Православный рыцарь с картины Мемлинга
«Сначала не веришь, что такие люди есть, а потом – что их нет». Так сказала моя подруга Ксения, когда мы узнали о кончине отца Игнатия. Нам посчастливилось навестить его прошлым летом, во время путешествия по Бельгии с деканом нашего богословского факультета Зоей Михайловной Дашевской. Она называла отца Игнатия не иначе как рыцарем и непременно настаивала, чтобы мы заехали в Гент.
Именно здесь в 1973 году успешный юрист, которого общение с представителями русской эмиграции вдохновило стать православным священником, арендовал под храм помещение в каменном доме XVII века, некогда принадлежавшем бегинкам (благочестивым мирянкам, жившим при монастырях), а позже – ордену розенкрейцеров. Сегодня основанный отцом Игнатием приход – один из старейших в Бельгии и известен далеко за ее пределами. Его нынешний настоятель – зять отца Игнатия протоиерей Доминик Вербек с супругой Мартин принимали нас очень радушно, после вечерни пригласили к себе домой на ужин, а на ночлег разместили в гостевой комнате, расположенной здесь же, непосредственно над храмом, в доме розенкрейцеров.
Одна из особенностей прихода Святого апостола Андрея – что богослужение здесь с самого начала велось на фламандском языке, благодаря чему приход собирал самых разных людей и стал уникальным духовным центром в Западной Европе. В традиционно католических или протестантских странах православные приходы разных юрисдикций чаще всего собираются по национальному принципу: румынские, греческие, русские. Богослужение ведется на языке диаспоры и церковная жизнь, сводясь к общению на культурной и национальной почве и нередко замыкаясь внутри прихода, теряет какое-то важное измерение. Поэтому интерес к богослужению на местном языке (в данном случае фламандском) и вообще внимание к литургической проблематике, внятности и осмысленности молитвы означает определенное понимание христианства – не как культурного или национального атрибута, не как религиозного фона жизни или наследия предков, но как определенного способа жить, не закрытого ни для одного человека, то есть собственно евангельское понимание. И в этом нет ни пренебрежения к национальным или культурным особенностям, ни ухода от ответственности за свою поместную церковь. Скорее, наоборот.
Отец Игнатий принимал активное участие в деятельности Православного братства Западной Европы (долгое время его возглавлял известный французский богослов Оливье Клеман). Одной из задач братства было объединение православных христиан разных национальностей и церковных юрисдикций, содействие общению и духовному единству между ними. Причем для отца Игнатия в этом стремлении к единству на первом месте всегда были не какие-то внешние, скажем, юрисдикционные, вопросы, но сама проповедь Христа и полнокровная христианская жизнь как то, что способно объединять людей на глубине.
Благодаря Западно-Европейскому братству с отцом Игнатием познакомился наш духовный попечитель, ректор Свято-Филаретовского института священник Георгий Кочетков.
«Отец Игнатий – выдающаяся, замечательная личность, человек, который не мог не вызвать восхищения просто от того, что и как он делал, как он жил, – вспоминает отец Георгий. – Прежде всего, конечно, вспоминается его благородство и рыцарство, его самоотверженность, его жертвенность, его какая-то очень деликатная сдержанность и в то же время щедрость в общении. Он принимал у себя дома, принимал у себя на приходе, он делал все, что нужно было, для паломников, для прихожан. Да, с западным акцентом, конечно. С западным акцентом – это значит экономно, сосредоточенно, без суеты, с человеческим достоинством, то есть он действительно мог бы быть примером для любого западного человека, он был таким, каким должен быть западный человек, современный западный человек, ведь многие западные люди сейчас совсем другие. Он и матушка Митта всегда были в этом смысле образцом.
Дело его жизни – воплощение православной веры в западном контексте, внутреннем и внешнем. Он был человек западного происхождения, совершенно западный по культуре, по жизни, по своим корням, и для него было принципиально важно осуществить этот синтез вселенского христианства: в отдельно взятом человеке, в отдельно взятом приходе, в отдельно взятой стране – Бельгии – и в отдельно взятой епархии. Для него дело Православия было самое личное его дело, самое внутреннее, можно даже сказать, интимное дело – не в том смысле, что он что-то скрывал, а в том смысле, что он к этому относился трепетно и очень глубоко. Он был очень активен, он ничего важного не пропускал. Если приезжал целый автобус на какой-нибудь съезд Русского студенческого христианского движения или особенно Православного братства Западной Европы, то можно было сказать наверняка, что этот автобус с прихожанами отца Игнатия. Много православных приходов в Западной Европе, но такого, как у него, не было. Это был действительно один из центров вот этой православной церкви, которая народилась в Центральной и Западной Европе прежде всего благодаря трудам первой волны русской эмиграции».
В тот день, когда мы видели в Генте 89-летнего отца Игнатия, их с матушкой Миттой привезла на литургию из соседнего городка Экло дочь Мартин. Она рассказала, что родители по-прежнему стараются не пропускать ни одной литургии. Мы передали отцу Игнатию поклон от отца Георгия (в последний раз они встречались в 2002 году, когда в Бельгию приезжало братство «Сретение»), а также пару книг, в том числе сборник переводов православного богослужения на русский язык. Отец Игнатий попросил нас подписать, что это подарок от отца Георгия, и слабым радостным голосом продиктовал нам на диктофон такие слова: «Дорогой отец Георгий, я всегда помню наши общие встречи и отдельные моменты особенно. Мы молимся и просим Бога благословить ваше Братство и Русскую православную церковь и надеемся, что мы будем встречаться на святой Литургии каждый день».
После литургии отец Игнатий с супругой пригласили нас к себе домой. Матушка Митта усадила нас пить кофе. Рядом на диване отдыхал отец Игнатий, которого она заботливо укрыла пледом. А нам принесла огромные стопки его дневников и фотоальбомов. Мы сидели в светлой комнате и разглядывали записи отца Игнатия о событиях его жизни, о самых разных людях, с которыми он встречался, читали, насколько хватало нашего знания немецкого и французского, его впечатления и наблюдения. Матушка нашла записи о встречах с отцом Георгием и фотографии из поездок отца Игнатия в Москву.
Их дом в Экло находится ровно посредине между Гентом и Брюгге. Отец Георгий говорит, что это не случайно, так же как в Генте не случаен «Гентский алтарь», а в Брюгге – музей Мемлинга, что «в отце Игнатии есть что-то от замечательных образов братьев ван Эйков и Ганса Мемлинга».