Когда папа «бьёт без промаха»

150 лет назад на Первом Ватиканском соборе был принят догмат Римско-католической церкви о Непогрешимости римского папы в вероучительных определениях, которые он произносит торжественно ex cathedra.

О смысле и значении этого догмата рассказывают «Столу» католический и православный богословы: священник Штефан Липке SJ, директор Католического института Святого Фомы, и Давид Гзгзян, декан богословского факультета Свято-Филаретовского православно-христианского института, член Межсоборного присутствия Русской православной церкви.

– Догмат о «непогрешимости римского папы» часто смущает помнящих слова Священного писания, что нет человека, «который жил бы и не согрешил».

– Русское слово «непогрешимость» по отношению к этому догмату действительно вызывает недоразумения, но я, правда, даже не знаю, откуда оно взялось. Употребленное в догмате латинское слово infallibilitas означает не безгреховность, а безошибочность папы Римского, и, конечно, не во всех случаях, а когда он в торжественной форме провозглашает догмат в делах веры или нравственности, который каждый католик после этого обязан принять как часть веры. Конечно, любой догмат не может быть чем-то абсолютно новым – скорее, это доформулировка того, что всегда содержалось в вере церкви.

– Непогрешимость и безошибочность в определённом смысле почти однокоренные слова, ведь «грех» и «ошибка» – близкие понятия. А что является гарантом этой безошибочности? Это какой-то особый дар понтифика?

– Этот догмат был провозглашен в 1870 году на Первом Ватиканском соборе, на котором должны были потом составить целое учение о Церкви, но не успели по историческим причинам, потому что началась война, в том числе и нападение итальянской армии на папский город Рим, и поэтому решили вытащить из всеобщего проекта именно догматы о юридическом первенстве папы римского и о безошибочности. Уже в XX веке Второй Ватиканский собор доформулировал, что безошибочность папы римского – это не какая-то его частная привилегия, а выражение обещанной Господом безошибочности Церкви, которую, как написано в 16-й главе Евангелия от Матфея, «врата ада никогда не одолеют». Так особым образом через папу римского выражается дар всей Церкви, как мы, католики, считаем.

– Но ведь идёт время, и всякое человеческое высказывание приходится уточнять – и научное, и богословское, и даже понимание Откровения Божьего, потому что Откровение Бога не прекращается, растёт и обновляется в мире и обновляет человека и мир. Любые высказывания даже духовно зорких людей всё равно остаются человеческим выражением Откровения, и поэтому погрешность в них неизбежна. Или в случае с римским папой это не так?

– Ну конечно, в любом высказывании, в том числе и папы римского, в том числе и в догмате, может быть много того, что потом нуждается в уточнении. Из-за неточности устаревших формулировок догмат даже в каком-то смысле теряет актуальность. Учение Церкви развивается: из догмата сохраняется только сама суть – то, что нужно принять как безошибочное учение, формулировка же должна уточняться. Возьмём провозглашенный папой Пием XII в 1950 году, уже после догмата о безошибочности римских пап, догмат о том, что Мария была взята с душой и телом на небо. Там есть подробное историческое объяснение, откуда это учение взялось.

Мы понимаем, что эти исторические объяснения могут быть ошибочны, для учения Церкви важна только сама суть, что Мария целиком сейчас уже на Небе у Бога. Возьмём такой яркий пример с учением о свободе совести. Папа Пий IX провозгласил, что учение о свободе совести неприемлемо для католической веры. А через 100 лет на Втором Ватиканском соборе свобода совести была провозглашена необходимой. Почему такое изменение? Потому что Пий IX понимал свободу совести как декларацию либералов, что каждый может делать то, что хочет, а это неприемлемо. А Второй Ватиканский собор определил свободу совести как свободу, усилие каждого человека прислушиваться к голосу добра, к голосу Бога, что не только приемлемо, но необходимо.

– Как догмат о безошибочности папы в вопросах вероучения влияет на католическое сознание? Ведь если это откровение Святого Духа, то оно должно как-то обновлять сознание и жизнь.

– Безусловно, это усилило роль папы римского в церкви. Его решения и до Первого Ватикана являлись действующим законом и нормой для церкви – как касающиеся назначения епископов, так и относительно истин веры. У верующих всегда было ожидание, что папа им даёт ту пищу истинную, которая нужна в данное время.

– Как может быть, что соборный голос церкви принадлежит персонально папе? А если папа римский с кафедры сказал что-то не то или не совсем то? Дух Святой ведь не обязан всегда соответствовать тому, что мы на земле поняли и приняли как догмат.

– Ну, во-первых, я действительно уверен, что Дух Святой не допустит такого, и это важная часть того догмата – участие в Откровении веры Святого Духа! Не всё, что папе римскому придёт в голову во время завтрака, он станет провозглашать как догмат. Дух Святой заставит его сначала посоветоваться. Голос папы римского не заменяет соборности Церкви, а, скорее всего, это одна из возможностей выражения этой соборности. Конечно, он советуется со многими и только после этого провозглашает догмат. Относительно недавно был проект о том, чтобы провозгласить Деву Марию соискупительницей, и папа Иоанн-Павел II тогда консультировался с кардиналами, епископами, богословами, особенно, как известно, с кардиналом ‎Йозефом Ратцингером, будущим папой Бенедиктом XVI. После этих обсуждений Иоанн-Павел II пришёл к выводу, что провозглашать такой догмат не надо, поскольку это было бы лишь мнением какой-то группы католиков, то есть прислушался к голосу всей Церкви. Можно сказать, папу римского всегда ведёт вся Церковь в своей совокупности, как это пару лет назад выразил папа Франциск, сказав: «Я же сын Церкви, я же верующий католик». Появление любого догмата и соответствующей энциклики папы – это кристаллизация вероучения, итог целого процесса.

– Не всякая энциклика касается догматических основ веры. Папа Франциск уже издал энциклики, посвящённые христианским добродетелям, проблемам экологии. Насколько я понимаю, они не обязательно считаются истиной в последнем изводе?

– Они считаются частью так называемого регулярного учительства, и по ряду энциклик на одну тему можно хорошо увидеть, что учение церкви не стоит на месте. Взять, например, энциклики, посвящённые социальному учительству церкви. Первая была в 1891 году – Rerum Novarum Льва XIII («О новых явлениях» – имеется в виду положение трудящихся), а потом это учение регулярно обновлялось, появлялись новые энциклики, поскольку менялась социальная картина мира и важно было показывать то, что должно оставаться неизменным. Например, что экономика должна служить человеку и опираться на закон добра.

Можно взять ещё один пример, касающийся католического катехизиса. Наверное, вы слышали эту шумную историю с вопросом о смертной казни? Когда я учился в последнем классе средней школы, Иоанн-Павел II опубликовал новый катехизис Католической церкви, в котором прописано, что смертная казнь допустима в каких-то крайних-крайних случаях, хоть почти нереально такие случаи отыскать сегодня. А сейчас вносят изменения, что смертная казнь никогда не бывает допустимой и что она сама по себе является злом. То есть произошло такое развитие церковного взгляда на смертную казнь.

– У Николая Бердяева есть ответ на известную загадку: может ли Бог создать такой камень, который сам не сможет сдвинуть с места? И Николай Александрович считал, что такой камень Бог создал: это человек. Представьте, вышел папа римский и высказал ошибочное в вероучительном плане суждение, с которым трудно согласиться Самому Богу. Есть ли какой-то механизм у Католической церкви указать на эту ошибку и исправить её?

– Конечно, водительство Духа Святого не какое-то механическое, это процесс, в рамках которого всё-таки Дух призывает, взывает, но человек-то остаётся свободным. Однако мы верим, что свобода папы римского никогда не будет вести его к такому неправедному поступку. На это я как католик очень сильно надеюсь, и у меня есть убеждение, что такого никогда не было. Есть, конечно, вопросы к тому, что было в первом тысячелетии, но всё же решения римских пап VI–VII веков, которые приводятся как примеры ошибок, не были догматическими. Я уверен, что римский папа будет прислушиваться к Духу Святому. Механизма подчинения Духу Святому нет и быть не может, но Церковь всегда находит способы оставаться Ему верной, и как будет действовать Церковь, если папа произнесёт ошибочное суждение, – это гипотетический вопрос. Если бы он возник, то Церковь нашла бы на него ответ, как она нашла ответ в начале XV века, когда оказалось, что есть одновременно два римских папы.

– Можно ли говорить о влиянии этого догмата на церковное сознание и церковную практику? Насколько здесь западное и восточное сознание различаются? 

– Я бы не педалировал, как принято делать, того, что догмат о безошибочности папы является конфессиональной особенностью католичества. Мы должны бы быть благодарны  догматической конституции Первого Ватиканского собора за то, что в каком-то смысле в нём доведена до логического завершения общая идея церковной власти, которая выражается ровно таким же образом, как и представление о власти в мире сем. То есть, в сущности, речь идёт о прямом отождествлении церковной власти с властью этого мира: вот Господь делегирует полномочия, в данном случае апостолу Петру, наследники Петра – его преемники на римском престоле – тоже ею почему-то пользуются, хотя ни о каком принципе наследования в Евангелии ничего не сказано.

Если ещё как-то можно опираться на то, что Господь говорит лично Петру, то нигде ничего не сказано о том, что у Петра будут преемники, которые будут таким же образом пользоваться эксклюзивными полномочиями и занимать такое же положение, как Петр, в качестве «князя апостолов». К слову, термин этот тоже вымышленный, никаким «князем апостолов» в Евангелии он не называется. Это умело вплетено в общую ткань текста догматического постановления. Зато мы имеем завершённую идею организации власти в церкви фактически по светской модели. Если мы сравним этот принцип делегирования власти апостолу Петру и его преемникам с известным принципом божественного права королей, существовавший в абсолютных монархиях вплоть до известных европейских революций, которые его коренным образом пересмотрели, то мы увидим прямую аналогию.

Но, положа руку на сердце, инославные христиане, в том числе православные, должны были бы признать, что принцип организации церковной власти у них в сущности такой же. Если посмотрим на перечень полномочий, которыми пользуется предстоятель любой поместной, например Православной, церкви, в особенности если он носит титул патриарха, то мы увидим, что за вычетом всех декоративных слов, как, например, о безошибочных суждениях, сами полномочия аналогичны. На патриархов, к примеру, не распространяется церковный суд. Теоретически, конечно, патриарх может быть смещён. Теоретически и папа римский тоже может быть смещён. Но ни здесь, ни там не существует процедуры, которая бы могла быть проведена для этого.

Следовало бы подумать о том, что именно Христово откровение радикальным образом пересматривает в самом принципе власти и к каким последствиям этот пересмотр должен был бы приводить. И как в этом случае следовало бы понимать адекватную евангельскому откровению организацию повседневной церковной жизни, чтобы в этой жизни принцип светской власти заметен не был, а организация тем не менее существовала бы, чтобы не было хаоса и анархии и чтобы харизматичность церкви сочеталась с устройством повседневной жизни, которая предполагает какую-то организацию. Только вопрос: как эта организация может быть устроена без привычного нам принципа власти? Вот это понять было бы важно.

К сожалению, эта идея как раз оказалась забыта, но забыта всем христианским миром одинаково. Тут никакой пальмы первенства у католической церкви нет.

Мир сей не может существовать иначе, чем на основаниях власти, а значит, узаконенного насилия. И пытаться выстраивать евангельскую альтернативу этому принципу было бы важно. И такие попытки реанимирования этой евангельской идеи равным образом присутствуют в локальных инициативах по всему христианскому миру, в известных опытах жизни общин, например, в особенности XX века.

Тот же факт, что папа римский – один предстоятель на весь огромный территориальный и культурно-исторический массив, имеет, с моей точки зрения, второстепенное значение. Главное – это принцип, который благодаря деятелям Первого Ватиканского собора, оказался выражен со всей откровенностью и очевидностью. И мы ясно видимо, что пока не выстроен с той же аргументацией и последовательностью альтернативный принцип – значит, пока богословски и практически полноценно не оформлен альтернативный способ устроения церкви, который действительно был бы основан на евангельском откровении, нет смысла нападать на это догматическое постановление о безошибочности суждения папы римского еx cathedra. Всё остальное качественно не отличается и ничуть не лучше. В православном мире мы нередко встречаемся практически с цитированием некоторых фрагментов этого постановления Pastor aeternus – и это тоже факт. Я много раз слышал от православных епископов, что «Господь передал апостолам и через них епископам абсолютную власть в церкви». Но какая при этом разница – безошибочно они судят еx cathedra или не безошибочно, если у них «власть абсолютная»?

Источник: Медиапроект «Стол»