«Новый курс» — историческая необходимость или «гениальная» ошибка советского руководства?
Если для церкви новый курс был неожиданностью, вызвавшей недоверие, то для советского руководства это была необходимость, связанная с военной ситуацией, отношениями с союзниками и условиями поставок лендлиза, заметил директор Общества любителей церковной истории кандидат исторических наук священник Илия Соловьев, рассуждая об альтернативах новому курсу.
«Альтернативы у советского руководства не было, — убеждена Светлана Силова, кандидат исторических наук, независимый исследователь из Гродно. — Действия советской власти в отношении церкви вызывали вопросы не только у союзников, но и у населения оккупированных территорий, где церковная жизнь возрождалась».
«В истории советской власти не было большего кризиса, чем 1941 год, — считает ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории РАН доктор исторических наук Алексей Беглов. — И в этих условиях весь потенциал инструментализации религиозных традиций, присущий советской политической системе, неминуемо должен был актуализироваться. При этом советское руководство неохотно соглашалось с тем, что ему надо пойти навстречу церкви. Власть могла бы продолжить репрессивный курс, но и внешние факторы, и собственный внутренний потенциал подталкивали её к прагматичному решению, которое и было избрано, дав церкви возможность построить новый “модус вивенди”».
Кандидат богословия дьякон Сергий Кульпинов, доцент Томской духовной семинарии, также полагает, что для советской власти альтернативой «новому курсу» было продолжение гонений, которые так или иначе не прекращались. «У церкви тоже была альтернатива — существовать так, как стала существовать старообрядческая церковь, то есть сохраняя разные ветви православной традиции. Не обязательно церкви было принимать в себя обновленцев и всех остальных», — отмечает исследователь.
Профессор СФИ кандидат исторических наук Кирилл Александров напоминает, что «Парижский вестник» назвал «новый курс» «церковным НЭПом». «И так же, как обычный НЭП закончился коллективизацией (иначе власть не смогла бы удержать своих позиций), “церковный НЭП” заканчивается гонениями, — говорит Кирилл Александров. — “ Церковный НЭП” повысил устойчивость власти в тех реальных политических обстоятельствах, которые существовали осенью 1943 года. А что касается альтернатив у церкви, то корни “нового курса” следует искать в Декларации 1927 года».
«Во всех ситуациях, когда церковь старается проводить ту или иную государственническую политику и становится на сторону власти, она платит своей свободой, — подчеркивает священник Илия Соловьев, размышляя о том, какую цену пришлось заплатить церкви за «новый курс». — Церковь использовалась и как механизм, обеспечивший устойчивость новой власти, и как пропагандистский инструмент, и как структура, ставшая важной частью “религиозного НЭПа”».
Дьякон Сергий Кульпинов добавил, что воспользовавшись поддержкой государства, церковь также подорвала свой морально-нравственный авторитет. А доцент Санкт-Петербургского филиала имени В. Б. Бобкова Российской таможенной академии кандидат исторических наук Иван Петров подчеркнул огромное количество репрессированных священнослужителей, которое характерно для всего послевоенного периода.
Размышляя об исторических уроках церковно-государственных отношений 1943–1948 годов, Светлана Силова обратила внимание как трудно, если не невозможно, после подобных компромиссов вернуть свободу.
«К началу “нового курса” церковь пришла в состоянии инвалидности, эрозии церковного сознания, — говорит священник Илия Соловьев. — И после “нового курса” эта эрозия сознания усугубляется, и это большая трагедия церкви. Осознание этой проблемы должно привести к поиску путей выхода. А выход — в следовании не форме, а духу Собора 1917–1918 годов».
«Сила церкви всегда была в живых верующих и зависела от церковных общин и братств. Не случайно они пережили время страшных гонений 1920-1930 годов, начало войны, оккупацию, начало “нового курса” и потом стали собираться и созидать подлинную церковь, которая и была подлинной, духовной альтернативой “новому курсу”, — подчеркивает декан исторического факультета СФИ кандидат исторических наук Константин Обозный. — Это один из самых главных уроков того времени — опыт верных, образованных, воцерковленных мирян, которые и есть сила Церкви Христовой, народ Божий во всей его полноте».
Круглый стол «“Новый курс” религиозной политики — историческая необходимость или “гениальная” ошибка советского руководства?» завершил работу Международной конференции «“Новый курс” религиозной политики Политбюро ЦК ВКП(б) и положение христианских церквей в 1943–1948 годах». В течение двух дней она собрала в Москве более 30 исследователей из Гродненского государственного университета имени Янки Купалы (Гродно), Института всеобщей истории РАН (Москва), Петербургского филиала имени В. Б. Бобкова Российской таможенной академии (Санкт-Петербург), ПСТГУ (Москва), РГГУ, Костромской духовной семинарии, Коломенской духовной семинарии, Синода Эстонской православной церкви, Центра истории религии и церкви ИРИ РАН (Москва), Белостокского университета (Белосток), Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ (Москва), Екатеринодарской духовной семинарии, СПБГУ, Томской духовной семинарии (Томск), Института научной информации по общественным наукам РАН (Курск). Всего на конференции было представлено более 20 докладов, а также состоялась презентация книги «Христианские конфессии на оккупированных территориях СССР, 1941–1944 годы».
