Христианство нуждается в человеке
Отвечая на вопрос, я поделюсь с вами размышлениями, рождёнными из опыта «Христианской России» – организации, в которой я тружусь уже сорок лет.
Само название «Христианская Россия» говорит о том, что в стране, где существовала самая крупная компартия Запада и, следовательно, можно было говорить только о Советском Союзе, а не о России, мы руководствовались желанием познакомить наших соотечественников с глубиной и красотой русской религиозной традиции, казавшейся полностью подавленной советской пропагандой.
Всё наше внимание было сосредоточено на церкви, на сборе немногих данных об антирелигиозных преследованиях, на фигурах мучеников и исповедников, о которых слишком мало что было известно. Но в определённый момент, приблизительно в середине 60-х, «Христианская Россия» переключилась на нечто новое и неожиданное – советское инакомыслие, которое сразу привлекло наше внимание своим культурным и общественным значением. Поражало, насколько исповедуемые этими людьми ценности – главенство личности, духовная свобода, ответственность, отказ от насилия – были близки к христианским. Из самиздатовских текстов, попадавших на Запад, вырисовывалась новая независимая культура, которая была самым радикальным из когда-либо существовавших ответов на идеологию. Более того, спустя какое-то время мы заметили, что диссиденты создавали не организации, а маленькие кружки друзей, где верующие и неверующие действовали плечом к плечу не ради стратегического союза, но в едином духе, единой любви к истине и справедливости.
Казалось ясным, что эта малая горстка людей могла противостоять невыносимому давлению государства, репрессивных органов и общественного мнения именно благодаря взаимному уважению, которое было между ними вне зависимости от разных мировоззрений, силе сердечных отношений и солидарности. Когда у нас появилась возможность лично с ними познакомиться, нам показалось, что эти люди, со всеми их слабостями (даже моральными), составляли то, что чешский католический диссидент Вацлав Бенда назвал «параллельный полис», то есть неотложная реализация hic et nunc, в сегодняшних неблагоприятных условиях, нового общества, основанного на независимых от господствующей идеологии свободных от лжи принципах. Это явление можно выразить очень простыми словами советского диссидента Андрея Амальрика: «Диссиденты гениально сделали одну простую вещь: в несвободной стране они начали вести себя как свободные люди».
Свободная культура и дружеские узы – эти два аспекта составляли новый гуманизм, основывавшийся на ценностях абсолютных, одинаково значимых для верующих и неверующих. Факт этот был необычен, почти противоречив: принципы личности, самоотречения, открытости к диалогу, уважения к другому, которые для нас были исконно христианскими, исповедовались по большей части далёкими от христианства людьми или агностиками. Этот удивительный факт требовал от нас усилия понимания.
Отец Романо Скальфи не имел ни малейшего сомнения, что эта культура, рождённая вне христианства, является ценностью, нуждающейся в защите, и – более того – может чему-то научить нас, людей Запада, и всю нашу западную культуру.
Примером могут быть такие фигуры, как Анатолий Марченко и Василь Стус, умершие в тюрьме во время голодовки, требуя освобождения всех узников совести – именно всех, а не только себя. Или Андрей Сахаров и Леонид Плющ – учёные, пожертвовавшие своей научной карьерой ради защиты правды и слабых. Такие люди наглядно показали, что определённые христианские ценности и позиции не являются собственностью христиан, но описывают глубинную истину человеческого существа, сотворённого по образу и подобию Божию. Если наша человеческая природа нуждается в Божией благодати для достижения совершенства, то, как говорит традиция Церкви, «gratia non tollit naturam, sed perficit» (благодать не устраняет природу, но исполняет её). Когда человеческая природа черпает свои побуждения из глубины сердца, она движима жаждой Абсолюта и Бесконечности, из которых она сложена, и становится способной к благу и творчеству.
У нас много примеров личностей, далёких от веры, которые отчетливо чувствовали горизонт Абсолюта, распростёртый над жизнью. Так, Людмила Алексеева, неверующая диссидентка, говорила о себе: «Я из очень советской семьи». Она рассказала, что её подтолкнуло публично заявить о себе, несмотря на двух подрастающих сыновей: «Когда я подписала первое письмо, то, конечно, думала, что не смогу детей прокормить. Но потом я думала, что мои дети состоят не только из желудка, у них ещёесть душа, и, наверное, важно не только, чтобы я их кормила, одевала, но чтобы они видели, что их мать живёт по совести».
Неверующая мать, для которой существование и важность души значит так много, что она готова пойти на жертву не только от себя, но и от своих детей, проявляет невероятное сознание собственной человеческой природы. На ум приходит «забота о душе», о которой любил говорить чешский философ Ян Паточка – тоже человек светский и тоже обречённый отдать жизнь за истину. Он погиб в 1977 году в Праге во время допроса. Мы должны признать в этом действие Духа, который «веет, где хочет». Эти люди – промыслительный знак, который в темное и тяжелое время дает надежду на возрождение верующим и неверующим.
Иосиф Бродский, будучи агностиком, свидетельствовал, что увидел в Анне Ахматовой силу личности, которая «ввела» его в религиозное измерение: «Одно скажу: всякая встреча с Ахматовой была для меня довольно-таки замечательным переживанием. Когда физически ощущаешь, что имеешь дело с человеком лучшим, нежели ты. Гораздо лучшим. С человеком, который одной интонацией своей тебя преображает. И Ахматова уже одним только тоном голоса или поворотом головы превращала вас в homo sapiens. (…) В разговорах с ней, просто питье с ней чая или, скажем, водки, ты быстрее становился христианином – человеком в христианском смысле этого слова, – нежели читая соответствующие тексты или ходя в церковь».
Мы видим, что в восприятии Бродского homo sapiens и «человек в христианском смысле» – понятия, тесно связанные. Можем сказать, что «человеческий фактор» способен раскрывать Тайну и абсолют.
Именно в этом смысле история советского диссидентства помогла нам расширить наше понимание «христианства» и признать, что оно не совпадает с «христианскостью» в смысле общественной формы, доктрины, традиции, норм, но ещё и оград. Христианство в истинном смысле слова есть нечто более широкое и радикальное. Как говорил Достоевский: «Не мораль Христова, не учение Христа спасёт мир, а именно вера в то, что слово плоть бысть».
Радикальность христианства, заново открытая и выстраданная в опыте Советского Союза, помогает нам избавиться от старых стен и оград, напоминает нам, верующим, что мы участники общей битвы за человека и его свободу. Провозглашённое христианином Солженицыным «жить не по лжи» и «жизнь по правде», провозглашённая Гавелем, человеком светским, обращены к совести всех без исключения людей. К лучшему, что есть в людях.
У этих размышлений есть актуальное измерение – юбилей студенческих протестов и «Пражской весны» 1968 года. На оба события всегда смотрели как на абсолютно светские и далёкие от христианской чувствительности, в общем, не способные сказать нам что-то интересное, не способные внести вклад в нашу христианскую жизнь, в наше свидетельство.
Наоборот, уникальный опыт верующих, вовлечённых в диссидентство (таких как Татьяна Ходорович, Татьяна Великанова, отец Сергий Желудков и многие другие), напоминает нам, что «мир сей», этот век живёт жизнью, которая о многом может сказать христианам. Внецерковная реальность приоткрывает скрытые стороны жизни, всю её сложность, и к этому стоит прислушаться, если только мы не хотим остаться запертыми в христианской жизни как в музее воспоминаний (как говорил недавно папа Франциск в Таллине). В сущности, христианские диссиденты стали заниматься политикой потому, что боролись не только за свободу церкви, но и за всех, разделяя общие страдания. Это предупреждение, которое нам не следует забывать, ведь оно может открыть нам истину, сокрытую в мире.
С другой стороны, если мы не будем прислушиваться к миру, все желания и ожидания добра, которые в нём просыпаются, пусть смутно, могут направиться за поиском ответов по запутанным, иногда трагическим путям. Заброшенный христианами мир разрушает сам себя вместе с христианами.
Недавно я ещё раз в этом убедилась, когда встретила бывшего итальянского террориста Мориса Биньями, лидера вооружённой группировки «Первая Линия». Он лично убил шестерых, один из них был судья сорока восьми лет, христианин, отец пятерых детей. После шести лет вооруженной войны он бросил оружие, в тюрьме обратился к вере и начал болезненный путь расплаты: «Я бывший террорист, – говорит он, – но никогда не буду бывшим убийцей».
От такого человека я услышала острую как нож фразу, которую я принимала как обращенную к себе: «Я был коммунистом, потому что хотел справедливости и правды; я выбрал идеологию, которая привела меня к неприемлемому насилию. И в конце концов я оказался частью той системы, которую хотел разрушить. Я трагически заблуждался, и всё же мы были правы…».
Помню, что я как христианка в 1968 году была озабочена только самозащитой от разнузданности тех, кто желал пошатнуть мои хорошие привычки: меня не интересовали вопросы, поставленные тогда современностью перед всеми, я жила в своем собственном мире. Была глуха и слепа.
Теперь мне понятны слова папы Франциска о том, что мир ничего от нас не просит, потому что мы не кажемся интересными собеседниками.