Феномен «имяславия»
в творчестве П.А. Флоренского
в творчестве П.А. Флоренского
Каждый знаком с практической стороной жизни имён в русской и христианской православной традициях. Но много ли известно нам о происхождении, значении, истории личных имен?
Активизация религиозного сознания в Российской Федерации, теоретическое и духовное обращение к исихазму и исследовании феномена «исихии», определяет актуальность статьи.
Теология происхождения «Имя — личное название человека, даваемое при рождении, часто вообще личное название живого существа» (Сергей Иванович Ожегов).
«Имеславие (Имяславие) — направление в русском православном богословии ХХ в. Началом его послужила книга схимонаха Иллариона «На горах Кавказа. Беседа двух старцев подвижников о внутреннем единении с Господом через молитву Иисусу Христу, или Духовная деятельность современных пустынников», представляющая собой описание мистического опыта, особого состояния верующего во время, так называемой Иисусовой молитвы, для которой характерно многократное упоминание Иисуса Христа. Восходя к святоотеческой традиции — к исихии, «умной молитве», она рассматривалась как живая, внутренняя беседа с Богом, как бы предполагающая его соприсутствие. Именно о таком присутствии и говорит Илларион: «В Имени Божьем присутствует сам Бог — всем Своим существом и всеми своими бесконечными свойствами».
Предъявляя одно имя окружающим, человек скрывает другое. В неформальной ситуации можно предъявить другое имя.
В своей работе я буду опираться на работу Павла Александровича Флоренского «Имеславие, как философская предпосылка». Уже в самом начале, отец Павел говорит о слове, как о человеческой энергии и открывает перед читателем задачу имяславия, называя его интеллектуальным творчеством: «… — расчленение высказать исконное ощущение человечества, без которого человек не есть человек, — и, следовательно, вскрыть онтологические, гносеологические и психофизиологические предпосылки этого всечеловеческого ощущения и самоощущения».
Позиция имяславия выражается формулой: «Имя Божие есть сам Бог». Более расчленено оно должно говориться так: «Имя Божие есть Бог и именно Сам Бог, но Бог не есть ни имя Его, ни Самое Имя Его».
Отец Павел Флоренский объясняет, что подлежащим в первой части является Имя Божие, а во второй — Бог. .«Сказуемыми же при них стоят: Бог — в первом случает, и Имя — во втором, и сказуемые эти поставлены двояко, один раз — без члена, а другой раз с членом. Это соответствует, во-первых, подведению (или неподведению, запрету подводить) подлежащего под понятие сказуемого, а во-вторых, — установке онтологического тождества реальности, принадлежащей сказуемому, с реальностью подлежащего, — подведение сказуемого под подлежащее». Таким образом, формула утверждает, «…что Имя Божие, как реальность, раскрывающая и являющая Божественное Существо, больше самой себя и божественно, мало того — есть Сам Бог, — Именем, в самом деле, не призрачно, не обманчиво являемый; но Он, хотя и являемый, не утрачивает в своем явлении Своей реальности, — хотя и познаваемый, не исчерпывается познанием о Нем, — не есть имя, то есть природа Его не природа имени, хотя бы даже какого-либо имени, и Его собственного, Его открывающего Имени». Здесь же Павел Флоренский утверждает, что прочность этой формулы на коренном убеждении человечества, что явления являют являемое и потому по справедливости могут именоваться именем последнего, то есть имя являемого.
Об это очень понятно говорит в «Воззрения о. Павла Флоренского на имяславие в 20-е годы ХХ столетия» Протоиерей Дмитрий Сазонов: «Формулой утверждается, что Имя Божие, как реальность, раскрывающая и являющая Божественное существо, большей самой себя. Сам Бог, Именем, в самом деле, не призрачно являемый, хотя и познаваемый, не исчерпывается познанием о Нем. Утверждение, что Бог — не есть имя Его, показывается то, Божественная Сущность, природа Бога, не может быть познаваемой. Прочность этой формулы держится на убеждении, человечества, что явления являют являемое и потому могут именоваться именем последнего.
Отец Павел подготовил материал, следуя которому, в будущем, насколько это возможно, следующие поколения могли поднять проблему имяславия для вдумчивого богословского осмысления. Благодаря работе московского кружка в 20-е годы были разработаны формулировки, которые могли бы удовлетворили имяславцев и могли быть приняты Поместным Собором».
Во-первых, — «тем, которые принимают воссиявший от Господа свет при Божественном Его Преображении то за образ и тварь и призраки, то за самое существо Божие (т. е. или признают Фаворский свет не имеющим никакого внутреннего отношения к являемой сущности, или самую сущность низводят до процесса явления и тем опять-таки делают последнее не онтологическим) и которые не исповедуют, что Божественный тот свет не есть ни существо Божие, ни тварь, но несозданная и фисическая (т. е. от природы, естества (; происходящая) и осияние и энергия, всегда происходящая из самого существа Божия».
Во-вторых, — «тем, кто принимает, что Бог не имеет фисической энергии (т. е. энергии, свойственной Его природе), а — одно только существо (сущность) и что нет различия между существом Божиим и энергией; кто не хочет думать, что как соединение Божественного существа и энергии неслиянно, так и различие неизменно».
В-третьих, — «тем, кто принимает, что всякая фисическая сила и энергия Божества есть тварь».
В-четвертых, — «тем, которые говорят, что если допустить различие в существе и энергии Божества, то это значит — мыслить Бога существом сложным».
В-пятых, — «тем, кто думает, что одному только существу Божию свойственно имя Божества и Бога (сравни пятую книгу Григория Паламы против Акиндина), а не энергии».
И, наконец, — «тем, кто принимает, что существо Божие может быть приобщаемо (т. е. людям, вообще твари, — всему, что не есть Сам Бог), и кто не хочет допустить, что приобщение свойственно благодати и энергии».
«Установка церковным сознанием этих основных положений — по сути дела сводится к необходимости различать в Боге две стороны, внутреннюю, или существо Его, и обращенную вовне, или энергию, причем, хотя и неслиянные, они неразделимы между собой; в силу этой нераздельности, общаясь с энергией Божией, человек и всякая тварь тем самым соотносится и с самым существом Его, хотя не непосредственно, а потому имеет право именовать эту энергию именем Действующего, — Богом.»
Отец Павел в своём анализе имяславия определяет его языковые установки как магический подход к слову, магическое восприятие слова, и данный вывод достаточно основателен (спорные элементы анализа о. Павла в другом, в попытке отождествить этот подход с Православием).
Что — имя? …… только звук.
Так не думали древние: имя для них было познанной и познаваемой сутью вещи, идеей. Функция имени есть связность. Имя размыкает беспорядок сознания и смыкает порядок его. Оно и реально, и идеально. имя не есть звук, а есть слово, т. е, слово = разум, звук = смысл, то и другое в их слиянности.
До сих пор содержание и объем слова имя определялось посредством его корня, и следовательно, имя рассматривалось как одно из мертвых слов. Но необходимо вслушаться в него как в живое слово, стоящее в связном ряду — в контекстное раскрытие корневого содержания. Выяснить, какими гранями поворачивалось имя в живой речи, необходимо, если мы хотим опереться на народное сознание.
В древнецерковнославянском и в русском языках имя означает:
Нарицательное или собственное название человека и вообще всякого предмета, nomen вещи или лица. В ряде древних памятников, начиная с XI века, встречается такое словоупотребление, примеры чему собраны у Срезневского.
Слава, известность, широко распространяющаяся молва о ком-нибудь. Так: «приобресть имя» = прославиться; нажить, создать себе доброе (худое) имя = приобресть добрую (худую) славу, создать о себе хорошее (худое) мнение; «человек с именем» = имеющий вес, значение, положение в обществе или по службе. Отсюда именитый, т.е. с «именем», имеющий имя = знаменитый, как этимологически, так и по значению, также славный, отличный.
Вообще слово.
Имя существительное.
Наконец, имя означает лицо или вещь, которая носит данное название: имя отождествляется с носителем его. Например, «бесславить, позорить чужое имя», «сделать известным, прославить свое имя». Бесславится или прославляется лицо, но если вместо лица говорится об имени, то это значит, последнее понимается как эссенция самого носителя, самый важный элемент в нем.
В самом конце Павел Флоренский затрагивает тему мировоззрения и миропонимания православных христиан «Сейчас в нашей жизни есть православное мировоззрение и есть ряды других мировоззрений, которые содержат в себе неправославные идеи или даже только известные предпосылки, в результате развития которых бессознательно придешь к неправославию. По внешности они почти ничем не отличаются от православия, т.к. формулируют свои положения почти так же, как и православие, и потому различие между ними и православием заключается не в той или иной формуле, а в общем направлении мысли.
Формулируя свое мировоззрение вполне православно, мы на самом деле постепенно и потому незаметно для себя отступили от строя церковной жизни и сейчас находимся на том же пути, как и протестантство. Вот пример: вместо восковой свечи, имеющей столь глубокий смысл, в наших церквах — жестяные трубы, в них что-то налито, не елей, а так, какая-то смесь; вместо естественного и символического света — безжизненный свет электрический; вино у нас не виноградное, как будто бы это все равно; устав не соблюдается; богослужебные формулы изменяются, подвергаясь молекулярной переработке: сначала замена единых славянских слов русскими, потом целых выражений и, наконец, целиком русская речь. А раз наша служба перестанет соответствовать церковному чину и уставу, то очевидно, что происходит незаметно некоторая фальсификация богослужения». Почему же это происходит? В основе этого явления лежит отсутствие страха Божия. Страх Божий — это такое чувство, что мы постоянно находимся лицом к лицу с Высшим Существом, это постоянное ощущение всеми своими чувствами, всем организмом, всем существом, что пред нами такой слой бытия, к которому не применимы наши обычные меры. Отсутствие этого чувства и влечет перемены в богослужении. Ведь не станем же мы хозяйничать в чужой квартире, передвигать в ней мебель, изменять состав библиотеки и т.д., а в церкви мы изменяем порядки, не зная таинственных причин, определяющих их существование, словом, чувствуем себя так, как будто мы не в Доме Божием, а в чисто человеческом учреждении.
Причина всего этого — отсутствие онтологичности в нашем мировоззрении, мы ничего не продумываем до конца и постоянно забываем, что именно в явлении есть подлинное и что второстепенное, забываем, что наша реальность есть только подражание другой, высшей ее реальности, и что ценна они не сама по себе, а как носительница этой высшей, реальности, забываем, что богослужение — не представление на сцене, а выявление в нашей сфере иного слоя бытия.
Такое мировоззрение и миропонимание бывает выражено, правда, ясно очень редко, но тем труднее с ним бороться, и тем хуже оно и опаснее. Это — как тлеющий уголёк: дымит, не дает закрыть печку, а где он, какой уголек чадит — неизвестно. Это мировоззрение можно охарактеризовать как нерелигиозное, как позитивизм.
«Психологическое впечатление от Имени Божия выражено как впечатление тяжести. Это как падающий на голову слиток золота. В Ветхом Завете понятие Имени Божия почти тождественно с понятием Славы Божией. Между ними происходят почти постоянно переклики. Мы склонны думать, что Слава Божия — это совокупность похвал человеческих или ангельских, вообще тварных, то есть нечто непостоянное, зыбучее. На самом же деле это — сущее, реальное, даже страшное по своей реальности. Ее реальность лишь открывается людям, — Слава Божия, как облако, наполнила Святая Святых. Она — не текучие и зыблющиеся человеческие мнения и суждения, — ради Славы Божией создан весь мир и существует все бытие. Вообще в Священном Писании понятия Славы Божией и Имени Божия так сближаются, что, грубо говоря, они — одно и то же. Вот пример, показывающий онтологический характер Славы. Давид говорит Голиафу: «Ты идешь с оружием, а я во Имя Господа». В еврейском тексте видна идейная рифма, повторение и созвучие:
Ты выступаешь с мечом, я выступаю с Именем Божиим.
Митрополит Филарет сказал, что Именем Божиим совершаются таинства. Это значит, что Имя Божие совершает их, а мы являемся лишь посредствующей силой: например — желание священника служить, его горло, его и наше решение призвать Бога и т.д. и т.д. При молитве мы даем тело для проявления Имени Божия или Славы Божией, соизволяем — да будет по слову Твоему, но Имя Божие дается нам, а не создается нами. У нас же очень часто не понимают этого. Вот пример, когда искажается настоящее понимание Имени Божия, Ин. 14, 26: «Утешитель же… Его же послет Отец во Имя Мое»
Да и по непосредственному нашему чувству, когда мы говорим: «Господи, помилуй!», может ли быть какая преграда, среда, средостение или хотя бы даже тонкая пленка между словом «Господи» и Богом, и неужели мы остаемся только в своей субъективности?!
Но как бы мы ни рассуждали отвлеченно, какие бы теории ни создавали, практически мы непременно мыслим, что произнесение Имени Божия есть живое вхождение в Именуемого.
Литература
- П.А.Флоренский «Имеславие, как философская предпосылка».
- Протоиерей Дмитрий Сазонов, статья «Воззрения О. Павла Флоренского на имяславие в 20-е годы ХХ столетия.» 2012г. http://sazonow.ru/statyi/136-vozzreniya-pavla-florenskogo.html.
- С.С. Хоружий «Современные проблемы православного миросозерцани».