Православная Балтия в 1945-1953 годах: между «новым курсом» и старыми противоречиями

Оказавшись в горниле противостояния двух тоталитарных режимов, православные Латвии, Эстонии и Литвы не только стойко выдержали все вставшие перед ними противоречия, но и смогли организовать Псковскую Православную Миссию для возрождения религиозной жизни оккупированных нацистами территорий Северо-Запада России, предпринимали удачные попытки душепопечения советских военнопленных, противостояли террору безбожной советской власти и жесткой нацистской администрации. Период войны был временем сложным, полным национальных противоречий, личных конфликтов архиереев и виднейших пастырей; когда целые приходы долго не могли определиться со своей канонической принадлежностью и решить к кому примкнуть – автокефалистам или сторонникам Московской Патриархии.

Однако с окончанием нацистской оккупации региона ситуация естественным образом поменялась. С одной стороны, вожди местных «самостийников» покинули Балтийскую землю (как впрочем и очень многие их оппоненты), и теперь надо было решить канонические споры в местных православных приходах. С другой, в Балтию вернулась власть большевиков, настроенная на окончательное решение религиозного вопроса, да, к тому же, желающая отомстить многим представителям православного духовенства, осмелившимся в период оккупации занять резко антисоветскую позицию.

Период середины – конца 1940-х гг. в области церковно-государственных отношений в СССР принято именовать «новым курсом» в сталинской религиозной политике, периодом гораздо более мягких, если можно применить это слово «терапевтических» гонений на Русскую Православную Церковь. Но на наш взгляд на территории Балтии этот период был в первую очередь эпохой новых, возобновленных после 1940 – первой половины 1941 года гонений против православного духовенства.

Первой мерой, которой так или иначе объединяла интересы как гражданских властей, так и руководства Московской Патриархии была проблема как тогда казалось окончательного решения «юрисдикционного» вопроса. Очень скоро произошло полное воссоединение православных приходов Эстонии с Московской Патриархией. Уже 5 марта 1945 г. в помещении Нарвского Епархиального Совета в столице Эстонской ССР состоялось совещание уполномоченного Московским Патриархатом, временного управляющего Ленинградской епархией владыки Григория (Чукова) с представителями бывшего Синода ЭПЦ, из которого присутствовали председатель Синода протоиерей Христофор Винк, секретарь протоиерей Николай Кокла, псаломщик Константин Пуу и юрисконсульт Андрей Пуншун. Главной целью совещания была ликвидация «эстонской схизмы» по желанию оставшихся на территории Эстонии представителей Синода и с согласия новоизбранного Патриарха Московского Алексия (Симанского).

На этом совещании давались крайне отрицательные оценки деятельности главы Эстонской Апостольской Православной Церкви митрополита Александра (Паулуса) в годы войны, особо отмечалось, что его позиция сильно повлияла на нестроения в религиозной жизни Балтии в не без того тяжелый период немецкой оккупации. Отмечалось тогда и то, что отныне роспуску подлежит и «так называемый Синод». В докладах бывших «раскольников» отмечалось, что из 119 православных приходов «александровского толка» сейчас получено только 21 заявление о воссоединении с Российской Церковью, хотя «московского гостя» заверили, что в Патриархию скоро поступят заявления и от остальных приходов.

Было принято решение и о дальнейшей судьбе оставшихся в Эстонии «руководителей раскола»: «Переходя к вопросу о практическом оформлении воссоединения эстонского клира и мирян с Московской Патриархией, – Высокопреосвященный Архиепископ Григорий указал, что поскольку члены Синода являлись наиболее активными соучастниками бывшего Эстонского Митрополита Александра /Паулус/ в деле ограничения и поддержания схизмы, – их нравственная ответственность перед Московской Патриархией за отторжение клира и мирян Эстонской Епархии от спасительного единения с Матерью-Церковью Российской, а следовательно и за задержку дела спасения верующих Эстонской Епархии, значительно усугубляется по сравнению с клиром и мирянами, не участвовавшими непосредственно в организации схизмы, в силу чего и покаяние Членов Синода должно быть наложено в выражениях, отражающих сознанно ими своей сугубой вины перед Матерью-Церковью Российской»¹.

На следующий день, 6 марта 1945 г., в Никольском храме эстонской столицы протоиереи Иоанн Богоявленский, Георгий Алексеев, Александр Осипов и другие таллиннские священники служили вместе с прибывшим из России архиепископом Григорием, а протоиереи Винк, Кокла, Ангерьяс, миряне Пуншун и Пуу принесли чин покаяния в расколе и обещали в дальнейшем быть верными Московской Патриархии². Тем самым чисто формально раскол в жизни православных приходов Эстонии был преодолен, хотя большинство проблем решено тогда не было.

Существенные проблемы в Эстонии возникли и у владыки Павла (Дмитровского). Русофил и сторонник Московский Патриархии по взглядам, он оказался чужим в среде тех, чью сторону защищал в годы нацистской оккупации. Ни гражданские, ни церковные власти не могли простить ему нахождения на оккупированной территории и вольного или невольного участия в пропагандистских кампаниях нацистов. В секретном отчете уполномоченного по делам Русской Православной Церкви в ЭССР Нефеда Карсакова отмечалось в 1945 г., что архиепископ Павел (Дмитровский) «в ряде случаев шел на компромисс с оккупационными властями» и в 1943 г. подписал указание не служить по приходам своей епархии панихиду по скончавшемуся в Москве Патриарху Сергию (Страгородскому)³. По воспоминаниям нынешнего митрополита Таллиннского и Эстонского Корнилия (Якобса), в Москве во время Поместного Собора церковные власти, в том числе и будущий Патриарх Алексий I (Симанский), припомнили владыке Павлу его «гитлеровские здравицы»⁴. Даже скорое назначение его архиепископом Таллинским и Эстонским не исправило этого достаточного мрачного ощущения: в конце 1945 г. – начале 1946 г. бывший ярый борец с автокефалистами тяжело болел и в самом начале января 1946 г. окончил свой земной путь.

Следующим после архиепископа Павла (Дмитровского) возглавителем Православия в Эстонии стал епископ Исидор (Богоявленский). Протоиерей Иоанн Богоявленский достаточно быстро сделал успешную карьеру в Московской Патриархии. Уже в 1946 г. он возглавил вновь открытые Духовные Академию и Семинарию в Ленинграде, а через год было принято решение о пострижении ректора в монахи и назначении в Эстонию в качестве епископа. В июне 1947 г. его подстригают в монашество в честь священномученика Исидора Юрьевского, и вскоре иеромонаха Исидора возводят в сан архимандрита. Наконец, в Никольском соборе Ленинграда Патриарх Московский и всея Руси Алексий I (Симанский) и митрополит Ленинградский и Новгородский Григорий (Чуков) возвели Богоявленского в епископа Таллинского и Эстонского⁵.

Иоанн Яковлевич Богоявленский родился в 1879 г. в Курской губернии в семье псаломщика (он был родным братом митрополита Литовского и Виленского Елевферия (Богоявленского)). В период Второй Мировой войны он был настоятелем Симеоновской церкви эстонской столицы и оказывал в период нацистской оккупации помощь советским военнопленным, за что в течении месяца находился в тюремном заключении. В мае 1945 г. он получил телеграмму Сталина с благодарностью за сбор ценного металла в фонд семьям фронтовиков. Успел отец Иоанн побывать и таллиннским благочинным, а также председателем Эстонского Епархиального совета. Был он представлен властями и к медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне в 1941-1945 гг.»⁶. За краткий период служения и ректорства в Ленинграде протоиерей Иоанн Богоявленский мог только подтвердить свою лояльность гражданской власти. В документах фондов советского Уполномоченного по делам Русской Православной Церкви в Эстонской ССР постоянно подтерждается патриотизм пастыря и его поведение в период войны. Впоследствии ставка на него как, с одной стороны, проводника межнационального мира в среде православных приходов Эстонии и лица лояльного к советской власти с другой, не оправдает себя, и после смерти владыки Исидора гражданской и церковной властям вновь придется искать епископа Талинского, однако теперь его фигура должна была стать более компромиссной.

Во время своего вступления в должность владыка Исидор особо отметил важность межнационального мира в республике: «Это спокойствие духа весьма необходимо для нас ибо мы находимся там, где живут две национальности, встречаются два вероисповедания. Вспомним, как поступали первые христиане. Они жили в многонациональном государстве и сами принадлежали к разным народностям, но жили во взаимном мире и согласии. Они занимали в государственной и общественной жизни различные, иногда очень высокие, должности, но исполняли свои обязанности честно, с усердием, как пред Богом. В своей христианской вере они оставались твердыми до конца своей жизни. Последуя их святому примеру, и мы будем жить, взаимно уважая права и обязанности, национальные и вероисповедальные, честно и усердно исполняя свои обязанности на пользу своего Отечества и Родины, твердо и неуклонно свою веру в Господа Бога, ибо она даст нам необходимое спокойствие и мир духа, чего и я молитвенно испрашиваю у Господа всем нам»⁷.

Впоследствии епископ Эстонский и Таллинский Исидор (Богоявленский) выпускал обращения и по поводу «годовщин Великой Октябрьской Социалистической Революции», особо отмечая в данном документе, желательность активного труда верующего населения Эстонии⁸. А во время специальной речи, произнесенной владыкой Исидором 7 ноября 1947 г., провозглашалось отрицательное отношение Православной Церкви к накоплению богатств и капитализму, говорилось о распространение влияния победившей страны не только на европейские страны, но и на другие материки, заявлялось о невероятных успехах «сталинской пятилетки» в восстановительном процессе в Эстонии, также имели место обильные славославия в адрес гражданских властей⁹. В тех же тонах и в тот же день прозвучала и проповедь отца Иоанна Мельтсаара уже для эстонских православных верующих¹⁰.

Можно долго гадать каково было реальное отношение православных верующих и мирян к епископу Исидору. Так, например, документы Уполномоченного свидетельствуют о его авторитете среди клира и паствы¹¹. Однако при знакомстве с документами, возникают некие внутренние ассоциации между действиями главы ЭАПЦ митрополита Александра (Паулуса) в межвоенный и военный периоды и владыки Исидора (Богоявленского), с той лишь разницей, что один был проводником национально эстонской линии в руководстве приходами Эстонии, а второй, долго копив в себе недовольство политикой главы Эстонской Апостольской Православной Церкви, после войны стал проводить диаметрально противоположную линию, часто в ущерб очень хрупкому национальному миру в православных приходах Эстонии. Именно с конца 1940-х гг. начинается сложный и трагический по своей сути процесс постепенного исчезновения феномена православных эстонцев, а также их массового «олютеранивания», который во время советского господства над Балтией будет только усиливаться вплоть до начала распада Советского Союза.

Данная политическая линия неизменно соседствовала c выражением лояльности безбожной власти. Так, очередное «политическое» обращение Эстонского Епархиального Совета было связано с выборами в Верховный Совет Эстонской ССР 16 февраля 1947 г. Приближающая дата там названа «днем общенародного исполнения государственного долга», в котором верующие православные христиане должны были избрать «лучших людей свей Республики в Верховный Совет»¹².

Отдельные проблемы существовали и внутри Епархиального Совета в Эстонии. Из этнических эстонцев в состав Епархиального Совета вошли православные пастыри, постепенно перешедшие к нейтральной позиции по отношению к новой власти. В 1947 г. в состав Эстонского Епархиального Совета входили двое этнических русских и трое этнических эстонцев, но руководство Московской Патриархии решило состав «уравновесить», хотя вскоре проблема была разрешена сама по себе: член Совета протоиерей Антоний Ангерьяс письменно заявил, что не может более продолжать службу в качестве приходского священника и члена Эстонского Епархиального Совета¹³.

Однако с течением времени все тяжелее становилось положение православных эстонцев в республике. В одном из отчетов уполномоченного по делам Русской Православной Церкви при Эстонской ССР очень показательна и характеристика отношения к Православной Вере со стороны населения ЭССР: «Православие в Прибалтике существует всего около ста лет, оно не успело еще твердо войти в сознание эстонского народа. Среди православных эстонцев есть люди, любящие православную церковь, но немало и таких, которые стыдятся своей принадлежности к православию, или как часто выражаются в Эстонии к «русской вере». Такие люди не тверды к вере болезненно воспринимают насмешки лютеран над православной обрядностью и поэтому скрывают свое вероисповедание. Нередки случаи, когда православное богослужение оказывается в невыгодном положении в сравнении с лютеранским, священник служит без хора и даже без псаломщика, так как во многих приходах их нет и поют как умеют сами богомольцы. Лютеранство же, как религия существует в здешнем храме более ТРЕХ веков, глубоко пустило корни в жизнь народа и стало до некоторой степени национальной религией эстонцев, связанной с общим укладом их жизни, с их обычаями и традициями»¹⁴. Подобная характеристика практически не отличается от характеристик периода 1930-х гг., в ней достаточно хорошо видно, что с приходом советских властей так называемые «национальные и религиозные пережитки» среди местного населения еще не были изжиты. Отмечена и разница в официальном количестве православных верующих по епархии: около 150 тысяч человек и реальной цифрой оных в 72 тысячи, из которых 63 тысячи отнесены к этническим эстонцам¹⁵.

В конце 1949 г. владыка Исидор (Богоявленский) скончался и священноначалию Московской Патриархии пришлось спешно искать новую, достаточно компромиссную фигуру для назначения в Эстонию. После кончины владыки Исидора (Богоявленского) было несколько возможных кандидатур на должность возглавителя православных приходов в ЭССР. К примеру, рассматривалась кандидатура отца Христофора Винка, однако она не могла устроить советские власти, так как у него были прохладные отношения с церковными властями в Москве, также пастырь воспринимался как бывший «раскольник». Настораживал власти и факт того, что зять священника был репрессирован. Второй кандидат – настоятель Валгаского Исидоровского собора протоиерей Иоанн Мельтс считался человеком старым, пассивным и неспособным возглавить православные приходы Эстонии из-за своего низкого авторитета среди православного духовенства и верующих. Однако существовало понимание того, что следующий глава православных Эстонии должен был быть эстонцем по национальности.

Влиятельный архиерей владыка Григорий (Чуков) видел решение проблем с эстонским Православием в следующем: «…Из обследования выяснилась крайняя необходимость иметь на месте епископа, знающего эстонский язык, который мог бы руководить Епархией не путем «бумажного» производства (как это делается теперь Эстонским епархиальным советом, не знающим действительного положения дел на местах), но личным посещением приходов и живым непосредственным общением с паствой. При этом совершенно ясно установлена двойная проблема: необходимо сохранить русское влияние и крепкий контроль Московской Патриархии и дать архиерея-эстонца, который мог бы и сам наладить тесный контакт с верующими на местах и Эстонский епархиальный совет на это подвигнуть. Выходом явилась мысль, высказанная одновременно и Особой Комиссией, и членами епархиального совета…»¹⁶.

Вскоре возникла кандидатура протоиерея Романа Танга. Роман Иоаннович Танг родился в октябре 1893 г. в городе Аренсбурге. В 1909 г. он закончил местное городское училище, а в 1916 г. – Московские Общеобразовательные Курсы. В 1931 г. Роман Танг экстерном выдержал экзамен на звание священника при Синоде Эстонской Православной Церкви. Служил он сначала диаконом, а потом священником-настоятелем Богоявленской церкви города Йыхви, благочинным Виру-Йыхвинского округа.

Однако и после назначения владыки Романа (Танга) ситуация в Эстонии с православными приходами оставалась весьма и весьма плачевной, даже невзирая на то, что теперь во главе церковного управления стоял не далекий от реального положения дел Епархиальный Совет, а достаточно влиятельный владыка-эстонец Роман (Танг). Новым ударом стала «колхозная реформа», что прекрасно отображает в своем представлении Святейшему Патриарху Алексию I Ленинградский и Новгородский митрополит Григорий (Чуков), отмечая: «…При коллективизации сельского хозяйства в Эстонии священнослужители не только лишились земельных наделов, являющихся основным материальным подспорьем для существования, но и в некоторых районных центрах были выселены из квартир и взамен таковых получили помещения в расстоянии до 6 километров от Храма или в нежилых домах. Есть факты найма священнослужителей на поденные работы, что безусловно является ущербом для их основной деятельности в церкви. В этих условиях, в обстановке активной деятельности врагов Православия – лютеран и сектантов, направленной на подавление и даже ликвидацию Православия в Прибалтике, – скудность православных приходов и бедственное положение верных православию священнослужителей используются с агитационной целью, как действенный наглядный пример»¹⁷.

Постепенно продолжается и процесс угасания жизни православных приходах в части тех православных приходах, где не было большего количества этнических русских и не было большего количество православных верующих.

При всех существующих в Эстонском Православии проблемах и во время управления Эстонской Епархией епископом Романом (Тангом) сохранились все те же идеологический восхваления безбожных властей со стороны православного духовенства. Так, хочется привести еще один красноречивый пример участия православного духовенства в пропагандистско-агитационной кампании советского государства в послевоенные годы. Днем 6 июля 1950 г. в помещении Эстонского Епархиального Управления в Талиине в присутствии 31 человека была зачитана специальная телеграмма Патриарха Алексия I (Симанского) о международной обстановке. Со специальным докладом по данной проблеме выступил протоиерей Георгий Алексеев, закончивший свою речь словами: «Войну можно предотвратить активной борьбой за мир. Эту войну возглавляет вождь всего прогрессивного человечества верный и смелый борец за мир товарищ СТАЛИН. Где СТАЛИН, там победа»¹⁸.

Все данные процессы продолжались в Эстонии до смерти Сталина, а апогеем политического «сотрудничества» и религиозной пропаганды было выказывание духовенством ЭССР скорби по поводу кончины «великого вождя».

Однако не менее, а в какой-то степени более драматично, ситуация складывалась в православных приходах Латвии. До августа 1947 г. Латвийская епархия находилась в ведении Литовского владыки Корнилия (Попова), который лишь изредка посещал Латвию. В 1947 г. в Латвию был назначен митрополит Вениамин (Федченков), человек широко известный, хотя и являвший собой очень спорную в среди зарубежных православных архиереев личность. Любопытную характеристику военных и послевоенных воззрений владыки Вениамина (Федченкова), еще Экзарха Московской Патриархии в Северной Америке, дал крупный современный исследователь Русской Православной Церкви Зарубежом д.и.н. Андрей Александрович Кострюков. Так, оценивая неудачи Русской Православной Церкви в Соединенных Штатах Америки он отмечает в этом изменившиеся идеологические воззрения владыки Вениамина, не воспринятые большинством православного населения континента: «Малая численность патриарших приходов усугублялась действиями самого экзарха. Митрополит Вениамин искренне уверовал в чудесное преображение коммунистической власти и свои идеи пропагандировал повсюду, причем порой в ущерб христианской проповеди. Дошло до того, что верность Советскому государству экзарх иной раз ставил выше религиозности. В 1943 г. митрополит говорил, что отрицающие Бога советские «патриоты ему ближе, чем верующие «раскольники» – то есть представители Русской Зарубежной Церкви»¹⁹. Долгое пребывание вне России и тоска по родине видимо сформировали у консервативного владыки Вениамина (Федченкова) превратный, а не только идиллический образ Советского Союза и его политического руководства. Тот же Кострюков добавляет, что служа в Балтии бывший эмигрант уже не только был лоялен к большевистской власти, но и проводил линию поддержки «контрольных», то есть зачастую и карательных мер светского руководства, в том числе считая, что в данный процесс должна быть вовлечена и Православная Церковь²⁰. К сожалению, такая точка зрения до самой смерти господствовала в воззрениях видного церковного иерарха ХХ столетия.

Долгое время служивший за границами Советского Союза, хотя и активно агитировавших за юрисдикционную принадлежность Московской Патриархии и советский патриотизм, владыка Вениамин в начале своей службы на территории Латвии добился некоторых успехов, таких как: издание четырех номеров бюллетеня Рижской епархии под названием «Вести» (хотя атеистические власти всячески сокращали наполняемость данного издания, а потом и вовсе его закрыли), организация скита под видом архиерейской дачи в Дубултах под Ригой, также он пытался организовать двухлетние курсы повышения квалификации православных священников, что однако разрешено властями не было. Во многом именно смелая попытка организации подобных курсов с привлечением таких преподавателей как тот же отец Иоанн Янсон привела впоследствии к перемещению митрополита Вениамина (Федченкова) на Юг России.

Скажем несколько слов о созданном владыкой Вениамином издании подробнее. Главная цель «Бюллетеня» заявлялась следующим образом: «потому что в «провинции мало, а иногда ничего не знают, что делается в епархиальном центре»²¹. Издателем «Бюллетеня» являлся Епархиальный Совет, руководителем – митрополит Вениамин (Федченков), секретарем – иеромонах Олег (Дмитрук), личный секретарь митрополита Рижского, а адрес для корреспонденции был стандартный для «православной Риги» – Рига, улица Кр. Барона 126. Издание пыталось осветить все имевшиеся насущные вопросы, касающиеся жизни православных верующих на территории Латвии. Постоянно в издании печатались распоряжения Епархиальной власти, послания и приветствия Патриарха Алексия I (Симанского), список назначенных и перемещенных лиц православного духовенства и т.д. Средний тираж данного издания – всего 200 экземпляров.

Особую роль приобретали на страницах «Вестей» постоянные здравицы в адрес Иосифа Сталина. Исключением не стал в этой связи и сам Рижский владыка Вениамин (Федченков), известный в последний период своей жизни как более чем лояльный сталинской политике церковный иерарх, хоть и реэмигрант. В приветственной телеграмме от 13 декабря 1949 г. он хотел передать вождю поздравления не только от себя, но и от своих православных Балтии: «В семидесятилетнюю годовщину Вашу мы, православное духовенство и миряне Латвии, благодарим Господа за дарование Вам многолетней жизни и молимся, чтобы Он и впредь сохранил Вас на многия лета, как Вождя трудящегося и победоносного защитника нашего Отечества и охранителя мирного труда народов под любящим и мудрым руководством Вашим»²². Впоследствии здравицы в адрес Сталина только повторялись на страницах «Вестей».

В сообщениях рижских «Вестей» особо отмечалось, что празднование Святой Пасхи в 1950 г. пройдет не только в русских, но и латышских православных приходах Латвии, причем пройдет оно совместно. Под этим подразумевался отход от принятого в межвоенный период празднования Пасхи у православных латышей по григорианскому календарю. Более того, давалось каноническое обоснование данного решения с обширной критикой «реформ» митрополита Августина (Петерсона).

С ноября 1949 г. Советом по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР назначен был новый Уполномоченный по делам Православной Церкви в Латвии, Александр Андреевич Сахаров. Данное назначение привело к гораздо более жесткому отношению гражданской власти к Православной Церкви в Латвии, в том числе к широкой деятельности, которую развернул митрополит Вениамин (Федченков) в своей епархии.

Справедливости ради, надо отметить, что в годы возглавления Рижской епархией владыкой Вениамином (Федченковым) в Кафедральном соборе латвийской столицы проходили богослужения и на латышском языке (по средам в левом алтаре). Начало им, судя по всему, было положено в январе 1949 г., когда часть верующих, латышей по национальности, попросила епархиальное начальство совершать подобные богослужения, к тому же в этот период посвящаются в сан и некоторые этнические латыши или же пастыри знающие язык титульной нации республики.

Еще одной характерной чертой очень многих выступлений митрополита Вениамина (Федченкова) во время его латвийского служения было резкое неприятие того наследия, которое скопилось в православных приходах Латвии в межвоенный период. Данному архипастырю вообще был свойственен консерватизм, в новом стиле и других реформах митрополита Августина (Петерсона) он видел исключительный модернизм, что для него было чем-то ругательным, если не сказать больше: неприемлемым. Осуждал он и «резко националистический» уклон Латвийской Православной Церкви в конце 1930-х гг., часто подчеркивая существовавшие тогда противоречия в среде русских и латышских пастырей и мирян. В то же самое время, такая, по сути дела, крайняя позиция в отношении связей митрополита Августина со светскими властями независимой Латвии не мешала ему публично хвалить власть советскую, всячески поддерживая ее реальные и мнимые успехи.

Однако, несмотря на свое достаточно лояльное отношение к советской системе, своей независимой позицией митрополит Вениамин (Федченков) хоть и снискал любовь у части православных верующих, но сами атеистические власти были недовольны его «реформами», а также чрезмерной, с их точки зрения, активностью, что и предопределило его перемещение в на Юг России и замену на более лояльного архиепископа Филарета (Лебедева). Следует отметить, что послевоенные репрессии и ограничение деятельности Русской Православной Церкви в Латвии проходили скорее по литовскому, а не по эстонскому сценарию, национальные противоречия, в той степени как в Эстонии, в Латвии не проявлялись (о чем мы скажем описывая ниже положение дел в Литве и Эстонии), а были связаны с общей политикой ресоветизации балтийских стран после окончания нацистской оккупации региона.

Подводя итог данного доклада, необходимо отметить некие общие черты в жизни православных приходов Латвии и Эстонии в первые послевоенные годы. Во-первых, и в Латвии и в Эстонии неуклонно шел процесс уменьшения православных верующих титульных наций. Этот процесс был связан как с отказом от григорианского календаря и других церковных реформ предыдущих десятилетий, так и с жесткой политикой церковных и гражданских властей. Во-вторых, был практически полностью пересмотрен курс управления местными православными приходами в сравнении со временем нацистской оккупации, произошел процесс осуждения и отстранения самых «опасных» с точки зрения новых властей православных пастырей. В-третьих, в обоих республиках церковное руководство во все голоса воспевало гражданские власти, часто закрывая глаза на существующие, зачастую очень серьезные, проблемы. Наконец, в-четвертых, несмотря на это сами гражданские власти продолжали воспринимать духовенство как врагов и ни на секунду не намерены были отказаться от своего атеизма. Все проблемы возникшие в послевоенное время просуществуют вплоть до распада Советского Союза, а отдельные из них с особой болью вскроются в вернувших свою независимость балтийских республиках.

_____________

¹ ERAF.F.R-1961.N.1.A.2.L.5-6.

² ERAF.F.R-1961.N.1.A.2.L.9-10.

³ ERAF.F.R-1961.N.1.A.2L.12-13.

⁴ Личная беседа с митрополитом Корнилием (Якобсом) в Таллинне 7 ноября 2013 г.

⁵ ERAF.F.R-1961. N.1.Ar.12. L.41.

⁶ ERAF.F.R-1961. N.2s.Ar.6. L.69.

⁷ ERAF.F.R-1961. N.2s.Ar.8. L.64-65.

⁸ Ibid. L.86.

⁹ ERAF.F.R-1961. N.2s.Ar.8. L.87.

¹⁰ Ibid. L.88.

¹¹ Ibid. L.83.

¹² Ibid. L.26.

¹³ Архив Санкт-Петербургской епархии. Ф.1. Оп. 13. Д.1 Л.22.

¹⁴ ERAF.F.R-1961. N.2s.Ar.8. L.11.

¹⁵ Ibid.

¹⁶ Архив Санкт-Петербургской епархии. Ф.1. Оп. 13. Д.1. Л.191-оборот.

¹⁷ Архив Санкт-Петербургской епархии. Ф.1. Оп. 13. Д.2. Л.141.

¹⁸ ERAF.F.R-1961.N.2S.A.17.L.80.

¹⁹ Кострюков А.А. Русская Зарубежная Церковь в 1939-1964 гг. Административное развитие и взаимоотношения с Церковью в Отечестве. М. : Изд-во ПСТГУ, 2015. С. 203.

²⁰ Там же.

²¹ LVA. F.1452. apr 1. L.3.

²² Ibid. L.10.