Память и памятование в святоотеческой литературе
В этих процессах смысловое пространство феноменов претерпевает изменения, актуализируются новые смыслы, расширяется содержание. Русское православное подвижничество как монашеское, так и в миру, своеобразно, в соответствии с традицией подвижнической, осмысляет актуальные феномены, в частности феномен памяти, что в свою очередь воспринимается и претерпевает творческое развитие как в религиозном, так и в профанном.
Предметом данного исследования является юродство, один из самых парадоксальных видов православного подвижничества, подвиг мнимого безумия Христа ради. Гипотеза исследования предполагает, что основные паттерны и культурные механизмы феномена юродства сохраняют свою действенность в социальном повседневном и способствуют отвращению от греха. Памятование становится основным культурным механизмом феномена юродства, обеспечивающим в коммуникации с подвижником активацию памяти и включение механизма юродского влияния.
Традиция осмысления феномена памяти берет свое начало в античности, понятие «искусство запоминания» - «ars memorial» создано греческим поэтом Симонидом в VI веке, продолжено в трудах Платона и Аристотеля. Сегодня мы определяем память как принцип и способ связности и единства сознания, рефлексивную структуру, способность сознания задерживать первично воспринятые содержания. Основное действие памяти- это воспроизведение в узнавании, воспоминании, припоминании. Психо-физиологический механизм памяти создает условия для кодирования, сохранения и использования информации, опыта и впечатлений о событиях и реакциях и вводит информацию в сферу сознания и в сферу поведения. Ян Ассман в труде «Культурная память» пишет о том, что в памяти прошлое сворачивается в символические фигуры, к которым прикрепляются воспоминания. Культурному воспоминанию присуще сакральное. Фигуры воспоминания имеют религиозный смысл.
Задача данного исследования- изучение памятования как механизма культурного функционирования религиозного феномена- феномена юродства. Для этого необходимо обратиться к истокам, к определению феномена памяти и памятования в святоотеческой литературе. Архимандрит Софроний (Сахаров) в книге «Основы православного подвижничества» пишет, что пребывание в памяти Божьей способствует становлению аскезы, как культурного подвига, нестяжанию и послушанию, прекрасным выявлениям нашей любви к Богу, целомудрию и преодолению страстей. Но памятование не придет, доколе не придет всеутверждающее действие Божественной Благодати. В силу этого памятование сводится к исканию слияния нашей воли с волею и жизнью самого Бога.
Это определение мы берем за основу: память как установка подвижническая или трезвения, и действие в памятовании Благодати Божьей. Архимандрит Софроний выделяет в памятовании такие виды памяти: как память смертная, память о грехах, памятование о Боге.
Важнейшим в определении структуры и функциональности памяти становится темпорологический аспект. Время подвига- вертикальная составляющая времени, исполненное время, оно имеет направление, ориентированное к Спасению. Память, направленная в прошлое к конечности бытия тварного, обретает иные темпоральные характеристики, в подвиге обращается к Надежде, будущему и жизни вечной.
Святоотеческая традиция обращает исследователя к трудам Исихия и Филофея Синайских, принадлежащих к VII и X векам соответственно, отличающихся строгой выверенностью в опыте и позволяющих проследить эволюцию отношения к феномену памяти и памятования. В труде Исихия Синайского «О трезвении и святости», представленном во II томе «Добротолюбия» памятование занимает место в ряду четырех способов трезвения: наблюдения за мечтанием (прилогом), молчания и молитвы, призыва Христа и памятования. При этом автор, говоря о памятовании, выделяет следующие действия ума: в памяти о грехах это воспоминание согрешений словом, делом и помышлением в молитве и покаянии; мысленно пересматриваемое, но не воображаемое. Избегание воображения -одна из основных установок борьбы со страстями и предпосылка выхода подвижника к трезвению становится особенностью памяти. Наблюдение мысленное и во внимании- свойства иного энергийного состояния, в котором раскрываются онтологические свойства памяти как формы бытийствования. Подвижник (в частности юродивый) становится способен в коммуникации активизировать память о грехах, создать пространство с измененными энергийными характеристиками, в котором возможна Встреча как со-бытие и со-причастность (а значит, создаются условия для глубинных личностных изменений субъектов коммуникации). Также автор предостерегает от греховных воспоминаний «…ибо ум наш есть нечто легкое (подвижное), и трудно удержать его от худых мысленных мечтаний». Наблюдая за анализом памятования в труде Исихия Синайского, мы можем отметить роль покаяния в практике памяти о грехах. Покаяние является условием воспоминания согрешений и отвержения греховных воспоминаний, процессом, обеспечивающим устойчивость положительной функции памяти о грехах и противостояния отрицательным страстным воспоминаниям. Покаяние юродивого всеобъемлюще, оно проводит подвижника к подвигу, ведет дорогой испытаний и обеспечивает эффективность коммуникации. Темпорология памяти – это темпорология покаяния- погружение в память о прошлом, направление к будущему и надежде. Автор, упоминая памятование как способ трезвения, подчеркивает его внеэмоциональность, бесстрастность, онтологические свойства, пред-ставляя память как путь от внешнего к внутреннему, преодоление оппозиции между суетными воспоминаниями как грехом и покаянным воспоминанием согрешений. Труд преподобного Исихия хранит важнейшие психологические наблюдения: так взаимодействие внимания, бдительности и различения становится основой памятования.
Неотъемлемым условием памятования о Боге автор утверждает сердечное внимание и пагубность забвения. Забвение- это не просто отсутствие памяти, но отсутствие умного внимания сердца. Определяя функцию умного внимания сердца в памяти о Боге, автор в дальнейшем расширяет трактовку и определяет внимание сердца как общее условие памятования. Память как этап трезвения зависит от чистоты сердца- сердечного безмолвия- стражи у дверей сердца, и тогда память способствует управлению движениями троечастной души ( мыслительной, раздражитель-ной и желательной) и каждодневному взращиванию четырех главных добродетелей: мудрости, мужества, воздержания и справедливости. Память становится условием узнавания «…когда надлежит острым и напряженным взором ума смотреть внутрь, чтобы узнавать входящих»,- пишет Исихий Синайский. Узнавание в памяти - прием онтологического свойства. Встреча – неотъемлемое условие узнавания. Мы узнаем друг в друге ментально родственного. Архимандрит Иоанн Мануссакис, профессор колледжа Святого Креста в выступлении, посвященном технологии православного свидетельства, говорил: «Когда мы ждем Встречу, нам посылаются обстоятельства – это узнавание. Встреча раскрывается в узнавании. Бог узнает подвижника, провидит силу духа человека, указывает на степень подвига. Так подвижник вступает в подлинные отношения с Богом и передает нам свидетельство, суть которого есть разговор об узнавании». Стратегии узнавания различны, но все они имеют единый характер в системе подвижничества- покаянный. Жизнь подвижника становится свидетельством о Христе, память о Христе – одной из характеристик памяти как подвижнической установки. «Imitatio Cristi» основной топос юродивых, подобие Христу цель сверхдолжных подвигов юродства. По словам преподобного Исихия, непрестанное памятование о Христе лукавые помыслы рассеивает как дым, и тогда возникает в уме нашем некое божественное состояние и ум сам уже ищет супостатов, чтобы поразить и разогнать. Так возникает в размышлениях о памяти эсхатологическая топика, топосы покаяния и борьбы с бесовскими силами, которые ярко представлены в агиографических текстах юродских житий.
Память смертная становится предметом осмысления в труде Филофея Синайского «Сорок глав о трезвении», созданном в X веке. Исследования показывают, что в смысловом пространстве памяти смертной хранится информация о способах личностного определения по отношению к смерти, формирования бытийной ответственности и преодоления релятивизма, способах влияния на культурный код. Анализ житийных текстов, основных источников материала о юродстве, позволяет определить ведущий мотив в структуре подвига юродивого- это мотив смерти. Содержание понятия смерти в подвиге юродства претерпевает наполнение энергией и семантически расширяется. В пространстве от мирской жертвенности как поведенческой характеристики до искупления крестной жертвой Христа разворачивается процесс преобразования памяти о смерти в стратегию памяти смертной.
Преподобный Филофей определяет память о смерти как исходный в рассуждениях, памятование о смерти как процесс умного делания, память смертную как результат подвижнических трудов и форму Благодати. В памятовании о смерти человек «… подлинно считает себя землей и пеплом, всех скуднее и нищетнее», пишет автор. Обретение нищеты духа и смирения- вот цель подвигов юрода. Но атмосфера подвижничества не только в кротости, молчании и нищете, но и в скрытой силе, творческой, обжигающей новизне, трансформирующей эти традиционные понятия. Так нищета становится неотмирностью, идеей гонимой истины, приобретает онтологические свойства Другого. Юродивый — представитель вечно гонимый, он вне мира и мирского. Нищета для юродивого способ быть, обрести духовные координаты. Один из модусов инаковости смирение, проявление которого нищета. Смирение вне интенционально, не доступно манипуляции. Нищета и смирение становятся выразителями сиротства, положительные смыслы которого раскрываются в антропологическом христоцентричном перевороте. В уничижении и истощании сиротства юродивого открывается путь к Богу, к воскрешающей Встрече.
В своем труде преподобный Филофей определяет наличие Благодати Божей как условия памяти о смерти и самого памятования, указывает на соединение в Благодати памяти и Надежды, говорит о том, что память открывает дорогу покаянию. Автор простраивает порядок каждодневного труда трезвения и определяет место памяти для ведущих мысленную брань:
«Так с утра должно мужественно и неотступно стоять у двери сердца с крепкою памятью о Боге. После еды должно томить себя памятованием и размышлением о смерти. Привлекая Божественную Благодать безмолвием ума, искать утешение духовное в памяти о грехах».
Впервые в тексте появляется и упоминание юродивых, в размышлениях о злой памяти. Призывая прощать и не помнить зла, Филофей Синайский начинает разговор о злопамятстве. Точное значение понятий меняется во времени, и трансформируется в культурном пространстве. Не помнить зла- не хранить зла в своей душе на действия и поступки другого, прощать – расставаться со злой памятью в своей душе. «Ибо сказал некто из святых: «злопамятствуя, злопамятствуй на бесов», – пишет преп. Филофей. Автор наблюдает: «Когда же таким образом лукавый доведет человека до того, что он изрыгать начнет в словах то, что прежде скрытно хранилось злопамятством, тогда этот пленник не рака только или юрод наговорит самых досадительных слов брату своему.» В невидимой брани и борьбе с бесовскими силами происходит осознание злопамятства. В дальнейшем осмысление функции юродивого как обличающей и уличающей связано с памятованием, в контакте с юродом происходит активация памяти о грехах.
Память смертная как форма Благодати Божьей дает опыт смертных переживаний наивысшего напряжения и открывает их иное измерение в надежде на будущую жизнь в вечности. Преподобный Филофей впервые говорит об отношении памяти к внешнему и внутреннему в человеке и определяет особую силу памяти в контексте духовного борения и испытаний невидимой брани, выражающейся в борьбе с бесовскими силами, преодоления греха и смерти.
Таким образом текст Филофея Синайского является результатом дальнейшего опытного изучения памяти в традиции подвижничества. Усложняется как видовое определение памяти, так и описание механизма памятования. Описывается связь памятования и искупления, памятования и Евхаристии. Юродствующий подвижник в коммуникации открывает профанному человеку пространство евхаристии, становящееся в социальном мире пространством кодификации и обретения идентичности. Происходит запоминание и начинает действовать культурный механизм памятования. В памятовании совершается приобщение к Евхаристии, переживается опыт жертвы, когда смерть для мира становится жертвой смирения. В процессе запоминания происходит связь с архетипической памятью, формируются культурные коды. Душа человеческая живет памятью о жизни вечной, хранит знание о посмертном, которое становится содержанием кода. Память о смерти, претворенная в христианских смыслах в память смертную, позволяет обрести надежду, культурный код выстраивает смысловую парадигму от смерти к жизни, к выживанию.В памяти смертной происходит приобщение к Воскресению Христову, возрождение жизни во Христе. Идея искупления приобретает таким образом запоминающийся образ, делается «фигурой воспоминания». Распятие и Воскресение становятся исходными пунктами воссоздаваемой памяти о Христе. Память не только воссоздает прошлое, она также организует переживание настоящего и будущего, так что принцип памяти и надежды становятся взаимообусловлены.
Изучение памяти и памятования в святоотеческой литературе позволяет определить пути изучения феномена памяти в русском религиозном подвижничестве, в частности в юродстве. Тексты преподобных Исихия и Филофея Синайских хранят бесценные наблюдения, говорят о пристальной, глубокой интроспекции, самопревосхождении в подвиге, постоянно соотносящихся с памятью, определяющих темпорологию памятования. В современных условиях увеличения форм репрезентации прошлого исследования памяти в трудах святых отцов позволяют установить источники и базовые концепции, а также проследить эволюцию аскетической мысли в определении феномена памяти.