Перейти к основному содержимому

Атомная энергия отца Павла Флоренского

Этого священника называли «русским Леонардо», считали его универсальным гением. В 1933 году его отправили по этапу в восточно-сибирский лагерь «Свободный», а спустя год – на Соловки. О чём писал отец Павел Флоренский из монастыря-лагеря своим родным, рассказал профессор СФИ кандидат педагогических наук Александр Михайлович Копировский.

Основные работы отца Павла Флоренского, касающиеся вопросов искусства, были написаны до 25 февраля 1933 года – даты ареста. Его последующие размышления об искусстве во время заключения – сначала в лагере на Дальнем Востоке, потом на Соловках – сохранили письма1, адресованные матери Ольге Павловне, жене Анне Михайловне и пятерым детям: Василию, Кириллу, Ольге, Михаилу-Мику и Марии-Тинатин.

Пожалуй, самая спорная, но и самая интересная из теорий отца Павла, касающихся искусства – «о существовании в биосфере, или, может быть, на биосфере того, что можно было бы назвать пневматосферой, то есть о существовании особой части вещества, вовлеченного в круговорот культуры или, точнее, круговорот духа». Об этой пневматосфере отец Павел писал академику Вернадскому ещё до своего ареста. Сферу духа он полагал более значительной и более реальной, чем материальный мир и чем даже мир абстракций, созданный человеческим разумом.

У него была интуиция, что культурные памятники несут в себе духовную энергию, вложенную в них человеком. И он хотел найти в искусстве целостный христианский взгляд, ракурс, основанный на этой духовной гармонии. А потому считал неуместным для искусства «копание» в низменных инстинктах, зле и грехе.

Павел Флоренский

Павел Флоренский

Отец Павел и в своём познании мира стремился к целостности, стремился гармонизовать даже очень далекие друг от друга направления культуры и науки. Например, вот что он писал восемнадцатилетней дочери Ольге: «…из всех даров этих (даров культуры – А.К.) самый радостный, самый утешительный – музыка. А, кроме того, овладеть музыкой весьма необходимо для физики и математики, с музыкой к этим наукам будешь подходить совсем иначе, чем без неё, и сможешь сделать много интересного и полезного, … так как всюду – волны, и подчиняются они одним и тем же общим законам».

Из письма домой соловецкого заключённого

Р. Н. Литвинова (1934): «…тут организована группа высшей математики, и ведёт её очень крупный учёный, и его лекции доставляют мне громадное, чисто эстетическое удовольствие…»

Но, «схватывая» эту гармонию,  как вспоминает его сын Кирилл, крупный учёный, основатель сравнительной планетологии, Флоренский всегда видел, что в ней есть «разрывы» – они-то и были для него самым интересным. Например, он рассуждал так: что такое в масштабах вселенной наша Земля? Вообще ничего! А что на Земле водится какая-то «плесень» – человек? Дважды ничего! Но – весь мир, вся вселенная без него не нужна! И мы без этой вселенной – тоже. Как эту асимметричность гармонизовать?

Он мыслил планетарно. На фоне размышлений такого масштаба его мысли об искусстве звучат даже немного странно, иногда – слишком резко. С ними можно спорить, не соглашаться, но обдумать – стоит.

Павел и Анна Флоренские, 1911 год. Из архива музея-квартиры Флоренского

Павел и Анна Флоренские, 1911 год. Из архива музея-квартиры Флоренского

Он же чуть было не изобрел атомную бомбу! Есть воспоминания его дочери Ольги, как они гуляли по окрестностям Загорска (Сергиева Посада), когда ей было лет 12–13, и он сказал ей – даже не ей, а себе: «Я мог бы изобрести оружие, которое завоевало бы весь мир. Но не буду этого делать, не буду!». Ведь он понимал принцип высвобождения энергии ядра, атомной энергии, которая действительно могла бы всё разнести. Но, судя по всему, этому знанию противостояло какое-то откровение о том, что человек, наоборот, призван синтезировать, вносить целостность и ясность, а не разрывать всё в клочья.

Вот как он наставлял младшего, двенадцатилетнего сына Мика в рисовании: «Прежде чем начать рисовать, надо всмотреться и вдуматься в изображаемое, то есть понять соотношение его линий и поверхностей, а не механически копировать то, что видишь. Например, рисуешь цветок: ты должен его не срисовать, а заново сотворить на бумаге. <…> Если же будешь идти не от общего, а от частностей, то в них запутаешься, и общее дело будет искажено».

«…мне, при виде Соловецкого неба, постоянно вспоминается слово Виктора Васнецова – что небо невозможно передать голубой краской, а можно только золотом…»

Сегодня, в эпоху постмодернизма, искусство переживает затяжной системный кризис: оно почти потеряло силу возвышать и очищать человека, давать ему вдохновение. Кажется, оно больше и не замахивается так высоко. Да и суждения о нём сейчас редко бывают связаны с подлинной духовной сферой, с опытом богопознания. Можно надеяться, что мысли отца Павла Флоренского об искусстве, сформулированные им в Соловецком лагере (и именно потому приобретшие особую остроту, конкретность и ясность), помогут кому-то найти выход из этого тупика.

Павел Флоренский с женой и детьми

Павел Флоренский с женой и детьми

________________

1 В 103 соловецких письмах отца Павла, написанных в 1934–1937 годы, упомянуты около ста выдающихся деятелей отечественной и зарубежной культуры. Это писатели и поэты, композиторы и музыканты; художники и скульпторы, философы, филологи, искусствоведы. Пушкин упомянут около 40 раз; Моцарт, Достоевский и Тютчев – примерно по 15; далее – Андрей Белый, Тургенев, несколько неожиданно – Жюль Верн (!), Шекспир, Гомер, Фет; из композиторов – Бах, Бетховен, Гайдн, Шуберт; из исполнителей около 20 раз упоминается знаменитая пианистка Мария Вениаминовна Юдина, настоящая исповедница православной веры, с которой отца Павла связывала большая личная дружба. Но абсолютный «рекордсмен» – академик Вернадский, которого отец Павел упоминает в письмах более 50 раз.

Справка

В основу этой статьи был положен доклад профессора СФИ Александра Михайловича Копировского «Мысли об искусстве в письмах священника Павла Флоренского из Соловецкого лагеря (1934-1937 годы)» на V международной конференции «История страны в судьбах узников соловецких лагерей» (5-9 июля 2017).

На конференции было представлено 15 докладов об эпохе «большого террора» в Соловецком лагере особого назначения (СЛОН) в 1937–1938 годы, в том числе: руководителя центра «Возвращенные имена» при РНБ Анатолия Яковлевича Разумова «Документы о расстрелах соловецких этапов»; исследователя Петра Михалйловича Леонова «Жизнь с пулей в груди (Олесь Курбас – реформатор национального театра)»; профессора ПСТГУ кандидата исторических наук священника Александра Мазырина «Сталинско-ежовский террор 1937-1938 годов и Русская православная церковь»; старшего научного сотрудника ПСТГУ Лидии Алексеевны Головковой «Соловчане на московских спецобъектах НКВД. 1937-1938»; доктора экономических наук Всеволода Олеговича Волкова (сына писателя и узника Соловков Олега Васильевича Волкова) «Семейные свидания с узниками на Соловках»; директора Мемориального научно-просветительского центра «Бутово» Игоря Владимировича Гарькавого «Увековечение памяти соловецких узников в церковном и музейном пространстве мемориального комплекса “Бутовский полигон” (установка соловецкого креста в Бутово)» и другие.

На конференции был представлен 5 том «Воспоминаний соловецких узников» – долгосрочного издательского проекта, авторы которого ставят перед собой цель опубликовать все доступные мемуары, посвященные описанию соловецкой каторги XX века. Презентацию провел руководитель пресс-службы Соловецкого монастыря иерей Вячеслав Умнягин.

Конференцию организовали Соловецкий государственный историко-архитектурный и природный музей-заповедник; Спасо-Преображенский Соловецкий ставропигиальный мужской монастырь; Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет; Правительство Архангельской области; Совет при Президенте РФ по правам человека.