«Время задуматься, что в центре нашей церковной жизни»

– Во время Страстной и Светлой седмиц в интернете появились онлайн-трансляции богослужений, и среди них богослужение на русском языке по переводам, изданным Свято-Филаретовским институтом. Как вы относитесь к такой молитвенной практике?

Андрей Гусев: Я посмотрел какие-то части вашего богослужения. Мне хотелось увидеть, как разные приходы, разные общины в нынешней ситуации выходят из положения. Особенно в случае с Москвой, когда нет возможности совершать привычное богослужение в храмах. Кто-то организовывал онлайн-трансляции из своих храмов, кто-то, я знаю, делал больше акцент на неформальном общении с прихожанами, кто-то – на чтении Священного писания. Интересно и как братства выходили из ситуации с богослужениями в условиях практически закрытых храмов. 

Что привлекло внимание – то, что особенно сложные тексты Страстной седмицы, которые мы слышим в храме только раз в год: паремии, чтения из Ветхого завета, которые по-церковнославянски бывает очень сложно понять, тропари, кондаки, да и стихиры – те, которые мы не слышим в течение года регулярно, в отличие от стихир Октоиха, – всё это было действительно во многих случаях более понятно. 

– Кажется, такой опыт важен не только в экстремальных условиях. Я имею в виду и русский язык, и совместное, часто просто мирянское служение по домам, как это уже бывало в годы гонений. Как вы думаете, что-то приживется в церкви, будет использоваться более широко?

Андрей Гусев: Не знаю даже. Мне кажется, этот опыт, по крайней мере, нужно обсуждать. Отрицать его полезность было бы крайне неправильно, потому что он сегодня явно оказался востребованным в церкви, и я считаю, что, как минимум, конструктивное обсуждение этого вопроса необходимо. Это как минимум.

– Я слышу, как некоторые священники, желая демонстрировать своё бесстрашие, зовут продолжать храмовые богослужения, причащаться. Знаю, что некоторые именно сейчас стали давать всем прихожанам целование мира, выходя в центр храма, хотя до пандемии, когда это было уместно, так не поступали. Что это? Церковь должна показать, что она не заразна? Или как будто у церкви не осталось больше дел и обязанностей перед Богом и ближними – покажем, что ничего не боимся и помрём?!

Андрей Гусев: Знаете, я много думал об этом. Что можно здесь сказать? Не берусь комментировать действия других, но вслед за нашим Священноначалием придерживаюсь мнения, что мученичество, геройство – можно относить к себе, а наши личные подвиги не должны нести вред ближним. Каждый может ещё сам на себя брать любые подвиги, считать, что он не заболеет – хотя непонятно, на чём основано убеждение, что это вообще подвиги. Но сегодня речь-то в первую очередь идёт о наших ближних: мы можем стать причиной болезни, а то и, не дай Бог, смерти других людей. Может быть, мы сами-то и не заболеем, или перенесём эту болезнь, даже не заметив. Но могут заразиться другие люди, и мы почему-то принимаем решение за них, что они тоже должны пострадать. 

Сейчас такое время, особенно Великого поста и продолжающейся Пасхи, когда испытания этой эпидемией даются нам, чтобы мы задумались о том, что в центре нашей церковной жизни. У нас появилось много замечательных возможностей проявить свою заботу о ближних, постараться войти на глубину в общении с ними, особенно с родителями, с престарелыми и больными людьми, которым сейчас так тяжело – им не просто выходить из дома нельзя, они в особой группе риска. Давайте о них дополнительно позаботимся, узнаем лучше их нужды, проблемы и постараемся поддержать их, вместо того чтобы идти напролом и ставить в ситуацию дополнительной угрозы не только себя, но и других. 

– Как вы думаете, с чем мы выйдем из этого периода коронавируса, в чём главный вопрос для нас, верующих людей, сейчас? 

Андрей Гусев: Ситуация с коронавирусом – это повод осмыслить основания нашей веры. Мы привыкли многие годы беспрепятственно ходить в храм и участвовать в таинствах. Но когда мы оказались не в состоянии посещать богослужения, то встал вопрос: неужели из-за этого мы не можем считать себя верующими? Безусловно, нет. Наша христианская жизнь намного шире.  Кроме молитв в храме у нас существуют и другие способы проявлять свою церковность и веру. В нынешней ситуации мы в первую очередь призваны особым образом проявить свою любовь к ближним, заботу о них, соблюдая при этом все необходимые меры предосторожности. А опыт вынужденной жизни без храмового богослужения только подтверждает то, чему нас учит православное предание: богослужение – это венец нашей повседневной молитвенной жизни, ее тáинственное завершение. Карантин ставит перед нами вопрос: не свели ли мы свою христианскую жизнь только к посещению храма? Думаю, ответ на этот вопрос может стать одним из главных приобретений за время карантина.

– Сейчас, когда началась эта ситуация с коронавирусом, как изменилась ваша церковная жизнь – в том числе вот в этом ее повседневном измерении?

Андрей Гусев: Дом превратился в работу. Это, конечно, трудновато. А в плане церковном, особенно в контексте Страстной седмицы, для меня оказалось важным больше уделять внимания чтению Писания и размышлению над ним и над событиями Страстной седмицы и Пасхи. Вся ситуация с карантином позволила сделать такую паузу, которая была немыслима до этого. Обстоятельства изменили привычный ход нашей жизни, и мы теперь можем больше внимания уделить осмыслению своей веры. Это с одной стороны. А с другой – этот карантин лично мне показал, как мне всё-таки не хватает храма – как места не только молитвы, но и встречи со своими ближними, людьми, с которыми я уже привык эту молитву разделять. В этом, конечно, для меня определенное лишение. Но надеюсь, что когда всё это пройдет и мы вернемся к прежнему ритму и образу церковной жизни, то начнем ценить его намного больше, чего часто не делали из-за суеты.

– Пройдет, думаете, скоро?

Андрей Гусев: Не знаю. Судя по прогнозам, это может быть довольно долго. И мы потом будем ещё проходить очень долгий путь адаптации и возвращения к привычной жизни. Поэтому на приходы, на общины ляжет большая ответственность за то, чтобы помочь людям вернуться. 

– Как батюшки сейчас будут жить, вот в чем вопрос. У кого-то, может быть, что-то накоплено, у городских, а кто поближе к окраине или в глухом углу? Ведь и прихожане затягивают пояса, многие теряют доход.

Андрей Гусев: Да, я знаю таких людей, те же настоятели храмов, особенно закрытых, где нет прихожан. От своих знакомых священнослужителей я слышал, что им стало сложнее в материальном плане. Нужно, где возможно, оказать им всю необходимую помощь. Это трудное время дает нам прекрасный повод задуматься о своем христианском призвании и о том, как послужить друг другу. Такая взаимная помощь в нынешней ситуации намного важнее и намного лучше передает сущность нашей веры, чем любые попытки показного геройства. В этом будет больше и христианства, и церковности, и правды.

– Такое впечатление, что возрождали-возрождали церковь, начиная с 90-х, а какой-то внутренней жизнеспособности, как выясняется, не много. Ещё работы непочатый край.

Андрей Гусев: Мне не кажется, что церковь оказалась совершенно не готовой к нынешней ситуации. Мы видим, что никто не оказался к ней полностью готов. В таких непредвиденных обстоятельствах неизбежна определенная доля смущения и растерянности. Я бы скорее вёл речь о переосмыслении отдельных аспектов нашей церковной жизни. Думаю, многие могли почувствовать за это время ценность домашних молитв и живой связи со своими приходами и общинами, важность семьи как малой церкви. Мы верим, что промысел Божий совершается во всем, что с нами происходит. И даже в таких обстоятельствах, когда беды, горе и смерть касаются очень многих людей, мы надеемся на промысел Божий, который может обратить всякое зло во благо и спасение. И дай Бог, чтобы так и совершилось.