Таинства в литургическом опыте Русской православной церкви в Синодальный период

В недавно принятом документе «Об участии верных в Евхаристии» евхаристия названа главным таинством Церкви¹. Такое отношение к таинству евхаристии характерно для богословия XX века, когда она стала мыслиться не индивидуалистически, а экклезиально, не одним из таинств в Церкви, а «источником, средоточием и целью всех таинств» [Фельми, 268].

Можно ли говорить о выделении какого-то таинства в качестве центрального в Синодальный период? В частности, выделяется ли таинство евхаристии?

В классическом школьном богословии Синодального периода насчитывается семь  таинств – крещение, миропомазание, евхаристия, покаяние, священство, брак, елеопомазание. Профессор К. Х. Фельми (ныне дьякон Василий) отмечает, что для школьного богословия не характерно выделение какого-либо центрального таинства [Фельми, 268]. Прот. Александр Шмеман также указывает на это обстоятельство и отмечает, что в школьном богословии игнорируется «экклезиологический смысл Евхаристии» [Шмеман, 6]. Такая точка зрения подтверждается структурой некоторых книг XVIII–XIX вв., содержащих изъяснения православного богослужения. Описание литургии в них обычно идет в череде описания служб суточного круга, а, например, «последование святаго крещения и миропомазания» располагается наряду с другими многочисленными молитвами и последованиями, содержащимися в требнике².

С другой стороны, еще в 1804 г. известный русский литургист И. И. Дмитревский в своем исследовании «Историческое, догматическое, и таинственное изъяснение Божественной литургии» прямо указывает на преимущественное значение таинства Евхаристии перед всеми другими таинствам. Он пишет: «Между различными благодеяниями, которыми Спаситель мира, во время пребывания своего на земле, облагодетельствовал человеческий род, святейшее таинство Евхаристии, Им установленное (т. е. Божественная литургия), преимущественно занимает первое место» [Дмитревский, 45].

В данном сообщении мы попытаемся разобраться, в чем причина такого противоречия в оценках? Представляется, что объяснение этому заключается в неоднородности богослужебного опыта и богословской мысли разных слоев Русской православной церкви Синодального периода.

Значение таинства евхаристии в жизни простого народа

Синодальный период характеризуется сильным слиянием жизни церкви и государства. Постановления церковной дисциплины являются государственными законами. Согласно указу Св. Синода от 22 февраля 1722 г. предписывается ежегодно быть на исповеди и причастии, а за исполнением этого постановления должны были «неослабно» наблюдать архиереи, приходские священники, а также военное и гражданское начальство [Указатель постановлений Св. Синода, 114]. Для большого числа прихожан исполнение этого обязательства было формальным действием, а зачастую пренебрегалось вовсе. В указе Св. Синода от 24 сентября 1858 г. говорится о необходимости побуждать к исполнению христианского долга исповеди и причастия крестьян, «нерачительных в сем отношении». А в конце года в каждом приходе должен был составлен частный реестр, в котором записывались все отсутствующие на исповеди и причастии с указанием причин. Увещать нарушителей предписывалось сначала приходскому священнику. Если кто не был на исповеди и причастии два года подряд, об этом докладывалось епархиальному начальству. Если после увещания архиерея человек «не придет в раскаяние и не исполнит долга христианского, о том сообщается гражданскому начальству, на его рассмотрение» [Указатель постановлений Св. Синода, 115–116].

Подобная безрадостная картина наблюдалась на протяжении всего Синодального периода в разных частях Российского государства. В качестве примера приведем описание современником положения православия в Сухумской епархии конца XIX – начала XX века, по свидетельству которого русские интеллигенты не ходили в храм вообще, мужчины-рабочие в большинстве своем по выходным пьянствовали, а в храм ходили в основном девушки и женщины из рабочей среды, которые «добросовестно, по мере разумения» исполняли «свои обязанности христиан». [Неравнодушный, 169]³.

Таинство евхаристии в литургической науке Синодального периода

В то же время уже в Синодальный период можно встретить то, что обычно считается характерным для литургического возрождения XX в.

Приведенное выше высказывание И. И. Дмитревского показывает, что литургическая наука XIX в. намного обогнала существующую практику церковной жизни. Уже в сочинении к. XVIII в. митр. Гавриила (Петрова) «О служениях и чиноположениях» (1792 г.) есть постоянные отсылки к норме жизни древней церкви, по которой в евхаристической молитве могли принимать участие только причастники [О служениях и чиноположениях, 42], после чтения Апостола и Евангелия произносилась проповедь, дабы «не только верные, но и оглашенные и кающиеся получили наставление» [Там же, 58], а после ектеньи об оглашаемых все, не принимающие участие, должны были «исходить» [Там же, 59]. Вспоминается о древнем обычае всеобщего целования мира [Там же, 65].

В «Новой скрижали» архиеп. Вениамина (Румовского-Краснопевкова) (1-е изд. 1803 г.) также отмечается существование в древности всеобщего целования мира. В этой же книге есть указание на то, что перед литургией верных оглашаемые и кающиеся должны покинуть собрание [Новая Скрижаль, ч. 2, 114].

В известных лекциях по литургике А. П. Голубцова отмечается, что «первенствующие христиане, участвуя при богослужении, причащались все без исключения» [Голубцов, 177].

Описывая церковную проповедь А. П. Голубцов отмечает, что «ныне положение этой части в составе литургии и других служб далеко не соответствует тому положению, какое занимала она прежде» [Голубцов, 257]. Причем церковная проповедь была не мимолетным явлением харизматического апостольского века, а «органически слившаяся со всем строем древней литургии и вообще богослужения, в продолжении 4-5 веков занимала в нем почетное место» [Голубцов, 257]. Разбирая свидетельства христианских авторов II–III века А. П. Голубцов отмечает, что проповедь произносилась после чтения Писаний и носила «экзегетический характер». При этом в этот период уже ограничивается не только свободная форма проповеди апостольского века, но и возможность произносить проповедь различным членам собрания. Постепенно «проповедничество входит в круг служебных обязанностей членов иерархии», хотя «право учительства церкви отходило от народа мало-по-малу и, как воспоминание о первоначальной свободе слова учительного, оно осталось и долго спустя за мирянами в сфере катехизации» [Голубцов, 262].

И. И. Дмитревский также отмечает, что в древней церкви проповедь звучала сразу по окончании чтения Апостола и Евангелия, «еще в присутствии оглашенных во храме, преимущественно для наставления их в вере» [Дмитревский, 237].

Значение таинства евхаристии в среде ученого монашества и приходского духовенства

Не только в академической среде, но и среди ученого монашества можно встретить особенное отношение к таинству евхаристии.

В катехизисе митр. Филарета (Дроздова) говорится, что таинство причащения «составляет главную и существенную часть христианского богослужения» [Катехизис. О причащении].

О необходимости причащаться более часто, чем это предписывает Указ Св. Синода, говорит и преп. Феофан Затворник. «Много вас теребят по поводу частого причащения, – сочувствует Феофан Затворник в своей переписке собеседнику, – Не смущайтесь. Присмотрятся, перестанут. И всем следовало бы так делать, но не вошло это у нас в обычай. На востоке христиане часто причащаются, не в одни великие посты, но и кроме их. Первоначально же в Церкви Христовой за всякой литургией все причащались» [Феофан Затворник, 491]⁴.

Преподобный Амвросий Оптинский писал своему духовному чаду: «только не отрекайся почаще приобщаться Святых Таин Христовых – в этом великая помощь и милость Божия» [Амвросий Оптинский, 70]. Преп. Серафим Саровский также советовал причащаться «чем чаще, тем лучше» [Цит. по: Серафим Саровский, 153].

Известно, что Иоанн Кронштадский служил литургию и причащался каждый день: «Господь, с Которым я ежедневно соединяюсь через Святое Причащение, подкрепляет меня. Иначе где бы мог почерпнуть силы для таких постоянных усиленных трудов, которыми стараюсь служить во славу Его Имени» [Цит. по: Сурский, т. 1.гл. 44]. К частому причащению он призывал и свою паству: «Дорогие мои, любите Божественную Литургию, считайте для себя потерянным тот день своей жизни, в который не удалось быть за Литургией, особенно в праздник» [«О Божественной Литургии»]. По его мнению, литургия есть «ось мира» и основание всей жизни, предотвращающее грешный мир от погибели и разрушения [Там же]⁵.

Выводы

Итак, можно сделать вывод о том, что таинство евхаристии в Синодальный период, с одной стороны, не стояло в центре жизни подавляющего количества мирян, как из простого народа, так из интеллигенции⁶. Однако именно это таинство стало выделяться как основное в среде ученых духовных академий и ученого монашества, а также среди отдельных представителей приходского духовенства. Уже в Синодальный период в отдельных случаях можно встретить то, что обычно считается характерным для литургического возрождения XX в. – призывы к более частому причастию, указание на значение проповеди и др., и это, безусловно, подготавливало почву для этого возрождения.

При этом важно помнить, что евхаристическая экклезиология XX века не просто выделяла таинство евхаристии среди других таинств, но осмысляла его как таинство собрания и выявление самой Церкви — единого Тела Христова. Как в Синодальный период, так и теперь перед церковным собранием стоит задача такого собирания, как во время литургии, так и во все время всей жизни народа Божьего (литургия после литургии).

Литература

1. Амвросий Оптинский = Собрания писем блаженной памяти Оптинского старца иеросхимонаха Амвросия к мирским особам. Сергиев Посад, 1908. Ч. 3.
2. Голубцов = Голубцов А. П. Из чтений по церковной археологии и литургике : Литургика. Сергиев Посад : Склад изд-я в книжном магазине М. С. Елова, 1918. 286 с.
3. Дмитревский = Дмитревский И. Историческое, догматическое и таинственное изъяснение Божественной литургии : Основано на Священном Писании, Правилах Вселенских и Поместных соборов, и на писании св. отцов церкви. Репринтное воспроизведение издания 1897 г. М. : Изд. отдел Московского Патриархата, 1993. 428 с.
4. Неравнодушный = Неравнодушный. В какой мере Сухум принадлежит Церкви // Сотрудник Закавказской миссии. 1912. № 11. С. 166–172.
5. Серафим Саровский = Преподобный Серафим Саровский : Стяжание Духа Святого / Сост. и примеч. А. Н. Стрижева; Отв. ред. О. А. Платонов. М. : Институт русской цивилизации, Родная страна, 2014. 480 с.
6. Сурский = Сурский К. И. Отец Иоанн Кронштадский : В 2 т. Т. 1. М. : Паломник, 1994. 590 с. Режим доступа: http://azbyka.ru/otechnik/?Ioann_Kronshtadtskij/otets-ioann-kronshtadskij=1_2 (дата обращения: 25.05.2014).
7. Указатель постановлений св. Синода = Алфавитный указатель действующих и руководственных канонических постановлений, указов, определений и распоряжений Святейшаго правительствующаго синода (1721–1895 г. включительно) и гражданских законов, относящихся к Духовному ведомству православнаго исповедания. Харьков : Тип-я Дарре, 1986. XXX, [2], 368 с.
8. Флоренский = Флоренский Павел, свящ. Отец Алексей Мечев //Он же. Сочинения : В 4 т. Т. 2. М. : Мысль, 1996. С. 621–627. (Философское наследие; т. 124).
9. Фельми = Фельми К. Х. Введение в современное православное богословие. М. : Свято-Филаретовский православно-христианский институт, 2014. 352 с.
10. Феофан Затворник = Феофан, Затворник Вышенский, свт. Письма к разным лицам о разных предметах веры и жизни. М. : Лепта Книга, 2007. 800 с.
11. Шмеман Александр, протопр. Евхаристия : Таинство Царства. М. : Паломник, 2006. 310 с.