Вопрос о канонической принадлежности православных приходов Балтии в 1940-1945 годах

Особенно важна для нас еще полная спорами и острыми суждениями история трех балтийских республик, которые были «добровольно присоединены» к Советскому Союзу. Процесс инкорпорации Литвы, Латвии и Эстонии коснулся всех сфер внутренней жизни этих государств, и конечно не мог обойти стороной и Православную Церковь. Однако с приходом на территорию Балтии нацистов, ситуация вновь кардинально изменилась, еще более обострив зревшие десятилетиями противоречия. Попытаемся же рассмотреть ключевой вопрос в истории балтийского Православия в 1940-1945 годы — вопрос о каноническом статусе Православных Церквей региона.

Предваряя рассказ  о периоде Второй Мировой войны, следует кратко охарактеризовать положение Православных Церквей этих стран в период между двумя мировыми войнами. После обретения Латвией, Литвой и Эстонией независимости православное духовенство и верующие, которые зачастую в понимании большинства политического руководства Балтии и некоторых радикально настроенных политиков и общественных деятелей ассоциировались с периодом Российской Империи, поэтому их нередко считали опорой царского режима, иногда даже представлялись в образе угнетателей местных национальных культур и обычаев. Также Православную Церковь считали одним из столпов процесса русификации, который после 1917 года оценивался исключительно в мрачных тонах. Отголосками такого отношения стали два основных вектора отношения к православным: ограничения возможности отправлениями ими религиозных обрядов и сопряженная с этим политика передачи части храмовых зданий из ведения православных представителям других конфессий с одной стороны, и с другой стороны курс на создание Православных Церквей не зависящих от Москвы, и связанные с этим сложным и двусмысленным процессом реформы (языковые, календарные и проч.). При определенной схожести данного процесса в каждой стране он имел свою особую специфику. Так, ситуацию в Эстонии, нужно сравнивать прежде всего с ситуацией в Финляндии, ибо именно в этих двух странах сторонники независимости Православной Церкви от Русской Православной Церкви добились наибольших успехов. Получив из рук Святейшего Патриарха Тихона в мае 1920 года автономию, местные православные иерархи решили не останавливаться на достигнутом и 23 сентября 1922 года Собор Эстонской Апостольской Православной Церкви принял решение об обращении в Константинополь к Патриарху Мелетию IV (Метаксакису) с просьбой перехода под омофор Вселенского Патриархата. Большую роль в данном процессе сыграл глава Эстонской Церкви, человек незаурядных способностей и большой энергии владыка Александр (Паулус), которому было суждено  окормлять православных эстонцев на протяжении тридцатилетнего периода. Именно владыка Александр, возглавлявший Эстонскую Церковь с 1920 года, в июне 1923 года со специальной делегацией отправился в Турцию для переговоров с Константинопольским Патриархом. 7 июля Вселенский Патриархат выпустил специальный Томос, по которому Эстонской Церкви предоставлялась автономия в лоне Константинополя и теперь она разделялась на три епархии (никакого канонического согласия на данный шаг со стороны Московской Патриархии получено не было)¹. В августе 1926 года МВД Эстонии зарегистрировало Устав ЭАПЦ, а в 1934 году Церковь была официально зарегистрирована. Однако, несмотря на кажущееся благополучие, внутри церковной ограды все межвоенное время прошло под знаком острого противостояния между русскоязычной частью ЭАПЦ и сторонниками полной «эстонизации» православных приходов страны. Негласным лидером первой группировки стал выдающийся владыка епископ Печерский Иоанн (Булин). Воевавший ранее в Северо-Западной армии владыка, был горячим защитником прав русскоязычной части эстонского общества, а также мелких финно-угорских народностей, чем снискал  их любовь и уважение, выразившееся в его избрание депутатом Рийгикогу, где он продолжил активную борьбу за права оказавших ему доверие граждан. Также он был членом РСХД и не раз помогал этой организации в ее деятельности в Эстонии. Однако активная позиция не понравилась руководству ЭАПЦ, которое имело большую поддержку в кругах политического руководства Эстонии, особенно после прихода к власти Константинаса Пятса. В результате интриг и обострения внутреннего положения ЭАПЦ владыка Иоанн был отстранен от управления и на несколько лет покинул Эстонию (подробнее о судьбе выдающегося владыки Иоанна (Булина) можно прочесть в монографии Татьяны Зотовой-Печерской)².

Ситуацию в Латвии была во многом схожей, с той лишь разницей, что автокефалистские процессы докатились до страны гораздо позже. Во многом это обусловлено дальновидной и независимой позицией главы Латвийской Православной Церкви владыки Иоанна (Поммера), сумевшего удержать управление православными приходами Латвии вплоть до своей трагической гибели от рук неизвестных в октябре 1934 года. После этого в ЛПЦ начинаются процессы, во многом очень схожие с эстонскими, что в особенности видно после избрания главой Православной Церкви малоизвестного Августина (Петерсона) вместо популярного латвийского священника Иоанна Янсона, который не вызывал у гражданских властей доверия. 11 ноября 1935 года в Константинополь отправляется прощение к патриарху Фотию II (Маниатису) с просьбой дарования автономии по примеру ЭАПЦ. Показательно, что в рукоположении нового главы ЛПЦ участвует присланный из Константинополя Фиатирский митрополит Герман. Впоследствии, вплоть до 1940 года, процесс усиления автокефалистов среди православных приходов Латвии только усиливался.

По-иному дело с православными приходами обстояло в Литве. Во-первых, там не было большого национального противоречия в рядах Православной Церкви, ибо большинство православных были русскими, белорусами и украинцами, а среди традиционно исповедовавших Католичество литовцев, православных было ничтожно мало. Во-вторых, глава православных Литвы владыка Елевферий (Богоявленский) никогда не пытался проводить «антимосковскую  политику» и всегда был сторонником пребывания в лоне Русской Церкви. В-третьих, надо учесть и тот факт, что часть Литвы, а именно так называемый «Виленский край», с 1920 года был оккупирован поляками, которые проводили политику жестоких гонений на православных, выливавшуюся в том числе в закрытие храмов или передачу их католикам и униатам. Наконец, в-четвертых, если приход к власти в Латвии и Эстонии националистов в середине 1930-х означал ущемление прав русскоязычного населения, бывшего в большинстве своем православным, то закрепивший свою силу после 1926 года Союз Литовских Националистов (Таутинников) наоборот противостоял влиянию оппозиционно настроенной к ним Римско-Католической Церкви, странным образом оказывая помощь православным приходам. Особенно стоит отметить личность президента Литвы Антанаса Сметоны. Так, известно, что у него были дружеские отношения с бывшим генерал-лейтенантом Императорской армии отцом Иоанном Гандуриным, настоятелем Свято-Никольского прихода в Семелишкес. Президент приезжал туда на каждый храмовый праздник, подолгу наедине общаясь с настоятелем отцом Иоанном³. Также отметим, что некоторые приходы, к примеру Александро-Невский в Кибартай, были возвращены православным и спасены от закрытия только благодаря литовскому президенту. Определенные проблемы по вопросу канонического отношения православных приходов Литвы возникли сразу после обретения ею независимости, а затем в период 1940 года, после возвращения Вильнюса, о чем мы особо скажем ниже.

Итак, со всеми сложностями и противоречиями православные приходы стран Балтии подошли к тяжелому 1940 году, на который выпали изменения не только государственного устройства трех стран, по и положения Православных Церквей. К сожалению, и по сей день довольно сложно установить насколько процесс возвращения православных приходов Балтии под омофор Русской Православной Церкви был так или иначе сопряжен с «включением» трех государств в СССР, хотя, конечно, данный процесс не мог произойти без одобрения советских властей. Вполне возможно атеистические власти хотели воспользоваться одним из излюбленных своих методов — противостоять тем «расколам», которые в наибольшей степени или открыто выражают свое несогласие с политикой государства, используя при этом руководство Московской Патриархии, которое, идя на сотрудничество и подавляя то или иное сопротивление, дискредитировало само себя. В частности, в одном из обращений к ленинградской пастве, митрополит Сергий (Страгородский) просит членов церковной двадцатки ленинградского Никольского собора организовать сбор средств на отправку митрополита Николая (Ярушевича), назначенного Экзархом во вновь присоединенные территории Западной Украины и Западной Белоруссии: «Служа спасению вновь присоединившихся православных в перешедших в наш союз областях, наша Матерь церковь посылает в эти области своих представителей…. Мы содержим православный Экзархат в западных областях Украины и Белоруссии, в Прибалтике, управляющего с канцелярией в Бессарабии, выдаем пособия  … во  Львове, Черновцах, в дальнейшем же могут возникнуть подобные же учреждения и в других местностях»⁴. Такой документ важен прежде всего тем, что он прекрасно демонстрирует абсолютную беспомощность Московской Патриархии. Она была вынуждена посылать своих последних оставшихся в живых и на свободе пребывающих пастырей в те территории, где было открыто незримо большее количество храмов для того чтобы «увещевать расколы», при том что средств на это, без официальной помощи властей, можно было изыскать только путем сборов с тех  приходов, где раньше служили назначаемые епископы. Что касается Балтии, то туда был отправлен ученик владыки Сергия (Страгородского) молодой епископ Сергий (Воскресенский). Мы не будем сейчас подробно останавливаться на его биографии, отметим лишь, что не исключен тот факт, что он в довоенный период сотрудничал с советскими карательными органами, чему, правда, пока есть одно документальное подтверждение, появившееся в последней монографии отца Георгия Митрофанова, который цитирует доклад народного комиссара государственной безопасности Меркулова Сталину о том, что следует «через агентуру НКГБ СССР вынести решение Московской Патриархии о подчинении православных приходов Латвии, Эстонии и Литвы, для чего использовать заявления от местного рядового духовенства и верующих», а для управления ими назначить архиепископа Сергия (Воскресенского), который является агентом НКГБ, для чего воспользоваться прошениями духовенства и мирян⁵. Одной из первоочередных задач «московского назначенца» были переговоры с главами Православных Церквей Балтии, направленные прежде всего на сглаживание острых углов и подготовку местных приходов к воссоединению с Московской Патриархией. Тут следует ответить на пожалуй один из главных вопросов рассматриваемой нами проблемы: Насколько искренне верующие и клирики края хотели воссоединиться с Московской Патриархией? Или же в большинстве своем основную роль здесь играла политика советских властей и опасение репрессий? С одной стороны, часть видных представителей духовенства в этот период возвращается к служению, тем самым скрыто, а иногда и открыто поддерживает процесс воссоединения. К примеру, уже упоминавшийся нами ранее владыка Иоанн (Булин) в 1938 году вернулся в Эстонию, однако, будучи запрещенным в служении, проживал в Печерах у своих матери и брата. 12 сентября 1940 года этот выдающийся пастырь, известный также как ярый антибольшевик и патриот России, рекомендует настоятелю Парфению (Шатинину) собрать братию монастыря для того,  чтобы составить прошение об объединении с церковными властями в Советском Союзе.  Схожую позицию тогда занимали многие видные православные священники и миряне, считавшие, что с приходом новых властей и возвращения церковного руководства Москвы закончится период усилившегося ущемления прав русского населения Балтии. Довольно двусмысленную позицию заняли и руководители Православных Церквей трех балтийских стран. Попытаемся рассмотреть ситуацию в каждой стране по отдельности.

Особый интерес вызывает, конечно, Эстония, в которой наиболее сильны были позиции автокефалистов, фактически управлявших православными приходами страны с начала 1920-х годов. Так, Патриарх Алексий II, который сам родился и вырос в православной среде Эстонии, а его отец Михаил Ридигер был священником ЭАПЦ, в своем фундаментальном исследовании «Православие в Эстонии» восстанавливал такую картину событий: в связи с изменившейся политической ситуацией Синод ЭАПЦ отправил 10 ноября 1940 года в Москву прошение о восстановлении автономии в составе Московской Патриархии с сохранением эстонских границ и возглавлением митрополита Александра (Паулуса), после чего 17 января следующего года прошение Синодом было повторено⁶.   Сторонники автокефалии Эстонской Православной Церкви рисуют слегка иную картину: во-первых, период постепенной «советизации» Эстонии они характеризуют, что представляется довольно справедливым, как введение нового довольно жесткого налогового законодательства по отношению к церкви уже летом 1940 года, во-вторых, понимая все усиливающее давление со стороны новых светских властей, 23 сентября того же года Синод посылает прошение в Москву, в котором, правда, делается упор на акт Патриарха Тихона о даровании церкви автономии с сохранением новой календарной системы и с сохранением власти митрополита Александра (Паулюса), на что, по их мнению, митрополит Сергий (Страгородский) отвечает декабрьским посланием в котором недвусмысленно дает понять, что после вхождения Эстонии в состав Советского Союза, в стране не может быть две параллельные Православные Церкви, даже если одна из них автономная⁷. Владыка Сергий (Воскресенский) 17 января 1941 года пребывает в Таллинн. Митрополит Александр (Паулюс) описывает эту встречу очень красочно: ранним утром 17 января он был разбужен, его подьячий еще спал, русским голосом, информировавшем о посетителях из Москвы. Владыка, подумав, что за ним пришли из «компетентных органов» был очень удивлен увиденным перед собой довольно молодым высоким епископом. В своих воспоминаниях он вкладывает в уста Сергия (Воскресенского) заявления о полной религиозной свободе в СССР, о богатстве ее руководства (напрямую заявляя : «Посмотрите на меня я накормлен и одет»), о репрессиях только против антисоветски настроенного духовенства⁸. Растерянный и оставленный в одиночестве перед свершившемся фактом Александр, как он  впоследствии писал, был вынужден пойти на уступки. 24 февраля отдельным указом митрополит Сергий (Страгородский) учреждал в трех республиках Экзархат, который возглавил Сергий (Воскресенский) с титулом митрополита Виленского и Литовского (митрополит Виленский и Литовский Елевферий (Богоявленский) скончался 31 декабря 1940 года). Уже в конце марта в связи с изменившейся политической конъюнктурой или по воле обстоятельств, но митрополит Александр (Паулус) отправился в Москву. Уже после этих событий он вспоминал и о церквях без крестов, которые он видел проезжая российские территории на пути к советской столице, и о более чем скромной резиденции митрополита Сергия (Страгородского) в нецентральном районе Москвы и о том, что на вокзале его встретил некто Ишевский, как он предполагал сотрудник советских специальных служб, который к тому же представлялся ему несколько лет назад как журналист во время посещения праздника в Валаамском монастыре в Финляндии⁹ (мы еще расскажем об этой личности, касаясь литовских событий). Судя по тем  же воспоминаниям, митрополиту Эстонскому Александру (Паулусу), как и Латвийскому Августину (Петерсону) был оказан более чем теплый прием: проживание вместе с сотрудниками посольств в гостинице «Метрополь», обеды в Патриархии, когда столы ломились от икры, водки и шампанского, полная заинтересованность в вопросах пребывния  высоких гостей. 30 марта 1941 года в Москве состоялся акт покаяния двух владык, которые теперь возвращались в лоно Московской Патриархии. Для утвердившегося в довоенные годы в управлении Эстонской Православной Церкви митрополита Александра (Паулуса) это - безусловно было политическим поражением, ведь до начала нацистской оккупации он потерял бразды управления Церковью в Эстонии.

Похожей была ситуация и с Латвийской Православной Церковью. Вскоре после того как пал режим Карлиса Улманиса, непопулярный митрополит Августин (Петерсон) стал терять своих сторонников. В 1940 году некоторые видные представители духовенства покинули Синод ЛПЦ, а Елгавский благочинный протоиерей Петр Гредзенс в прессе призвал латвийское священство к покаянию «за грех отпадения от Церкви-Матери»¹⁰.  Существенная разница между положением дел в Эстонии и Латвии заключалось в том, что помимо государственной поддержки в довоенное время у владыки Александра (Паулуса) была еще и многочисленная эстонская паства, которую устраивало его линия церковно-государственных отношений, и поэтому глава ЭАПЦ лишь выжидал более удобного момента для того, чтобы вернуться к управлению. Владыка же Августин впал в уныние, перестал посещать богослужения, а робкие обращения к новому просоветски настроенному правительству не имели какой-либо реальной поддержки. Осенью 1940 года до главы Латвийской Православной Церкви стали доходить послания Местобюлюстителя Патриаршего Престола митрополита Сергия (Страгородского), в которых в частности указывалось на незаконное переподчинение Православной Церкви в Латвии и на недействительную архиерейскую хиротонию владыки Августина (Петерсона). На вызовы в Москву к владыке Сергию (Страгородскому) сначала, по разным причинам, митрополит Августин не ответил, однако уже в начале 1941 года, в том числе под давлением латвийской паствы, в большей степени настроенной промосковски, он пошел на попятную и 29 марта 1941 года принес покаяние в Богоявленском Кафедральном соборе города Москвы, признав тем самым свое поражение. 11 апреля 1941 года он передал все дела Экзаршему Управлению и отправился в «отпуск» по состоянию здоровья. Снова активные действия владыка Августин разовьет только с наступлением нацистской оккупации.

Ситуация в католической Литве опять же имела свою специфику. Она связана прежде всего с тем фактом, что в состав Литвы по договору от 10 октября 1939 года возвращался оккупированный Польшей Вильнюсский уезд, и теперь вновь стал вопрос о церковной принадлежности данного региона. Как известно с мая 1923 года этими районами руководил назначенный Польской Православной Церковью бывший архиепископ Смоленский и Дорогобужский Феодосий (Феодосиев), получивший сан архиепископа Виленского и Лидского. Этот иерарх ориентировался прежде всего на светские и духовные власти в Варшаве и часто пренебрегал интересами местного духовенства и мирян, к тому же Православная Церковь в Польше и оккупированных ею территорий подверглась особо жестоким гонениям, о чем написано не мало исследований¹¹. Однако теперь владыка Феодосий находился более чем в двусмысленном положении, ибо он откололся как и от митрополита Елефверия (Богоявленского), так и от церковных властей в Москве. 20 декабря 1939 года последовал указ Московской Патриархии митрополиту Литовскому и Виленскому Елевферию по которому, в ответ на прошение владыки Феодосия (Феодосиева) от 10 ноября того же года, было принято решение по которому архиепископ Феодосий после принесения им «должного покаяния» должен был быть принят в общение Московской Патриархией в сане бывшего архиепископа Смоленского на покое в ведении владыки Елевферия с возможностью возвращения к служению с согласия главы Литовской кафедры¹². Однако вскоре владыка Феодосий (Феодосиев) изменил свою позицию, что во многом было вызвано точкой зрения его окружения, часть которого была временно запрещена в служении митрополитом Елевферием (Богоявленским), другая же, состоящая из белорусских националов, высказывалась за создание автономной Литовско-Белорусской Церкви в составе Вселенского Патриархата. В качестве аргумента они использовали примеры автономных Церквей в Финляндии, Эстонии и особенно Латвии. Рупором литовско-белорусских автокефалистов стала издаваемая в Вильнюсе белорусскоязычная газета «Krynica», в которой вышла целая серия статей, в которой приводилось множество аргументов, в том числе из средневековой истории Литвы, в пользу независимости Православной Церкви от Москвы. Аргументы эти часто представляли собой параллели с временами императорской России, сравнивались с синодальным управлением Российской Церковью. К примеру, недоумение и даже озлобление вызвало решение Литовского Епархиального Совета о запрещении владыке Феодосию (Феодосиеву) каких — либо встреч с гражданскими властями¹³. В » № 32 (741) «Krynica от 23 апреля 1940 года автор К. Миланович вообще обвинял владыку Елевферия в прямом пренебрежении национальными интересами белорусов и потаканию только лишь русскому элементу¹⁴. В качестве примера приводилось письмо архимандрита Филиппа (Морозова), успевшего некоторое время в период независимости Польши уклониться в унию, с критикой политики митрополита Елевферия (Богоявленского), в том числе с канонических позиций¹⁵. В № 38 (747) того же издания выходит статья, которая стала квинтэссенцией всего высказываемого сторонниками белорусско-литовской автокефалии ранее, в частности было отмечено, что с возвращением Вильнюса Литве (что оценивалось авторами как положительный факт) усилилось влияние далеких от белорусских национальных интересов духовенства и мирян, которые являются «русскими эмигрантами и бывшими русификаторами», вновь вспоминалась история Православия в Литве и приводились примеры перехода под омофор Константинополя соседних Православных Церквей Латвии и Эстонии¹⁶. Конечно на такой демарш со стороны части клира и паствы следовало отвечать сторонникам владыки Елевферия (Богоявленского). В частности в одной из литовских русскоязычных газет автор Лебедев подробно разобрал сущность автокефалии, предпосылки ее появления, рассмотрел как феномен церковной истории, придя к выводу, что для Литвы нет абсолютно никаких причин к автокефалии, так как число православных в этой стране не превышает 40 000 человек и Церковь там бедна и лишена возможности самостоятельного существования¹⁷. Другой автор, скрывающийся под псевдонимом «К. В-скiй», проанализировал религиозную ситуацию с православными приходами в стране, считая, что возникшие с возвращением Вильнюса дебаты о создании автономной Литовской Православной Церкви в составе Константинопольского Патриархата есть лишь безосновательные претензии со стороны некоторой части окружения архиепископа Феодосия (Феодосиева), оказавшейся после ограничения деятельности Польской Православной Церкви «не у дел». Правда, с другой стороны, в этой статье достаточно громогласно и тенденциозно говорилось о малой зависимости Московской Патриархии от советского государства и о возможности такой же малой зависимости от новых литовских властей в случае вхождения литовских приходов в Русскую Православную Церковь¹⁸.  В другой статье тот же автор довольно обстоятельно проводил каноническую критику Латвийской Православной Церкви, описывая ее переход в лоно Константинопольского Патриархата. Наконец, особый интерес для нас представляет статья уже упоминавшегося нами в связи с эстонскими событиями журналиста и публициста Дмитрия Ишевского. Он пишет специальную статью под заглавием «Политиканизацiя Православiя въ Литвъ. (Отъ нашего Каунасскаго корреспондента), в которой анализирует выступление части вильнюсского духовенства и мирян, считая, что часть православного духовенства города была «развращена» в прошлые годы польскими властями и попало под влияние организации «Белорусский Центр» во главе со ксендзом Адамом Станкевичем¹⁹.  Особый упор Ишевский сделал на притеснение русской части Литвы вообще,  приводя пример прессы, в частности заявляя, что практически у всех общин страны есть свои газеты, в том числе у поляков, белорусов и евреев, у русских же после закрытия газеты «Русское слово», нет своего печатного органа в Вильнюсе. Также он критиковал переход православных приходов Чехии и Польши в ведение Берлинского и Германского владыки Серафима (Ляде), находящегося в юрисдикции Русской Православной Церкви Зарубежом и некоторые «виды» Берлина на православное население бывших польских территорий. Острая критика времен названной Ишевским «эрзац-автокефалией» Польской Православной Церкви, а также выхода в самой известной литовской газете «Lietuvos Aidas» статьи профессора  А. Янулайтиса 22 апреля 1940 года, в которой была предпринята попытка обоснования, в том числе канонического, литовско-белоруской автокефалии, переплетается с завуалированной поддержкой советской религиозной политики, в частности через упоминание присутствия советского посла Деревянского вместе с супругой и торгпредом на пасхальном богослужении в Рижском Кафедральном соборе, а также расплывчатых выражений о положительном отношении руководства СССР к Московской Патриархии²⁰. Мы не будем более углубляться в это противостояние 1940 - начала 1941 годов, отметим лишь, что большая часть православных вильнюссцев отправляло послание в поддержку владыки Феодосия (Феодосиева), сам же он 22 мая 1940 года обратился к Святейшему Патриарху Константинопольскому Вениамину с обширным посланием, в котором высказывал свою точку зрения по произошедшим событиям, особо оговаривая, что он под давлением и в связи «с тяжелыми военно-политическими переживаниями» сентября-октября 1939 перешел в юрисдикцию Московской Патриархии, также он критически оценивал последние действия митрополита Елевферия (Богоявленского), который не признавал каноничности Польской Православной Церкви, запретил в служении многих священников-сторонников Феодосия, чем «создал угрозу со стороны сектанства и унии»²¹. Также им отмечается историческая независимость православных приходов в Литве от Москвы, вместе с лояльным отношением к нему и к его юрисдикции со стороны новых светских властей, а также заостряется внимание на непоколебимой позиции белорусской общественности страны²². Заканчивается же послание заявлением архиепископа Феодосия (Феодосиева) о выходе из канонического общения с Московской патриархией и просьбой вновь принять его и его Церковь «как автономную в церковном отношении под благодатную защиту и каноническую юрисдикцию Вселенского Патриархата»²³. Однако планам владыки и сторонников литовской автокефалии так и не суждено было сбыться, во многом благодаря умным и продуманным действиям ставшего Прибалтийским Экзархом Сергия (Воскресеснкого). Он быстро нашел среди православного духовенства и мирян своих преданных сторонников, в особенности среди тех, кто раньше был в жесткой оппозиции архиепископу Феодосию (Феодосиеву).  В частности он нашел сторонника в лице претерпевшего в межвоенное время гонения со стороны священноначалия протоиерея Луки Голода, которому в письме датированном 5 мартом 1941 обещал свою помощь и поддержку²⁴.  Постепенно выступление владыки Феодосия (Феодосиева) сошло на нет и впоследствии он тихо скончается в Вильнюсе в годы нацистской оккупации.  Последние поползновения его и его сторонников относятся к началу немецкой оккупацией, что однако было пресечено после того как весной 1942 года Николай Порфирьевич Юзвьюк, один из виднейших сторонников Экзарха, принял постриг с именем Даниила и стал епископом Ковенским, викарием Литовской епархии. 

Однако в двух других странах Балтии немецкая оккупация, наоборот вновь подняла «автокефалистский вопрос». Мы не будем касаться деятельности владыки Сергия (Воскресенского) по налаживанию положения православных приходов Балтии как в период начала 1941 года, так и с началом немецкой оккупации, скажем лишь, что ему довольно успешно удалось нормализовать обстановку, что однако существенно изменилось с приходом нацистов. Так, ушедший на покой по болезни митрополит Августин (Петерсон) казалось бы смирился с «потерей власти», однако 20 июля 1941 года он собрал Синод и заявил о восстановлении Латвийской Православной Церкви до состояния 1940 года, то есть под омофором Константинополя. Впоследствии лидер Эстонской Церкви митрополит Александр (Паулус) даст этому процессу интересную характеристику: «Стараясь заглушить спор о канонической правде столкновением национальных страстей, эстонские и латышские схизматики (раскольники) привлекли на свою сторону сочувствие своих инославных соплеменников и заручились влиятельным покровительством последних, что ввиду напряженных условий военного времени поставило православных противников схизмы, и прежде всего русских, в чрезвычайно тягостное положение, проявлявшееся с особенной силой в Эстонии, вследствие чего некоторые из наиболее оробелых противников схизмы примкнули там к ее сторонникам»²⁵.  Почву для эстонского выступления  подготовил настоятель эстонского православного прихода в Печерах Петр Пякхель, который издал 17 июля 1941 года циркуляр о непоминовении владыки Сергия (Воскресенского) и о своем переподчинении митрополиту Таллиннскому Александру. 28 августа Пякхель решает узаконить свое положение (в упомянутом циркуляре он объявил себя благочинным округа) и едет непосредственно в Таллинн к Александру. Сам глава ЭАПЦ чувствует все большую поддержку со стороны своих соплеменников, вошедших в образованные немецкими оккупантами органы власти. В том же вступлении Петра Пякхеля митрополит Александр подтверждает влияние  руки главы местной администрации Печер Льюка, который пожелал удаления со своей территории представителей Экзарха Сергия (Воскресенского)²⁶. В сентябре тот же Паулус получает своего рода сигналы как немецких органов, так и от «эстонского правительства» с тем, чтобы власть над православными в Эстонии занял он, восстановив Эстонскую  Апостольскую Православную Церковь, переподчинив себе эстонский епископат и духовенство от находящегося в Риге митрополита  Сергия (Воскресенского). Вскоре, а именно 11 октября, владыка делает «красивый жест», как бы призывая всех православных клириков Эстонии к миру, а уже 14 октября объявляет себя митрополитом всея Эстонии. Но вся щеколивость такой ситуации заключааось в том, что раньше Эстонская Апостольская Православная Церковь находилась в юрисдикции Константинопольского Патриархата, который находился теперь под влиянием Великобритании. Однако вскоре стало ясно, что большая часть клира осталась на стороне Прибалтийского Экзархата, в том числе епископ Нарвский Павел (Дмитровский), хотя последний и отправил ему послание с разъяснением своей позиции²⁷.  Понятно было и то, что главной ареной, где могло развернуться противостояние двух юрисдикции станут Нарвская и Печерская епархии, где было много русских по этической принадлежности православных верующих. Уже к июню стало понятно, что большинство священников Печерского благочиния не пойдет на сторону митрополита Александра (Паулуса) и Петра (Пякхеля), который кстати в 1943 получит от главы ЭАПЦ епископскую хиротонию. В результате постепенно возникала довольно странная ситуация: приходов по численности в Эстонии было больше у Александра, но миссионерская и другие виды церквоной деятельности обильнее развивались под омофором Сергия (Воскресенского), верными ему остались и два монастыря: Печерский и Пюхтицкий. Еще одной попыткой восстановить доверие оккупационных властей и получить абсолютную власть над православными эстонскими приходами была идея с переименованием Эстонской Апостольской Православной Церкви в Эстонскую Православную Митрополию, что тоже не имело какого-то решающего успеха. Важно отметить, что Литовский митрополит также был окружен тайными сторонниками владыки Александра, часть из которых имела связи и с органми СД. Так, православная эстонка Эльза Грюнверк впоследствии отмечала: «Из писем Паулюса мне было видно, что он желает разоблачить Экзарха Сергия перед немцами и эстонцами, которые против Советской власти, что Экзарх Сергий только на словах является сторонником немцев, а на деле проводит агитацию за Советскую власть, я всячески старалась помочь Паулюсу в этом, и все что мне было известно про Экзарха Сергия, я сообщала Паулюсу.»²⁸.  В ответ на участившееся в октябре 1942 года действия митрополита Александра (Паулуса) Экзарх собирает 2-6 ноября экстренное совещание Архиерейской конференции по делу митрополита Ревельского. 5 ноября его дело было решено передать на церковный суд Архиерейского собора, а также устранить оного от управления Эстонской епархии. Данное решение, казалось, должно было отстранить главу ЭАПЦ от управления большинством эстонских приходов, но по факту оно не ознаменовало окончания его  действий, чему вновь могли поспособствовать оккупационные власти. Их политика в этой связи была подобна некому маятнику, который из-за меняющейся политической конъюнктуры  и положения на фронтах войны качался то в одну, то в другую сторону. Но со временем былая власть и влияние уходила от митрополита Александра, хотя свои приходы он сохранил до самого конца немецкой оккупации Балтии. Впоследствии Синод Эстонской Апостольской Православной Церкви и сам митрополит Александр (Паулус) эвакуировались сначала на территорию Германии, а затем их любезно приютила Швеция. Именно там владыка Александр и восстановил Синод в конце 1940-х годов для управлениями разбросанными по миру эстонскими православными приходами под омофором Константинопольского Патриархата. Особо отметим, что неутомимый владыка пожалуй последний из лидеров православных автокефалистов (возможно кроме украинских униатов), кто до последнего своего дня продолжал управлять приходами и не подчинился воле Московский Патриархии. Однако в 1953 году в Стокгольме он скончался и до конца 1980-х-начала 1990-х годов автокефалистское движение среди православных эстонцев пошло на спад. Оставшихся же на территории Эстонии его сторонников, в частности рьяного борца с властью Экзарха Сергия (Воскресенского), Петра Пякхеля, ждала незавидная судьба: он был арестован советскими карательными органами и через несколько лет умер в заключении.

Подобным же образом предпочел продолжать идти и «вернувшийся и выздоровевший» митрополит Латвийский Августин (Петерсон). Он мог напрямую обратиться к епископату, с которым служил в предвоенный период, в отличие от назначенного Москвой Сергия (Воскресенского). Известно, что одним из первых кого латвийский владыка стал склонять на свою сторону был епископ Мадонский Александр (Витол), в тоже время как сам Экзарх надеялся, что действия уходившего на покой главы Латвийской Православной Церкви не увенчаются успехом: « Слышал о посещении Вас м. Августином. Старцу, видимо, нравится ходить но тонкому льду, но на Ваше благоразумие я надеюсь и Вы думаю не соблазнитесь его новым увлечением. Мы в отношении его не можем отменить своих решений, ни материально его поддержать, пока он не возвратиться в лоно Матери-Церкви»²⁹.  Однако как владыка Александр (Витол), так и другая ключевая фигура в православном епископате Латвии епископ Елгавский Иаков (Карп) приняли сторону митрополита Сергия (Воскресенского). В результате благоприятное отношение к митрополиту Августину (Петерсону) оставалось только у некоторых отдельных, в основном состоящих только из этнических латышей, приходов и священников. К примеру, отец Н. Рациус был в марте 1942 года отправлен Экзаршим Управлением в поездку по тем приходам Латвийской епархии, которые изъявили желание разорвать отношения с руководством Прибалтийского Экзархата. Данный священник заявляет, что особую роль в деле отпадения приходов играет племянник владыки Августина — Николай. В городе Ниамбаге никто не явился на встречу с Рацисом, хотя в других местностях «предложение о мире выслушивали и принимали». В результате своей поездки отправленный Экзаршим Управлением пастырь делает вывод: «..привести к сведению некоторых  государственных учреждений о том, что некоторые самовольно перешли к Августину и остались под его руководством, существует определенный сговор»³⁰. Уже 25 февраля 1942 года Экзарх митрополит Литовский и Виленский Сергий (Воскресенский) отправляет митрополиту Августину сообщение с уведомлением о том, что из-за самовольного уклонения от своих прямых обязанностей он увольняется на покой³¹. Однако, несмотря на то, что основные силы поддерживающие митрополита Августина и его дело постепенно уменьшались и сам он, в отличие от более деятельного и независимого эстонского митрополита Александра (Паулуса), не был готов в силу своих человеческих качеств и возраста продолжить стойкое противодействие политике Экзарха и его окружения, часть клира все же продолжала свое ограниченное сопротивление, что однако не имело каких либо зримых результатов. Потом, уже в эмиграции, митрополит Августин (Петерсон) тоже попытался организовать Православную Церковь в изгнании, в основном обслуживающую эвакуировавшихся из Советского Союза православных верующих, этнических латышей. Однако такой сильной структуры, как более деятельному митрополиту Александру (Паулусу) «вечно болящему» владыке создать не удалось. После его смерти в 1955 году в баварском Гаутинге его начинание и вовсе сошло на нет. В Литве же, особенно после канонического признания Польской Православной Церкви , автокефалистское движение и вовсе сошло нет.

Переходя к итогам, отметим кратко некоторые общие черты канонических споров в странах Балтии в 1940-1945 годах. Прежде всего, отчетливо видно, что во всех трех государствах были периоды усиления давления со стороны властей на Православную Церковь и усиления влияния автокефалистов, желавших перейти из под омофора Московского Патриархата в лоно     Константинопольского. Особенно  это было заметно в Эстонии, где уже с 1923 года начался процесс смены юрисдикции. В Латвии этот процесс стал развиваться только после усиления режима Карлиса Ульманиса, совпавшего с трагической гибелью владыки Иоанна (Поммера). Что касается Литвы, то там только после начала Второй Мировой войны начался процесс консолидирования сил сторонников создания независимой Литовской Православной Церкви, направленной в особенности на белорусское население. Однако назначение в Балтию в 1940-1941 году владыки Сергия (Воскресенкого), ставшего Экзархом Прибалтики и его  быстрые и умелые действия по поиску ориентированного на Москву духовенства свели на нет все возможности автокефалистов, митрополиты Латвии и Эстонии Августин (Петерсон) и Александр (Паулус) принесли в Москве покаяние. С началом немецкой оккупации попытки откола от Русской Православной Церкви участились, но не привели к победе автокефалистов, сумевших только на время перенести за границу свои церковные управления.

 ^{_____________________}

¹Томос 1923 г. Режим доступа: http//www.eoc.ee/rus/cat-463/cat-487/article id-1403.

²Зотова-Печерская Т.П. Когда увозят в вечность. Жизнеописание епископа Печерского Иоанна (Булина). М.: Приход храма Святого духа сошествия, 2004. 208 с.

³Герман Шлевис.  Православные храмы Литвы. Вильнюс: SAVO, 2005. С. 176-178.

⁴ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 337 Д. 76. Л. 122.

⁵Митрофанов Георгий, протоиерей. Русская Православная Церковь на историческом перепутье ХХ века. М: Арефа, Лепта Книга, 2011. С. 80.

⁶Патриарх Алексий II. Православие в Эстонии.  М.: Церков.науч. Центр , 1999. С. 401.

⁷The Autonomus Orthodox Church of Estonia. L`Eglise autonome orthodoxe d`Estonia / Approche historique etnomocunonoquel.. Thessalonoquen: editions pektajis. D. ParaTHomas et R.P. Matthias. H. Palli. Bibliotheque Nomocanonique. P. 290-291.

⁸Ibid. P. 187.

⁹Ibid. P. 188-190.

¹⁰Гаврилин А.В. Под покровом Тихвинской иконы. Архипастырский путь Иоанна (Гарклавса). СПб: Алаборг, Тихвин: издательская служба Тихвинского монастыря, 2009. C. 124-126.

¹¹Попов А. Пора проснуться! Гонение на православных и русских в Польше в ХХ в. СПб: Община Казанской церкви Воскресенского Новодевичьего монастыря, 1993. 79 с.; Свитич А.К. Православная церковь в Польше и её автокефалия. Буэнос-Айрес: Наша Страна,1959. 231 С.

¹²LCVA. F.391.Ap.4.B.695.L.150.

¹³LCVA. F.391.Ap.4.B.695.L.73.

¹⁴LCVA. F.391.Ap.4.B.695.L.71.

¹⁵LCVA. F.391.Ap.4.B.695.L.136-141ap.

¹⁶LCVA. F.391.Ap.4.B.695.L.70.

¹⁷LCVA. F.391.Ap.4.B.695.L.102ap.

¹⁸Там же.

¹⁹LCVA. F.391.Ap.4.B.695.L.32.

²⁰Там же.

²¹LCVA. F.391.Ap.4.B.695.L.54-55.

²²LCVA. F.391.Ap.4.B.695.L.55-56.

²³LCVA. F.391.Ap.4.B.695.L.56-57.

²⁴LYA.FK-1.Ap.58.B.P-4012.L.41-10.

²⁵Кулис А. Терновый путь.. //Русская газета БСО. 1995. № 3(31). С.1.

²⁶The Autonomus Orthodox Church . P.130-131.

²⁷Ibid.

²⁸Бернев С.К. Агитационно-пропагандистская деятельность нацистской Германии на оккупированной территории Северо-Запада РСФСР в 1941-1944 гг.: цели, основные направления, крах. : дис. канд. ист.наук Спб., 2008. С.156.

²⁹LVVA. F.7469. a.1. 77 apr.1 133.

³⁰LVVA. F 7469. a.1. 1093 apr.1 211-23.

³¹LVVA. F.7469. a.1. 77 apr.1 110.