«Он мечтал о том, чтобы в Русской Православной Церкви возродилось действительно подлинное служение евхаристии всем народом Божиим»
Маргарита Васильевна, мы знаем, что Вы представляли наш институт на похоронах владыки Михаила. Вы могли бы поделиться своими воспоминаниями об этой поездке?
М.Ш.: Об этом действительно важно засвидетельствовать, потому что для меня это оказалось большим духовным событием. Владыка Михаил был близким другом нашего института. И когда вечером, уже очень поздно, пришло известие о его кончине, о. Георгий благословил меня поехать в Петербург, чтобы мы могли помолиться о нем, проводить его. Я уехала сразу в эту же ночь, буквально через несколько часов, потому что отпевание должно было быть уже на следующий день.
Оно проходило в Свято-Троицком соборе Александро-Невской Лавры. Народу в храме было не очень много, что меня вначале удивило. Я знала, какое большое значение владыка Михаил имел для нашей богословской науки, кроме того, он был епископом и ректором СПбДА, поэтому я ожидала, что храм будет переполнен. На самом деле там были только очень близкие его друзья, те, кто знал владыку лично, причем те, кто поддерживал с ним общение в последние годы. Несколько человек из Свято-Петровского малого православного братства и не очень много студентов академии, которые просто в качестве хора участвовали в службе. И стояли они не в самом храме, а высоко на хорах.
Сначала была литургия, потом уже собственно отпевание. И, что было для меня знаком благословения Божьего, — в алтаре шел ремонт, весь алтарь был в лесах, и в храме несколько месяцев не служили, но эту службу решили проводить все-таки в главном храме академии, и поэтому престол вынесли в храм. Стоял постамент с гробом владыки, через несколько метров стоял престол, и вокруг стояли люди. То есть не было никаких перегородок, не было никакого отделения народа ни от престола, ни от жертвенника, ни от тела владыки.
И это было свидетельством той правды, о которой владыка писал в своих книгах. Он мечтал о том, чтобы в Русской Православной Церкви возродилось подлинное служение евхаристии всем народом Божиим, чтобы не было никаких перегородок — ни видимых, ни невидимых — между клиром и народом. И то, что Господь даровал ему это на его последней земной службе, было, конечно, удивительным свидетельством.
Непрерывная молитва — на литургии, на отпевании и на кладбище — шла в общей сложности шесть часов. И не молиться было невозможно. У меня ни до, ни после такого духовного опыта не было. Его похоронили недалеко от могилы митр. Никодима (Ротова). Я впервые прочувствовала на своем опыте слова, что молитва — это действительно тяжелый труд, потому что когда вечером я приехала в дом, где остановилась, я почувствовала страшную физическую усталость.
Но внутреннее состояние было удивительно светлым и легким. И, конечно, хотелось на этом отпевании петь пасхальный тропарь, потому что не было чувства расставания навсегда. Было чувство, что здесь собрались все те, кого владыка учил, с кем делился своим опытом веры, и они пришли для того, чтобы принести это свидетельство пред лицом Божиим, что действительно, человек, который сейчас восходит ко Господу, очень многое успел оставить здесь, в своих учениках.
И поэтому я даже порадовалась тому, что пришли только те, кому владыка Михаил был дорог, там не было никого по протоколу. Это тоже было важным свидетельством на этой последней его литургии, в которой он каким-то ведомым только Богу, но ощутимым образом соучаствовал, потому что сам он формальностей и пустых стилизаций не любил. Видимо, если человек уходит к Богу, и этот день становится для него днем встречи с Богом, а не днем окончательного ухода в никуда, то Господь обязательно видимым образом дает возможность это понять людям верующим, которые этого свидетельства ищут.