом». Хотя во Пскове он прожил только один 1943-й год, и тот неполный, Ростислав Владимирович через всю жизнь пронёс эту любовь к Пскову, к России. Его супруга, Валентина Петровна, — псковитянка. В 1943 году у них была свадьба, венчание в храме, а в конце года вместе с женой и её мамой они покидали Псков, переехали в Ригу. Ростислав Владимирович с большой любовью относился к русской культуре, поэзии, классической русской музыке. Несмотря на все сложности, трудности и ужасы войны и оккупации, он говорил, что для него оказаться во Пскове, древнем городе, было подарком.

— Чем была для него, прожившего большую часть жизни вне родины, русская культура?

— Ростислав Владимирович любил русскую культуру, к которой был приобщён особым образом, впрочем, как многие дети эмигрантов первой волны. Когда он покидал Россию в конце 1919 года, ему было всего несколько месяцев, и, естественно, он не мог быть в прямом смысле слова носителем этой культуры. Он её воспринимал, оказавшись в эмиграции в Королевстве сербов, хорватов и словенцев, через своё окружение — через семью, через других русских эмигрантов, многие из которых были из семей военных. Это восприятие не было лубочным, поверхностным.

Когда мы готовили вечер памяти Псковской миссии, приуроченный к столетию Ростислава Владимировича, у меня был повод спросить у него о любимых книгах, поэтах, музыкантах, и на вечере прозвучали его любимые произведения — Мусоргского и других прекрасных русских композиторов.

Одновременно для Ростислава Владимировича русская культура была немыслима без православия, без подлинной глубокой веры. Он неоднократно говорил, что, участвуя в работе разных движений, в том числе НТСНП (Национально-трудовой союз нового поколения), он всегда делал большой акцент именно на том, чтобы своих воспитанников, маленьких ребят и подростков, приобщать к вере, чтобы любовь к родине и к русской культуре не воспринималась ими в отрыве от христианства. Для Ростислава Владимировича это был глубоко личный опыт. Неслучайно он оказался в Псковской миссии, стал учителем в школе, подружился с другим известным деятелем Псковской миссии отцом Георгием Бенигсеном (1915–1993), настоятелем Дмитриевской церкви, при которой и была организована эта школа.

— Чем Ростислав Владимирович занимался в школе, в миссии? Что в это сложное время виделось ему самым главным?

— Трудно сказать, чем Ростислав Владимирович больше занимался во время служения в Псковской миссии. Несомненно, подпольной работой, но, как я понимаю, с течением времени он понял, что главное его служение — работа в школе, воспитание детей, приобщение их к культуре, в том числе скаутской. Одновременно с этим при Дмитриевском храме, где была открыта школа, он нелегально вёл курсы вожаков для тех способных ребят и девочек, которые могли бы впоследствии сами создавать небольшие скаутские ячейки. Он готовил руководителей скаутского движения, но делал это нелегально и строго-настрого просил никому не рассказывать, потому что это могло трагически закончиться и для них, и для самого учителя. Немцы препятствовали различного рода национально-патриотической работе среди русских подростков и молодёжи. Они считали, что это слишком опасно для режима.

Ростислав Владимирович торопился поделиться с воспитанными атеистической советской властью детьми своим опытом жизни и веры, умением качественно делать дело. Он стремился воспитывать настоящих русских людей, которые будут лишены штампов, клише и — самое главное — освободятся от оболванивающей пропаганды, и сталинской, и национал-социалистической, которые соседствовали в оккупированном Пскове.

Когда я познакомился с воспитанницами Ростислава Владимировича, уже бабушками, они тоже рассказывали, что он не просто относился к ним с большой симпатией, а был глубоко заинтересован, как они живут, какие песни поют, о чём думают, как они представляют будущее России, что знают из её истории. И одновременно с этим он делился своим опытом, в том числе верой, что было очень важно для ребят, которые жили в атеистической обстановке.

Одна из его воспитанниц, Мира Фёдоровна Яковлева (1928–2010), опубликовала очерки, которые были посвящены её детству в оккупированном Пскове. Она описывала то, как училась в школе, своих наставников, учителей, Ростислава Владимировича. И она неоднократно говорила, что тяжёлое время оккупации для неё было радостным и новым, потому что она обрела настоящих старших друзей, которые открыли ей красоту русской культуры, русской литературы и — самое главное — помогли ей войти в Церковь. Этот опыт веры, приобщённость к подлинной культуре она несла всю жизнь, несмотря на советские годы.

Интересно, что Ростислав Владимирович не только подружился с другими учителями, с ребятами, но ещё и фиксировал основные моменты жизни в оккупированном Пскове. Как он пишет в воспоминаниях, ему удалось провезти на оккупированную территорию фотоаппарат (а это было запрещено) и сделать довольно много снимков, теперь ставших историческими. Там есть и виды оккупированного Пскова, и храмы, где-то разрушенные, где-то действующие, и старообрядческий храм в центре Пскова, и — самое главное — школьники, ребята, в частности построение линейки 6 мая 1943 года в день именин отца Георгия Бенигсена. Это одновременно был день скаутов в русской эмиграции, о чём немцы не подозревали, и отец Георгий и Ростислав Владимирович провели такой праздник при храме. Такая фиксация жизни бесценна. Вечная ему память!

Источник: медиапроект «Стол»