Патриаршество и свобода церкви в России
Отец Георгий Кочетков дал развернутый ответ, который мы публикуем для читателей, а также предоставляем видеозапись этого материала.
«Я благодарен Феликсу Вельевичу за эту критику, прежде всего потому, что она выдержана в очень дружеском тоне. Если бы этот тон был враждебный, может, и не стоило бы отвечать. Но когда по-доброму обращается друг нашего Братства и мой старый-старый знакомый, то я, конечно, не могу не ответить.
Вообще со многим из того, что говорит Феликс Вельевич, можно было бы согласиться, если бы это не было полемикой с тем, чего я не говорил, не писал и не думал. В самой статье «Патриаршество и свобода» содержатся, на мой взгляд, совсем другие идеи – не те, с которыми полемизирует Разумовский.
Я, например, совершенно не выступал там против патриарха Кирилла. Более того, я могу сказать, что у меня в жизни было очень много поводов, чтобы быть нашему патриарху благодарным. Да, были моменты разногласий, определённых трудностей, но того, за что стоит благодарить, о чём нам всегда стоит помнить в нашей личной судьбе – гораздо больше. Мы, конечно же, поздравляли святейшего патриарха с его юбилеем – и я, и Свято-Филаретовский институт, и всё Преображенское братство. Но интервью моё было не о личном отношении к нынешнему патриарху, а о том, что наилучшим образом сейчас может способствовать выявлению соборности и старшинства в церкви (готовили мы его к 430-летию установления патриаршества в Русской церкви, а не к 10-летию интронизации патриарха Кирилла).
Я абсолютно согласен, что наше христианское отношение к государству должно быть здравым, и считаю, что если отменить государство со всеми его недостатками, о которых говорит Феликс Вельевич, то будет анархия, смута и хаос. Я не за то, чтобы государство упразднять. Я не анархист и не коммунист, которые думают, что государство когда-то отомрёт. Я лишён этих наивных предрассудков и не верю в эти мифологемы.
Конечно, я согласен, что в нашей нынешней церкви, как и в других автокефальных церквах, должен быть руководитель. Абсолютно верно, что это требует и смирения перед ним, и уважения, и любви. И когда я встречаюсь с неуважительными высказываниями в адрес патриарха, абсолютно лишёнными любви и всякого смирения, я считаю их недостойными. Очень жалко, что Феликс Вельевич не дает ни одной цитаты из моей статьи. Я никак не мог понять, откуда он взял эти мысли, для чего приписал их мне и счёл нужным критиковать.
Я согласен и с тем, что патриарх Кирилл – талантливый администратор. А когда речь заходит о долге патриарха печаловаться о России перед властью, то я был бы только рад, если бы об этом вспоминалось в наше время. Последний раз, кажется, об этом говорили на Поместном соборе в 1917 году, когда обсуждали вопрос о восстановлении патриаршества. Считали, что это обязательная, если не главная функция патриарха. Но история сложилась так, что исполнить это было уже невозможно. Хотя в нашей русской истории печалование было – и в XI веке при Феодосии Печерском, и при Иване Грозном, когда перед ним печаловался патриарх Гермоген, и при Петре I, к которому обращался патриарх Адриан. Правда, Пётр не принимал уже никакого печалования.
Ещё Феликс Вельевич говорит, что на сегодняшний день от исторической России сохранился только один институт – Русская церковь. Всё остальное было уничтожено во время большевистского эксперимента XX века. Русская православная церковь действительно сохранилась великим чудом, но это уже не тот институт, который был до революции, даже по названию.
Всё-таки отсутствие в Российской церкви патриарха до конца 1917 года может считаться недостатком. И если бы в нашей стране сохранялась императорская власть, я бы первый считал, что нужно патриаршество восстановить. Однако с того момента, когда царская власть пала, этот вопрос надо было поставить иначе, понимая, что большевики будут вести борьбу на уничтожение церкви. Не случайно на Московском соборе в 1917 году – о чём я говорю в упоминаемом интервью – решение о восстановлении патриаршества принималось только четвертью от общего числа делегатов. Это сейчас уже доказано. Почему церковь, которая так долго хотела освободиться от излишней государственной опеки в лице императора, связывая свою самостоятельность с фигурой независимого от царской власти предстоятеля, в 1917 году начала такую острую полемику по этому вопросу? Наверное, люди поняли, что теперь своё управление и отношения с государством церкви придётся устраивать иначе.
Избранный собором исповедник веры святой патриарх Тихон не совсем вписывается в общий ряд следовавших за ним предстоятелей церкви. Патриаршество в нынешней форме возникло только в 1943 году. Тогда и были определены основные условия существования церкви в нашей стране. Теперь приходится сказать: получилось то, что получилось – другого не дано, но это не значит, что мы можем закрывать глаза на негативные стороны церковного устройства и не должны стремиться этого исправлять.
Вопрос о патриаршестве сейчас становится особенно острым в связи с наступившим в жизни церкви новым историческим этапом, с теми расколами, которые знаменуют наше время. Очень важно, чтобы критика в адрес системы иерархического церковного устройства не была понята как отрицание всякой иерархии, всякой возможности иерархической структуры. Сейчас нельзя взять и отменить иерархию, потому что начался бы действительно хаос, борьба, война в церкви, как это происходит в том или ином случае в наше время, когда ослабевает или искажается иерархический принцип. Это не значит, что может существовать только иерархический принцип, но это и не значит, что об этом принципе сейчас можно забыть. Нужно найти для церкви возможность быть самой собой, научиться говорить в силе Духа Святого достаточно громко и единомысленно, не используя административный, организационный ресурс, а изнутри своей совести, своего сердца. Пока такие механизмы отсутствуют, они не работают – даже святые люди вынуждены часто молчать или говорить не всё, потому что сказать иначе нет реальных возможностей. Иногда когда они договаривают до конца, им угрожают гонения вплоть до мученической смерти, как это было недавно с отцом Павлом Адельгеймом.
Я согласен с Феликсом Вельевичем, что в нашей церкви патриарх – фигура не самодовлеющая, вернее не должна быть таковой. Согласен и с тем, что очень важно в церкви явление святости. Как тут не вспомнишь известные слова нынешнего ректора Свято-Тихоновского университета отца Владимира Воробьева, которые я слышал, когда он совершал крещение в домашних условиях в 80-е годы: «не надо путать святых и святейших». Это не случайные слова.
Я не вполне согласен и с тем, что упразднение патриаршества – это упрощение жизни. Патриаршество всё-таки существовало не всю христианскую историю. И не только никакого упрощения не было – можно даже сказать наоборот. Всякое усиление вертикали власти – земной, человеческой власти – как раз упрощает жизнь, по определению, это не зависит от фигуры патриарха, он может быть святым человеком, но такова система. А нам, как говорит Феликс Вельевич, надо стремиться к цветущей сложности, я с этим абсолютно согласен. Но именно для этого я и выступил со статьей «Патриаршество и свобода».
И в заключение я хотел бы привести слова Сергея Иосифовича Фуделя, известного церковного писателя, исповедника веры XX века, который в «Записках о Литургии и Церкви» в частности писал: «Можно и нужно говорить о значении для Церкви иерархии или о роли в её истории Вселенских Соборов. Но когда забываются слова Христовы «о двух или трёх», тогда забывается любовь как первоисточник Церкви, Соборов и догматов; тогда все остальные слова теряют свою силу, становятся никому не нужным «бряцающим кимвалом». И тогда лучше бы их совсем не знать». Вот, пожалуй, и всё».
Источник: Русская планета