Грань между утопией и реальностью условна
«В некоторой степени это экспериментальный курс: я читаю его впервые. Жанр утопий мне с юности нравился и не нравился, я всегда относился к нему с некоторым подозрением. И непростую сущность этого жанра мне хотелось отразить в этом курсе», — рассказал Александр Никулин.
Он отметил, что в отличие от научной фантастики, порой излишне сосредоточенной на «устройстве космических кораблей и лазерных пистолетов», характерная черта утопии — интерес к социальному проектированию и культуре.
Курс был адресован слушателям программы исторического факультета «Социальная история Отечества». На восемь академических часов они погрузились в мир русских утопий конца XIX – начала XX века. Предварительно был сделан экскурс в историю жанра начиная с Томаса Мора и его «Золотой книжечки, столь же полезной, сколь и забавной о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия» (1518) и заканчивая «Островом доктора Моро» (1896) Герберта Уэллса и «Железной пятой» (1908) Джека Лондона. В России некоторые темы и жанровые приёмы будущих утопий были намечены в работах Одоевского, Гончарова, Чернышевского, Достоевского, Толстого, Златовратского, Некрасова, Чехова.
В первой части курса были рассмотрены утопии до 1917 года — от «Философии общего дела» Николая Фёдорова до работ анархиста Петра Кропоткина и социалиста Александра Богданова. Вторая часть была посвящена расцвету утопического жанра с 1917 до начала 1930-х годов (после первой «пятилетки» социальные утопии в Советском Союзе исчезают на несколько десятилетий). Были затронуты и эмигрантская утопическая традиция — например, описание географии Советской России в сборнике горько-ироничных памфлетов Аркадия Аверченко «Рай на земле» (1922), и утопии русского авангарда 20-х в советском государстве. Среди последних — не только литературные произведения, но и графика художника Василия Чекрыгина, вдохновленная идеями Николая Фёдорова, и архитектурные проекты Константина Мельникова. Завершился курс обращением к утопиям Александра Чаянова и Андрея Платонова.
Слушатели узнали об основных способах попасть в утопию, о невероятных видах социального устройства и о том, какие проблемы занимали утопистов. Низовая самоорганизация, гармоничное сосуществование города и села, в некоторых сюжетах — отсутствие полиции, денег и даже политики — и вместе с тем проступающие в каждой утопии антиутопические черты: подавление свободы, регулирование гендерных отношений или, например, загадочная вспышка эпидемии «противоречия» в рациональной и благополучной демократической «Республике Южного Креста» (1908) Валерия Брюсова.
Как показало знакомство с курсом, грань между утопией и реальностью очень тонка. Одни сюжеты представляют собой в точности — или до удивительной противоположности — сбывшиеся предсказания, другие на десятилетия вперед определили направления социального творчества и научных исследований. Так, герой Александра Чаянова из «Путешествия моего брата Алексея в страну крестьянской утопии» (1920) проезжает мимо руин Храма Христа Спасителя. Описанный в «Новой Атлантиде» (1627) Фрэнсиса Бэкона орден учёных, управляющий государством, стал прообразом многих научных обществ и академий Европы. А жутковатый образ общества массового потребления, изображенный Эдвардом Беллами в романе «Через сто лет» (1888), не только обернулся дурным пророчеством, но и дал импульс для создания в 1937 году в Нидерландах политической партии, ставившей своей целью воплощение описанной Беллами общественной системы и просуществовавшей до 1947 года.
Курс завершился зачетом, на котором слушатели представили собственные презентации по мотивам полюбившихся им утопий.