«Для настоящего исследования нужна романтика»
Святитель Филарет Московский более всего известен как переводчик Священного писания на русский язык. Его экзегетические труды менее изучены, между тем размышления святителя над Писанием интересны и сами по себе, и тем, что оказали большое влияние на его переводы.
По примеру блаженного Иеронима митрополит Филарет берет за основу перевода еврейский, а не греческий текст Библии. Для XIX века это было довольно рискованное решение, отмечает Глеб Ястребов: на иврите Ветхий завет был сохранен Синагогой в рукописях X века, и были серьезные опасения, что в него могли быть внесены антихристианские правки. Отсутствие таких правок было доказано только в XX веке благодаря открытиям, сделанным в Кумране. Филарет же, выбирая масоретскую основу перевода, во многом полагался на интуицию. Кроме того, он имел весьма своеобразный взгляд на еврейский оригинал Библии.
Отношение святителя Филарета к еврейской Библии докладчик называет «романтическим»: в иврите он видел «райский», первоначальный язык человечества, на котором говорил Адам. Это романтическое отношение к языку, возможно, сказалось и на интересе святителя к раввинистическим комментариям (его он, впрочем, всячески вуалирует), которые он истолковывает в свете христианского откровения. Например, он видит перекличку между словами из Откр 13:8 об «агнце, закланном от создания мира» и овном, припасённым для жертвоприношения Авраама, который был «создан и уготован… в шестой день мира». В данном случае митрополит Филарет отсылает к отрывку из трактата «Пиркей авот».
Романтическое отношение к ивриту наряду с глубоким неприятием исторической критики, по замечанию Глеба Ястребова, нисколько не умаляет митрополита Филарета как исследователя. «Для настоящего исследования нужна романтика, — уверен он. — Когда вы романтик душой — то вы горы сворачиваете, находите то, что каким-нибудь педантичным занудам и в голову не придет».
Глеб Ястребов также подчеркивает, что Синодальный перевод Библии появился в то время, когда русский язык ещё только формировался. В этом смысле митрополиту Филарету было гораздо сложнее, чем, например, блаженному Иерониму, в распоряжении которого была вся эллинская и латинская классика (Вульгата изобилует скрытыми отсылками к античной литературе): митрополит и его единомышленники более формировали русский язык, чем приходили в его сокровищницу, отмечает докладчик.
Свою деятельность по переводу и научному толкованию Библии тогда архимандрит Филарет начал в тридцатилетнем возрасте с интерпретации 67 псалма («Да восстанет Бог, и расточатся враги Его…»). Глеб Ястребов считает это неслучайным: древняя синагогальная традиция соотносила этот псалом с дарованием Торы на Синае, то есть с появлением Священного писания как такового.
Первый проректор СФИ Дмитрий Гасак отметил, что у святителя мог быть ещё один важный стимул обратиться именно к 67 псалму — этими стихами начинается пасхальное богослужение. Он также посетовал на то, что богослужение перевести на русский язык оказалось проблематичнее, чем Библию. «Писание, несмотря на колоссальное сопротивление определенных сил, перевели — говорит Дмитрий Гасак, — а богослужение пока остается почти на том же уровне, что и в XIX веке». Частным образом переводы совершаются, отметил он, и их немало, но официального решения Синода до сих пор нет.
Проректор СФИ Лариса Мусина выразила сомнение в том, что интерес святителя Филарета к еврейской Библии и иудейской экзегетической традиции был уникален для того времени. Она привела в пример упомянутого в докладе протоиерея Герасима Павского, а также архимандрита Макария (Глухарёва), который тоже переводил Писание с древнееврейского.
«Относительно зарубежных влияний не могу сказать — нужно специальное исследование, — ответил Глеб Ястребов, — но в России митрополит Филарет опередил своё время века примерно на полвека. В его время это никоим образом не было трендом, он стал родоначальником». Он предположил, что Павский и другие выпускники Санкт-Петербургской духовной академии могли усвоить интерес к еврейской экзегетической традиции как раз от митрополита Филарета.
Ведущий научный сотрудник Института перевода Библии им. М. П. Кулакова Иван Лобанов поинтересовался, продолжает ли «Толковая Библия» Лопухина и его преемников традицию митрополита Филарета. По мнению Глеба Ястребова, преемственность, безусловно, есть, правда, с тем отличием, что в «Толковой Библии» меньше диалога с другими традициями. «Она осторожнее в этом плане, — отметил он. — Николаевский период затормозил не только перевод, но и осмысление Писания».
Магистрантку РГГУ Ольгу Булгакову заинтересовало внимание святителя Филарета к неортодоксальным богословским идеям, в частности упоминаемое им толкование Филона Александрийского на Быт 6:1–2. Филон писал, что «сыны Божии», которые брали в жены дочерей человеческих, — это души в их предсуществовании. Филарет об этом просто упоминает. «Обсуждать такое не было никакой возможности. Но интересно, что он об этом думал», — сказал Глеб Ястребов.