Опыт современной общинно-приходской миссии в США
Впрочем, стоит сразу оговориться, что Америка, при её экономической гомогенности, весьма разнообразна в своём социальном, этническом, культурном и духовном обличии по мере продвижения от побережья к побережью и от границы с Канадой к Мексиканскому заливу. Не случайно белоголовый орёл на американском гербе держит в своём клюве ленту с надписью «E Pluribus Unum», т.е. «едины в многообразии», и в церковной жизни страны можно отметить это разнообразие проявляющимся, в частности, в подчас прямо противоположных по характеру явлениях и тенденциях в различных её штатах и территориях. Вместе с тем, в статистических отчётах и анализах с начала-середины 80-х годов прослеживалась устойчивая тенденция роста православных церквей во всей стране, заметно опережавшая показатели всех без исключения других христианских конфессий и деноминаций. Кажется, только самые последние два-три года «пальма первенства» по темпам роста была перехвачена пятидесятническими течениями, что, впрочем, можно легко объяснить неиссякаемым притоком иммигрантов из Латинской Америки, где «пожар пятидесятничества» охватывает одну страну за другой как раз в эти последние несколько лет, преобразуя традиционно католические страны и народы в этом новом духовном движении. Понятно при этом, что православие в США, уступив первенство, вовсе не замедлило тенденции своего численного роста, и православные приходы продолжают расти и множиться. И, конечно, эти темпы роста ещё не означают количественного доминирования православия в духовном облике страны – согласно недавним данным Центра изучения религии Хартфордской семинарии (www.hirr.hartsem.edu), православные верующие составляют лишь 0,6% от общего числа христиан страны. Причём эта цифра в разных городах и штатах очень по-разному распределяется между несколькими православными юрисдикциями: американской (OCA), русской (бывш. ROCOR), сербской, румынской, греческой, украинской и т.д.
Общей для большинства из них, вместе с тем, является, как уже было отмечено, тенденция к численному росту, причём главным образом не за счёт притока новых иммигрантов из традиционно православных стран и не за счёт прихода к вере благодаря миссионерским усилиям этих церквей новых людей из числа так называемых «неверующих» (т.е., по сути, язычников, боготворящих тварный мир, природу, материю и т.д.), а за счёт перехода в православие христиан других, преимущественно протестантских конфессий. Это явление, по-видимому, приобретает столь устойчивый и со временем массовый характер вследствие достижения возраста духовной зрелости самой многочисленной возрастной группы американского населения, известной под названием «бэйби-буммер». Это – то самое поколение, родившееся в послевоенные 40-е и начало 50-х, когда страна переживала небывалый в своей истории взрыв рождаемости. Это – то самое поколение, которое в шестидесятые, ознаменованные множеством великих разочарований и стрессов – от Карибского кризиса и Вьетнамской войны до нефтяного кризиса и войны Холодной – составило большинство в движении хиппи, т.е. того самого «ромашкового поколения», духовные искания которого обращались главным образом к наркотикам, психоделикам и всякого рода восточным и ньюэйджевским сферам. Конец семидесятых застал этих ещё молодых, но уже успевших «наиграться» во всё это и успевших разочароваться во всём этом людей жадно искавшими личного прощения за тот немалый урон, который они успели нанести себе и другим. К ним-то и был обращён призыв к покаянию перед Христом на стадионах и «крусейдах» таких протестантских проповедников, как Билли Грэм, Билл Брайт и др., на которых выходили вперёд, становились на колени и публично каялись перед Богом тысячи и десятки тысяч людей. К середине восьмидесятых многие из них уже прошли систематическое теологическое обучение в евангельских церквях, основательно изучили Писание, прониклись духом миссионерства, приобрели навыки церковной дисциплины, в т.ч. финансовой (десятина является нормой жизни большинства из них) и т.д.
И вот это самое многочисленное поколение достигает того возраста – физического, психологического и духовного – когда всё большему числу из него оказывается «тесен» размеренный и комфортный, но уже перестающий удовлетворять их мир протестантского церковного обихода. Некоторым, по мере взросления и пересмотра собственного жизненного опыта, начинает в протестантской церкви не хватать историчности и преемственности – им просто надоедает наступать на те же грабли и совершать те же ошибки, которых можно было избежать, обратившись к двухтысячелетнему опыту церкви. Других перестаёт устраивать отсутствие таинственности (ударение на «а») и мистичности там, где необходимость их интуитивно ими чувствуется: в крещении, в совершении брака, «хлебопреломлении», и т.д. Третьи, что называется, «дочитываются до православия» (read themselves into Orthodoxy), однажды обнаружив тот богатейший, но неизвестный им дотоле литературный пласт, который представляет из себя святоотеческое наследие. Поиск исторической или «древней» церкви (ancient church), наверное, приводил бы многих из них и в католическую церковь, если бы не существовало среди большинства протестантов некоей исторической идиосинкразии на католицизм, культивируемой в их среде ещё со времён Реформации. Православие, таким образом, оказывается именно той благодатной средой, в которой они находят естественное продолжение своих духовных путей и исканий.
Какова же в таком случае роль православной церкви и в чём выражается её миссионерская деятельность, если новые члены прибывают в неё сами? Причём приходят они, как правило, уже наставленные в христианской вере, уже исповедавшие Бога во Христе, уже крещённые по личной вере и т.д.? Иеромонах Григорий из церкви Воскресения Христова в г. Фридли, штат Миннесота, сформулировал эту особенность современной православной миссии в Америке следующим образом: «Protestant church is a church of promotion. Orthodox church is a church of attraction», что можно близко к тексту перевести как: «протестантская церковь это – церковь рекламирующая, православная церковь это – церковь привлекающая». Другими словами, всё в православной церкви должно быть столь привлекательно для нового человека, что ему из неё просто не захочется уходить. Причём, это относится, конечно, не только к церковному зданию, интерьеру, пению и богослужению, но и, в неменьшей степени, к самому Телу Христову, т.е. прихожанам, Его составляющим, будь то в церковном обиходе, в личном общении, в семейных отношениях или даже в простом приятельстве и случайном знакомстве. Людям, даже случайно (чит. «провиденциально») соприкоснувшимся с православием, должно не захотеться его покидать и с ним расставаться. Зашёл ли человек в православный храм, встретился ли с православным на улице или на работе, прочёл ли книжку православного автора – у него должно остаться впечатление, что он всю жизнь именно этого и искал, именно этого и жаждал, пусть даже несознательно. Не случайно книга прот. Питера Гиллквиста, одного из лидеров протестантского молодёжного движения, пришедшего к православию в конце 70-х и увлекшего за собой, наверное, не одну тысячу молодых американцев, называется «Возвращение домой». Именно к этому, очевидно, должна испытывать миссионерское призвание современная православная церковь в Америке – становиться таким «домом», в котором находит пристанище душа человека, ищущего полноты общения с Богом и приобщения к Его Телу – Церкви.
Чисто практически это может выглядеть, например, так, как это происходит в приблизительно двадцати православных церквях Городах-Двойняшках (Twin Cities, Minnesota) на Среднем Западе США. Богослужение проводится на английском языке – на современно, понятном и вразумительном. В некоторых церквях, при этом, отдельные молитвы, тропари и песнопения звучат на национальных языках тех народов, которые насадили эту церковь одно, два или более поколения назад, как добрая дань традиции и культуре. В некоторых храмах Апостол и Евангелие читается на двух языках, а в русских приходах – даже на трёх: на английском, на церковнославянском и на русском, и проповеди звучат также на двух (или с переводом). Внятности чтения и пения при этом уделяется особое внимание – чтецы заранее назначаются и готовятся к произнесению текста и становятся либо лицом к собранию, либо посреди собрания, пение никогда не бывает торопливым и излишне обилующим руладами, мешающими его слышанию и пониманию, таинственные (ударение на «а», т.е. относящиеся к таинству, а не «секретные») молитвы произносятся священником во всеуслышание. Каждому новому человеку предлагается взять с полочки при входе текст богослужения и следить за его течением, не стесняясь в случае затруднения обращаться за помощью к стоящим рядом. Очень часто для этой цели по очереди выделяется один из прихожан (usher), встречающий и привечающий новых людей, при необходимости подсказывающий им, как, что, где и когда принято делать в этом храме. На него же возлагается обязанность по возможности ненавязчиво узнать у нового человека, что его привело в церковь, не нуждается ли он в какой-то дополнительной информации или помощи, а также пригласить его после службы в трапезную на общий чай или даже настоящий общий обед, устраиваемый в каждое воскресение приходом, за которым у него будет возможность встретиться и познакомиться со священником или побеседовать с духовно образованным мирянином.
Этой первой встрече и этому первому знакомству уделяется особое внимание и значение, ибо даже если человек оказался в храме случайно или по конкретной необходимости («поставить свечку»), это соприкосновение с храмом и это впечатление от общения с православными людьми может сохраниться в его душе надолго и снова привести его в церковь – не в эту, так в другую. Вообще, ревность о наполнении новыми прихожанами именно своей церкви оказывается по-видимому в наименьшей степени продуктивной и благодатной при всей её кажущейся оправданности, особенно в столь «жёстких» условиях, когда на одну православную церковь приходятся сотни протестантских и католических. Напротив, взаимное уважение к труду и опыту других церквей – в том числе, иных конфессий – оказывается характернейшей чертой современного американского православия и едва ли ни необходимым условием его дальнейшего здорового роста и укрепления. Один из православных священников Сент-Пола, церковь которого за последние десять лет удесятерилась в своём составе, главным образом, за счёт прихода в неё прозелитов из других церковных деноминаций и их детей, выросших уже в православии, заметил: «У меня никогда язык не повернётся сказать что-либо дурное о протестантских церквях, поскольку они за меня выполнили самый тяжёлый труд приведения этих людей к Богу – иногда из самых страшных и отчаянных условий! Они их кроме того воспитали и взрастили, а мне досталось самое радостное – с этими людьми славить Бога и помогать им расти в вере».
Этот дальнейший рост, помощь во вхождении в полноту православной веры осуществляется православными церквями города совместно и также без малейшего опасения того, что человек в результате этого оглашения окажется в церкви иной юрисдикции. Четырёхмесячный курс катехизации, например, в уже упомянутых Городах-Двойняшках проводится дважды в год (сентябрь-декабрь и январь-май) в помещении одного из храмов города, чисто географически расположенного приблизительно в центре городской черты, но занятия с катехуменами ведут священники и миряне разных церквей, каждый выбирая для себя одну из тем. Таким образом, воцерковление происходит одновременно с приобщением слушателей к различным национальным православным традициям и местным обрядовым особенностям, но крещение (или вхождение в церковь через миропомазание для уже крещённых), естественно, совершается одной из церквей, которая и принимает в себя нового члена. Никакой конкуренции, но опять-таки преемственность и взаимоприятие. Миссия церкви, таким образом, рассматривается в её исторической динамике и в её конкретном социальном контексте, в настоящее время требующем от неё готовности к восприятию в себя новых членов, по преимуществу из числа пришедших к вере в других церковных традициях и конфессиях, и, следовательно, уже обладающих некоторым развитым духовным и церковным опытом.
Понятно при этом, что эти, воспитанные в протестантской, т.е. почти исключительно мирянской миссионерской школе прихожане просто не могут не делиться со своими верующими и неверующими друзьями и знакомыми только что совершённым ими открытием полноты исповедания веры в православии. Вследствие этого арсенал православной миссии пополняется такими отчасти новыми для неё, но давно и с успехом применяемыми евангельскими миссионерами инструментами, как, например: молитвенные встречи и библейские занятия на рабочем месте, домашние молитвенные группы, духовно-просветительские брошюры и плакаты, православные кафе и мн. др. Большая часть из этих инициатив и начинаний не требует от церкви значительных материальных затрат, ибо проводится силами самих мирян на добровольческой основе и при жертвенном финансовом участии самих прихожан их финансовыми средствами, временем, профессиональными умениями и т.д. Священник при этом оказывается в состоянии посвящать больше времени и внимания исполнению сугубо священнического труда, т.е. совершению церковных таинств. При этом вместо проведения множества частных молебнов и треб большая часть связанных с ними нужд находит себе достойное место в литургическом чине, не нарушая, но, напротив, наполняя его конкретным и животрепещущим содержанием, и тем самым даже впервые ступивший в храм человек слышит и видит, как его прошение или благодарение становится частью «общего действия» (от греч. - λειτουργία) церкви, возносящей его Богу. Это, а также то, что на богослужения, в домашние группы или на молитвенные встречи новых людей не зовут, не приглашают и не направляют, а именно приводят с собой, делает для них эту, может быть, первую встречу с собранием верующих (церковь от греч. – ἐκκλησία Κυριάκος – «собрание Божие») особенно значащей и потенциально решающей в их духовном выборе.
Наряду с этим, американское православие продолжает и развивает и более традиционные формы миссии, в частности, на новых территориях штата или города. От «материнской» церкви при этом отделяется небольшая группа, как правило, проживающая в этом новом районе, и священник-миссионер, первое время не получающий от церкви содержания и добывающий его себе мирским трудом. По мере роста прихода, однако, он, как правило, переходит на частичное и, в дальнейшем, на полное обеспечение общины, а подчас так и не оставляет своего профессионального поприща, если чувствует к нему призвание, и миряне берут на себя большую часть церковного труда, прямо и непременно не требующего участия. Пожертвования в таком случае направляются, например, на строительство церковного здания, благотворительные, духовно-просветительские или миссионерские проекты и т.д.
Не следует, конечно, полагать, что все без исключения церкви и приходы Америки оказываются в равной мере готовы к этому вызову времени и откликаются на него с необходимой открытостью и ожидаемым рвением. Одни, например, настолько дорожат уже достигнутым ими в деле сохранения своей веры в новых и подчас материально тяжких и духовно чуждых условиях, что и во втором, и в третьем поколении своего иммигрантства по-прежнему высшей ценностью полагают сбережение вывезенного ими из своих стран богатства традиции и обрядовости. Однако следующие поколения – дети детей иммигрантов – при всём уважении к тем трудностям, которые пришлось испытать их отцам и дедам, уже не дают себе труда сохранения национального языка и, если уже во втором поколении богослужение не начинает переходить на общепонятный английский и принимать черты, характерные для американской церкви (в качестве примера назовём такую, как строго определённое время начала и заранее обозначенную продолжительность службы), начинают воспринимать её всё более в качестве скорее некоего подобия «национального клуба». Приход постепенно «стареет», сокращается и, бывает, вовсе перестаёт существовать по мере того, как внуки иммигрантов, в лучшем случае, переходят в англоязычные храмы (зачастую, неправославные), где внятность богослужения позволяет им участвовать в нём с большей полнотой и искренностью, или вовсе уходят из церкви. Новые люди из числа американцев, понятно, также не задерживаются в таких приходах, и после одного-двух посещений начинают ощущать себя не только чужими, но и чуждыми витающему в них духу. Начитавшись св. Отцов, а также таких более современных авторов, как Т. Уэр, А. Шмеманн и И. Мейнедорф, и ожидая обрести в православии долгожданное «возвращение домой», они подчас наталкиваются на искусственно поддерживаемые и культивируемые языковые и другие культурные барьеры, перенаправляющие их стопы в те приходы, где миссия церкви в мире ставится выше ласкания слуха, ублажения взора и сохранения status quo.
Другой известной бедой и преградой естественного роста «миссионерского» прихода, принимающего казалось бы вполне понятное решение о приобретении более вместительного здания (например, одной из опустевших в силу вышеупомянутых причин «национальных» церквей), может явится излишний административный контроль со стороны епархиального руководства, решающего, что «мы не можем себе позволить ещё одной церкви в городе» (автор слышал собственными ушами) и не дающего благословения на переход общины в новое здание. Печально сказываются на жизни и росте прихода также попытки епископа, проживающего подчас за два штата от опекаемого им прихода, перераспределить членов общины между имеющимися в городе церквями, т.е. его властное вмешательство в живую ткань сложившихся в приходах отношений и динамику их служения, в том числе миссионерского. Были прецеденты, когда от такой «опёки» русские приходы считали за благо перейти в американскую или даже болгарскую церкви, как правило, не возлагающие на свои церкви бремён неудобоносимых и предоставляющие им заметно большую свободу в пределах канонического права и порядка. Это, естественно, не рассматривается в качестве идеального решения, но оказывается вынужденно-необходимой мерой, к которой прибегают некоторые приходы ради сохранения живого духа общины, её дальнейшего роста и способности к приёму новых членов.
Другими словами, живейшее участие прихода в миссии не просто требуется, но почти подразумевается, ибо сама церковь осознаётся прихожанами как нечто им всецело принадлежащее и из них, собственно, состоящее. Церковь это – мы, миряне и священство, а следовательно, и миссия – внутренняя и внешняя – является нашим общим и важнейшим делом.