«Обеспечили нацистам безопасный тыл»

– В прошлогоднем интервью «Ленте.ру» вы говорили, что «еще с 1937 года жизненно важным для «создания замкнутой Германской империи <…> фюрер считал захват Австрии, Судетской области и всей Чехословакии <…> Затем наступала очередь Польши». На ваш взгляд, стала ли Вторая мировая война неизбежной именно после заключения пакта Молотова – Риббентропа или Гитлер в любом случае напал бы на Польшу в августе-сентябре 1939 года?

Кирилл Александров: С моей точки зрения стала неизбежной. Напасть на Польшу без дружественного нейтралитета СССР Гитлер не мог: слишком опасными становились риски боестолкновения с Красной армией, к которому ни вермахт, ни германская экономика в 1939 году не были готовы. Даже в художественном кинематографе Третьего рейха 1939-1940 годов заключение советско-германских соглашений объяснялось зрителям необходимостью обеспечить Германии безопасный тыл на Востоке и разорвать кольцо «британского окружения». Весь смысл Московского пакта для его участников в первую очередь заключался в том, чтобы в Европе началась война. Гитлер видел в ней способ достичь германского доминирования и взять реванш за версальский позор 1919 года, а большевик-ленинец Сталин надеялся с ее помощью разрушить буржуазно-капиталистическую систему, в том числе и Третий рейх.

После Мюнхенского соглашения 1938 года, каким бы трагичным оно ни было для Чехословакии и близоруким – для Великобритании и Франции, война в Европе не началась. А после Московского пакта война вспыхнула уже через восемь дней, хотя орган ЦК ВКП(б) газета «Правда» елейно назвала заключенный договор «инструментом мира», благодаря которому якобы ослабевает напряжение в международных отношениях. Гитлер хотел уничтожить Польшу, одновременно питая некоторые надежды на британский нейтралитет. Но неясная позиция первой танковой державы мира в лице СССР крайне беспокоила фюрера.

На 1 сентября 1939 года танковый парк вермахта составлял всего 3195 танков и пять штурмовых орудий. Более половины – это слабенькие командно-штабные машины и танки с пулеметным вооружением (кто-то называет их даже не танками, а танкетками), еще около 40 процентов – легкие танки (Pz. II) со слабой двадцатимиллиметровой пушкой, и лишь менее десяти процентов – средние танки (Pz. III и Pz. IV), насчитывавшие чуть более трехсот единиц. Против польских войск Гитлер сосредоточил большую часть своих сил, в том числе 61,5 дивизии, 2533 танка и 2231 самолет.

– А что же Красная армия?

Кирилл Александров: По заявлению начальника Генерального штаба РККА командарма 1-го ранга Бориса Шапошникова, несмотря на конфликт с японцами на реке Халхин-Гол, СССР мог развернуть против вермахта 136 дивизий, более девяти тысяч танков и более пяти тысяч самолетов. Летом 1939 года Советский Союз имел всего более 21 тысячи танков, включая средние и тяжелые. В целом по количественным параметрам Красная армия в тот момент была намного сильнее вермахта. Кроме того, скромные сырьевые ресурсы Германии позволяли ей вести лишь ограниченные боевые действия.

Поэтому все рассказы о том, что пакт помог оттянуть на два года войну с Германией – это мистификация. Нечего было оттягивать. Напротив, в 1939 году, с союзниками или без союзников, но в целях превентивной защиты СССР следовало воевать с «плохим парнем» Гитлером, пока Третий рейх не усилил свой потенциал. Причем воевать на чужой, а не на своей территории.

В 1939 году Гитлер не имел ни сил, ни ресурсов, ни реалистичных планов для ведения войны против СССР. Даже возможности подготовить внезапное нападение у Гитлера не было – между Третьим рейхом и СССР отсутствовала общая граница. А вот вмешательство в войну в 1939 году Красной армии делало положение Германии катастрофическим. В итоге Гитлер не мог начинать польскую кампанию, чреватую рисками войны с Великобританией и Францией, не обеспечив Третьему рейху тыл на Востоке.

– Он хотел избежать войны на два фронта, как это случилось во время Первой мировой?

Кирилл Александров: Разумеется. Фюрер фактически сам заявил об этом, когда 22 августа выступал перед генералами вермахта, и рассказал им о контакте со Сталиным. «Теперь, когда я провел необходимые дипломатические приготовления, путь солдатам открыт», – объявил Гитлер, готовый заплатить любую цену за дружественный нейтралитет СССР. Столь же прагматично перечислил в дневнике все плюсы советско-германского договора руководитель внешнеполитического отдела НСДАП Альфред Розенберг: «Осознание разрядки внешнеполитического положения: ушла угроза со стороны русской авиации в германо-польском конфликте, свобода действий на Балтийском море, поставки сырья и т. д.».

Поэтому даже дату нападения на Польшу Гитлер назначил только тогда, когда Риббентроп вылетел в Москву. Цена сталинского нейтралитета заключалась в гитлеровском согласии на аннексию («территориально-политическое переустройство») Советским Союзом Восточной Польши, Бессарабии, Финляндии, Эстонии и Латвии. Позже к ним прибавилась Литва в обмен на Люблинское и часть Варшавского воеводств.

Однако Сталин в соответствии с ленинской доктриной смотрел на вопрос гораздо шире: «вторая империалистическая война» взрывала капиталистическую Европу и постепенно создавала условия для ее советизации при помощи Красной армии. «И коммунизм снова близок, как в девятнадцатом году», – это не просто поэтическая строка. Начальник Политуправления РККА, армейский комиссар 1-го ранга Лев Мехлис, выступая на XVIII съезде ВКП(б), заявлял о необходимости «перенести военные действия на территорию противника, выполнить свои интернациональные обязанности и умножить число советских республик».

– Вы полагаете, что пакт Молотова – Риббентропа стал результатом стремления Сталина и Гитлера попросту использовать друг друга?

Кирилл Александров: Приведу вам цитату из документа. В беседе с Генеральным секретарем Исполкома Коминтерна Георгием Димитровым 7 сентября 1939 года Сталин так объяснил смысл происходивших событий:

«Война идет между двумя группами капиталистических стран. Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга. Неплохо, если руками Германии было расшатано положение богатейших капиталистических стран (в особенности Англии). Гитлер, сам этого не понимая и не желая, расшатывает, подрывает капиталистическую систему <…> Что плохого было бы, если бы в результате разгрома Польши мы распространили социалистическую систему на новые территории и население. <…> Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались. Пакт о ненападении в некоторой степени помогает Германии. Следующий момент – подталкивать другую сторону».

Конечные итоги войны, начавшейся в Европе после Московского пакта, Гитлер и Сталин представляли по-разному. «Гитлер никогда не понимал марксистов», – назидательно заметил пенсионер Вячеслав Молотов в 1971 году.

– Известно, что весной и летом 1939 года шли интенсивные англо-франко-советские переговоры, направленные на сдерживание нацистской Германии. После гитлеровской аннексии Чехословакии в марте 1939 года Советский Союз предложил срочно созвать европейскую конференцию представителей СССР, Англии, Франции, Польши, Румынии и Турции. В ответ Лондон призвал Москву подписать совместную декларацию трех великих держав и Польши, которая предостерегала бы об угрозах «политической независимости любого европейского государства». Почему в итоге из всего этого ничего не вышло, а Московские переговоры закончились крахом за день до визита в СССР Риббентропа?

Кирилл Александров: Во-первых, из-за того, что Сталину они были нужны не для создания антигитлеровской коалиции, а в качестве инструмента давления на Гитлера, чтобы подталкивать нацистов к торговым и территориальным уступкам СССР. Как известно, 17 апреля 1939 года Советский Союз официально предложил Британии и Франции заключить договоры о взаимопомощи, о чем узнал весь мир. Менее известно, что в тот же день в Берлине советский полпред Алексей Мерекалов без всякой огласки посетил статс-секретаря германского МИД Эрнста фон Вайцзеккера и сообщил ему: «С точки зрения СССР нет причин, могущих помешать нормальным взаимоотношениям с Германией. А, начиная с нормальных, отношения могут становиться все лучше и лучше». Неудивительно, что англо-франко-советские переговоры шли трудно.

Во-вторых, сначала участники консультаций не могли договориться о том, что такое «косвенная агрессия» и каким образом СССР собирается «гарантировать» безопасность Финляндии, прибалтийских республик, Польши и Румынии. В-третьих, Коминтерн продолжал действовать, а марксистско-ленинскую доктрину ВКП(б) никто не отменял. И политические элиты приграничных государств вполне естественно боялись, что если ленинцы-сталинцы начнут обеспечивать их «безопасность», то закончат советизацией.

Поляки помнили, как летом 1920 года большевики пытались создать Польскую советскую республику. Поэтому ни польские, ни румынские политики не хотели видеть – даже в ограниченном виде – войска РККА на территории своих государств. «Маршал Ворошилов пытается сейчас мирным путем добиться того, чего он хотел добиться силой оружия в 1920 году», – заявлял министр иностранных дел Польши Юзеф Бек. Наконец, не забудьте: к 1939 году в СССР большевики почти полностью уничтожили Российскую православную церковь с ее епископатом, клиром, паствой, монастырями, духовными школами и закрыли почти все храмы. Вряд ли такая богоборческая политика добавляла польским католикам и православным румынам доверия к Сталину и всей его организации.

В-четвертых, СССР образца 1939 года совершенно не напоминал европейскую императорскую Россию 1913 года. Несмотря на свои размеры и огромный военный потенциал, страна имела весьма скверный имидж. Жертвами сталинской социальной политики в 1930-1939 годах стали более 8,5 миллиона человек. Из них почти семь миллионов жизней унес голод 1932-1933 годов, около полумиллиона погибли в ГУЛАГе, почти миллион раскулаченных и членов их семей – на этапах депортаций и в спецпоселках, более 700 тысяч «врагов народа» расстреляли органы ОГПУ–НКВД.

– Можно сравнить эти данные со статистикой репрессий в гитлеровской Германии за 1930-е годы?

Кирилл Александров: Если в концлагерях Третьего рейха сидели всего 30 тысяч узников (на 80,6 миллиона населения), то в системе ГУЛАГа – три миллиона (на 168,8 миллиона населения), из них более половины составляли «контрреволюционеры» и раскулаченные. В 1937-1938 годах органы НКВД репрессировали примерно 20 тысяч представителей комначсостава армии и флота, преимущественно командиров старшего и высшего звена, включая талантливых ученых, академиков и бывших царских офицеров. Иными словами, восточноевропейским государствам вести переговоры с таким специфическим партнером, тем более связывать себя с ним обязательствами, казалось нелегким делом.

– А что британцы и французы?

Кирилл Александров: Конечно, они медлили. Английская миссия во главе с адмиралом сэром Реджинальдом Драксом хотела тянуть переговоры до 1 октября, но здесь важно, что Лондон в принципе не отказывался разговаривать с Москвой. Например, перед заключением англо-русского соглашения 1907 года переговоры шли 15 месяцев. Диалог всегда лучше, чем его отсутствие. Это Гитлер в августе нервничал и считал время сутками, а Сталин-то куда торопился?

Его делегаты сколько угодно могли разговаривать с союзниками. Позиция французской миссии во главе с дивизионным генералом Жозефом Думенком, и особенно посла Поля Наджиара, выглядела более конструктивной. Если бы Сталин всерьез был заинтересован в военной конвенции, то со временем ее бы заключили. Однако конвенция исключала вероятность большой европейской войны и разрушения капиталистического мира, не говоря уже о советских аннексиях пограничных государств. Поэтому Сталин использовал переговоры в качестве эффективного инструмента воздействия на Берлин, чтобы давить на неуравновешенного Гитлера и подталкивать его к большим уступкам в пользу СССР.

«Отказ от Прибалтики, Бессарабии, Восточной Польши, это в данный момент минимум, на который немцы пошли бы без долгих разговоров, лишь бы получить от нас обещание невмешательства в конфликт с Польшей», – докладывал из Берлина временный поверенный в делах СССР Георгий Астахов 12 августа, в тот день, когда в Москве начались переговоры англо-франко-советских миссий. Но в сталинском спектакле они играли лишь декоративную роль и поэтому не могли дать положительный результат.

Кстати, судьба самого Астахова трагична. Он сыграл важную роль в советско-германском сближении 1939 года, но когда вопрос принципиально решился, то 19 августа успешного дипломата внезапно отозвали в Москву. Затем его неожиданно уволили из наркомата иностранных дел, а зимой 1940 года арестовали по обвинению в шпионаже, подвергли пыткам. Астахов, который слишком много знал, погиб в ГУЛАГе в 1942 году.

– Но только ли Сталин виноват в провале переговоров с Францией и Великобританией? Может быть, дело во взаимном недоверии сторон и особенно неуступчивости Польши, больше опасавшейся Советского Союза, нежели Германии? Обо всем этом писал в своих мемуарах Черчилль.

Кирилл Александров: О причине неуступчивости Польши и других ее соседей я уже говорил выше. Да, позиция Варшавы долго оставалась непримиримой. Но с 16 августа французы давили на поляков, убеждая их предоставить ограниченные «коридоры» для прохода советских войск. 18 августа Даладье заявил о том, что если поляки отвергнут «предложение русской помощи», то он «не пошлет ни одного французского крестьянина защищать Польшу».

В итоге вечером 23 августа, когда министр иностранных дел Рейха Иоахим Риббентроп уже находился в Москве, Думенк получил из Парижа телеграмму: «Польское правительство согласно <…> в случае общих действий против немецкой агрессии сотрудничество между Польшей и СССР на технических условиях, подлежащих согласованию, не исключается». То есть как-то ситуация менялась в лучшую сторону. Нужно было еще подождать и запастись терпением. Но у Сталина имелись другие цели.

– Это правда, что англичане и французы прислали в Москву летом 1939 года делегации третьеразрядного уровня без соответствующих полномочий?

Кирилл Александров: Когда советские историки с укоризной писали о том, как «плохие» премьеры Невилл Чемберлен и Эдуард Даладье послали англо-французскую делегацию в СССР на тихоходном пакетботе, они забывали, что сроки ее прибытия установил член Политбюро ЦК ВКП(б), председатель Совнаркома и нарком иностранных дел Вячеслав Молотов. 2 августа он сообщил послу Наджиару: советские власти устроит прибытие союзников в Москву между 7 и 13 августа – они приехали 11-го и на следующий день сели за стол переговоров. Да, Думенк сначала имел письменные полномочия только вести переговоры, а Дракс приехал вообще без полномочий: сначала британцы хотели оценить силы и возможности Красной армии.

Но все же утром 21 августа Дракс полномочия предъявил, а Думенк вечером того же дня получил из Парижа и полномочия на заключение военной конвенции. Только к тому времени Гитлер и Сталин уже согласовали прилет Риббентропа. Переговоры с союзными миссиями 25 августа – и не перед прилетом, а уже после отлета из Москвы Риббентропа – прервал глава советской военной делегации и нарком обороны СССР маршал Климент Ворошилов, объяснив принятое решение изменением политической обстановки. Более тридцати лет назад на страницах «Военно-исторического журнала» было опубликовано интересное свидетельство о записке, которую Александр Поскребышев, заведовавший канцелярией Сталина, направил Ворошилову: «Клим, Коба (дореволюционная подпольная кличка Сталина – прим. «Ленты.ру») сказал, чтобы ты сворачивал шарманку». Переговоры сыграли свою роль, и Ворошилов послушно «свернул шарманку».

– А сами англичане не пытались заключить соглашение с Гитлером в августе 1939 года?

Кирилл Александров: Предпринимались неофициальные стремления с британской стороны по частным каналам прозондировать почву на предмет возможного соглашения, чтобы улучшить отношения между Германией и Великобританией. Но, во-первых, эти попытки носили неофициальный характер, в них не участвовали британские дипломаты в таком же ранге, например, как Астахов, Молотов или Шуленбург.

Этим занимались, например, бывший депутат-лейборист Чарльз Бакстон, главный советник правительства Его Величества Горас Вильсон – и все это в условиях строгой секретности. Вильсон даже предупреждал германского посла в Лондоне Герберта фон Дирксена о том, что премьеру Чемберлену просто придется со скандалом уйти в отставку, если об англо-германских контактах станет известно в парламенте – настолько Третий рейх не был популярен среди британских избирателей.

Во-вторых, условия Британии Гитлера никак не устраивали – англичане требовали отказа от агрессивных действий, сокращения вооружений и прочего того, на что он никак не мог согласиться. В-третьих, при нападении на Польшу Гитлер в первую очередь нуждался в нейтралитете сухопутной Красной армии – следовательно, позиция Сталина была самой важной.

В итоге из попыток англо-германского сближения ничего не вышло, слишком расходились интересы двух империй. Кроме того, если в СССР существовало только мнение руководителей ВКП(б), то в Британии общественное мнение явно было не в пользу договора с нацистами. Гитлер, правда, еще надеялся предложить Великобритании свой вариант договора уже после разгрома Польши – и действительно, он несколько раз потом пытался предлагать Лондону мир, но англичане на соглашение с нацистами никак не согласились.

– Как вы считаете, есть ли непосредственная связь между военным конфликтом СССР с императорской Японией на Халхин-Голе в мае-сентябре 1939 года и решением Сталина заключить договор с ее союзником – гитлеровской Германией? Современный американский историк Стюарт Голдман пишет, что «нацистско-советский пакт <…> не только натравливал Германию на Британию и Францию, но и оставлял вне схватки Советский Союз. Он предоставил Сталину возможность решительным образом разобраться с изолированной Японией, что и было сделано в районе Номонгана (принятое в японской и западной историографии обозначение района боевых действий у реки Халхин-Гол – прим. «Ленты.ру»)». Согласны ли вы с этим мнением? 

Кирилл Александров: Да, Риббентроп обещал повлиять на Японию. Но все же конфликт на Халхин-Голе был боестолкновением не с Токио, а с авантюрным командованием Квантунской армии – достаточно слабой по сравнению с силами Красной армии на Дальнем Востоке.

С 1937 года Япония прочно увязла в Китае, которому СССР – вполне дальновидно – оказывал помощь, и ее сил для вторжения в Монголию, а потом в СССР, конечно, не хватало. Тем более в японской элите существовала влиятельная группировка, выступавшая за экспансию в зоне Тихого океана.

К 19 августа, когда Сталин сделал выбор в пользу Гитлера, войска 1-й армейской группы комкора Георгия Жукова имели значительное превосходство над 6-й японской армией генерала Рюхэя Огису и готовились уничтожить ее в наступательной операции. Поэтому обещания Риббентропа Сталин учитывал в качестве еще одного плюса, но вряд ли они имели большее значение, чем главные сталинские цели в Европе.

– Я знаю, что вы не любите альтернативные версии истории, но все же спрошу. Как вы считаете, в августе 1939 года стояла ли Москва перед жестким и однозначным выбором: либо пакт с Гитлером, либо договор с Британией и Францией? Имелись ли у советского руководства какие-нибудь иные варианты?

Кирилл Александров: Да, Сталин и другие представители высшей партийной номенклатуры имели разные возможности.

1. Сталин мог заключить конвенцию с Францией и Англией. Тогда нападение на Польшу становилось самоубийством для Гитлера, причем еще и с рисками военного переворота в Берлине, как в сентябре 1938 года.
2. Сталин мог бесконечно затягивать переговоры, оставляя неопределенным их финал, например, пока условия не станут благоприятными. И в этом случае Гитлер не мог напасть на Польшу, будучи не в состоянии оценить рисков и ситуации.
3. Сталин мог отказаться от участия в конвенции, но заявить в удобный момент, что СССР будет рассматривать нападение на Польшу в качестве угрозы своей безопасности – вряд ли Гитлера обрадовала бы перспектива встретить на Востоке после польской кампании 136 свежих советских дивизий и девять тысяч танков.
4. Сталин мог заключить пакт с особым протоколом, который по требованию вождя ВКП(б) рассматривался в качестве составной части советско-германского договора. Германия нападала на Польшу и ввязывалась в войну на Западе. Красная армия занимала Восточную Польшу, как это и произошло в сентябре 1939 года – но далее под любым предлогом СССР открывал боевые действия против войск вермахта, утомленных польской кампанией, используя все преимущества своих свежих сил, вооружения и положения. 

Все перечисленные варианты как минимум исключали внезапное нападение Германии на СССР. Однако Сталин и его соратники выбрали наихудший вариант для безопасности СССР и советских людей, заняв позицию дружественного нейтралитета по отношению к агрессору.

– До сих пор идут споры о достоверности речи Сталина на секретном заседании Политбюро, в которой он обосновывал заключение пакта с Гитлером стремлением втянуть Германию в войну с Британией и Францией. Ваш коллега Сергей Случ еще в 2004 году подробно разбирал происхождение этого текста и объявил его фальшивкой. Как считаете вы?

Кирилл Александров: Достоверность или недостоверность сталинской речи не так важна. Мотивы и резоны Сталина очевидны, независимо от того, идет ли речь о подлинном источнике или апокрифе. 

1. Из телеграммы № 189 германского посла в СССР графа Фридриха Вернера фон дер Шуленбурга, направленной в Берлин вечером 19 августа 1939 года, следует, что в этот день между тремя и четырьмя часами дня состоялось заседание настоящего правительства СССР — Политбюро ЦК ВКП(б).
2. На этом совещании Молотов сделал доклад о германских предложениях и просьбе срочно принять в Москве Риббентропа.
3. Около пяти часов вечера Молотов неожиданно вызвал Шуленбурга, вручил ему проект договора о ненападении и назвал сроки приезда Риббентропа, хотя еще в два часа дня германский посол не мог добиться от наркома ничего подобного. За короткий срок советская позиция резко изменилась в лучшую сторону.
4. Очевидно, участники заседания приняли политическое решение о заключении соглашения с Германией.
5. Главную роль в номенклатуре ВКП(б) играл Сталин, поэтому он перечислил аргументы в пользу целесообразности заключения договора с Германией. Об их содержании мы можем судить на основании записи беседы Сталина с Димитровым 7 сентября.

Какие последствия для нашей страны имело заключение пакта Молотова – Риббентропа? Оно предопределило или, наоборот, отсрочило гитлеровское нашествие 1941 года? Кто кого перехитрил в августе 1939 года – Сталин или Гитлер?

1 сентября 1939 года Третий рейх напал на Польшу. 3 сентября Великобритания и Франция объявили Германии войну. Руководители ВКП(б) обеспечили нацистам безопасный тыл на Востоке (о чем публично заявлял Молотов), вступили с ними в тесные торгово-хозяйственные отношения и снабжали воюющую Германию сырьем, поддерживали необходимый для германской экономики транзит материалов через советскую территорию на Дальний Восток.

Наконец, сталинские руководители позволили Гитлеру вести успешные боевые действия против антигитлеровской коалиции в 1939-1940 годах, копить силы, а затем и сосредотачивать войска на западных границах СССР. Сталин, конечно, хотел перехитрить Гитлера, но обманул сам себя. В результате завоевательной войны в Европе к лету 1941 года Третий рейх приобрел большие ресурсы, по сравнению с теми, которыми он располагал летом 1939-го. Это позволило Гитлеру подготовить и совершить внезапное нападение на Советский Союз, который в результате этого потерял десятки миллионов человеческих жизней.

– Ваши оппоненты наверняка в ответ приведут известную цитату Черчилля. Будущий британский премьер-министр, хоть и назвал Московский договор «одиозным противоестественным актом», но в своих воспоминаниях признал, что СССР «было жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на запад исходные позиции германских армий с тем, чтобы русские получили время <…> Если их политика была холодно расчетливой, то она была также в тот момент в высокой степени реалистичной».

Кирилл Александров: «Получили время» – для чего? Для того чтобы Гитлер захватил почти всю континентальную Европу, приобрел союзников и подготовился к нападению на Советский Союз? Ведь в августе 1939 года даже фашистская Италия еще не пожелала воевать на стороне Третьего рейха, не говоря уже о Венгрии, Румынии или Финляндии.

Сэр Уинстон Черчилль, под чьим руководством Великобритания в одиночку мужественно сражалась против Германии целый год – с лета 1940 года по лето 1941-го – все-таки был современником событий и политиком, а не историком. Вряд ли он представлял себе соотношение сил вермахта и Красной армии в августе 1939 года, а ведь когда Черчилль писал мемуары, сколько уже пролилось слез по поводу «неготовности» Советского Союза к войне ни в 1939-м, ни в 1941 году. Мифы о пресловутой «неготовности» у нас повторяют до сих пор, хотя абсолютно подготовиться ни к одной войне нельзя. Один пенсионер Молотов возмущенно возражал: «Мы были готовы! Как это – не были?» Но кто его слушал…

Сэр Уинстон Черчилль, под чьим руководством Великобритания в одиночку мужественно сражалась против Германии целый год – с лета 1940 года по лето 1941-го – все-таки был современником событий и политиком, а не историком. Вряд ли он представлял себе соотношение сил вермахта и Красной армии в августе 1939 года, а ведь когда Черчилль писал мемуары, сколько уже пролилось слез по поводу «неготовности» Советского Союза к войне ни в 1939-м, ни в 1941 году. Мифы о пресловутой «неготовности» у нас повторяют до сих пор, хотя абсолютно подготовиться ни к одной войне нельзя. Один пенсионер Молотов возмущенно возражал: «Мы были готовы! Как это – не были?» Но кто его слушал…

Не представлял себе Черчилль в полной мере и грандиозность политического замысла Сталина, заключавшего пакт с Гитлером, чтобы при помощи «второй империалистической войны» в Европе достичь неизменных целей большевистской партии. Тем более, свои главные планы летом 1941 года Сталин так и не успел реализовать, поэтому его стратегия временного сближения с Гитлером осталась малопонятной для многих современников, включая Черчилля. Проще всего ее было объяснить какой-то особой прагматикой и смещением на Запад линии границы. На самом деле расчеты руководителей ВКП(б) и дружественный нейтралитет по отношению к агрессору не отвечали интересам безопасности СССР и советских людей.

Источник: Лента.ру