Как немецкий библеист вдохновил русского художника

Свои акварельные эскизы на библейские сюжеты художник Александр Иванов писал одновременно с главным трудом своей жизни — картиной «Появление Миссии», более известной как «Явление Христа народу». Глядя на то и другое, трудно представить себе, что живописец в процессе работы пережил глубочайший кризис веры. О духовном пути художника рассказал искусствовед, ректор Свято-Филаретовского института Александр Копировский в докладе «“Библейские эскизы” Александра Иванова — богословие внутри религиоведения».
За советом и поддержкой Иванов обращается в письме к Александру Герцену: «Я утратил ту религиозную веру, которая мне облегчала работу, мою прежнюю жизнь. Мир моей души расстроился — сыщите мне выход, укажите идеалы».
Выход, однако, Иванов нашел сам. В целях самообразования он решил обратиться к современной ему библеистике и прочел нашумевшее тогда исследование немецкого историка Давида Штрауса «Жизнь Иисуса».

«Штраус вдохнул в Иванова силы, — говорит Александр Копировский. — Иванов, прочитав его книгу, пришёл в полный восторг и поехал к нему знакомиться. Их знакомство происходило несколько юмористически. Иванов говорил по-итальянски и по-французски. Штраус говорил по-немецки и по-латыни. Понять друг друга было трудно. Иванов писал, что Штраус согласился со всем, что сказал художник, и пожелал ему успехов во всех его начинаниях. “Но кажется, — говорил Иванов, — он принял меня за сумасшедшего”».
Эффект, который книга произвела на художника, представляется неожиданным: ведь у себя на родине Штраус подвергся за неё жесточайшей травле.
«Одна из причин скандала вокруг этой книги состояла в том, что Штраус многие повествования определил в категорию мифа, за что был уволен из Тюбингенского университета и прозван “антихристом из Людвигсбурга”, — отметил библеист, старший преподаватель Свято-Филаретовского института, научный сотрудник ИВ РАН Глеб Ястребов в докладе «Давид Штраус: личность и его радикальная теория: современный взгляд». — К Ветхому завету понятие мифа применяли уже давно, но поступить так с Новым заветом было весьма необычно. Традиционно мифы искали только во временах былинных».
Но, несмотря на все обвинения в политическом радикализме и репутацию скептика, Штраус не был противником христианства, говорит Глеб Ястребов: он родился в пасторской семье, получил церковное образование, был монархистом, патриотом Германии. Репутация Штрауса противоречила его реальной биографии и замыслу книги.

«Это тот редкий случай, когда замысел настолько контрастировал с результатом», — поясняет Глеб Ястребов. По его словам, изначально Штраус планировал написать трёхтомник, где первая книга содержала бы основные тезисы, вторая — антитезы, а третья — синтез и даже апологию Христа. Но писать он начал со второй книги — и это погубило весь замысел.
«Когда Давид Штраус писал эту книгу, он, на свой лад, был ещё церковным человеком, — говорит Глеб Ястребов. — Единственное, чего опасался Штраус на момент издания книги, — это что после её прочтения Евангелие назовут мифом, который больше не нужен. Он думал, что ему удастся соединить своё историческое исследование с отчасти окологегельянским, отчасти отродоксальным христианством и на этой почве создать новую современную теологию. Но не довелось».
Что же увидел в этой книге Иванов и как это повлияло на его творчество?
«С одной стороны, следуя Штраусу, нужно было делать всё крайне натурально, даже натуралистически, без мистики, — поясняет Александр Копировский. — Вполне реалистичные изображения мы находим у Иванова в акварелях на сюжеты Ветхого завета».
Но в иллюстрациях к Новому завету Иванов отступает от этого принципа: везде, где есть изображение Христа, он является абсолютным центром композиции. «В наброске «Христос и Понтий Пилат» Христос оказывается на голову выше прозрачного Пилата и в своём плаще выглядит как царь, распекающий своего подчинённого», — комментирует искусствовед. Аналогичный пример — сцена бичевания Иисуса: мучители ростом ему едва по плечо. «Христос у Иванова оказывается точкой, центром, логическим концом несовершенных прозрений языческой Античности и пророчеств Ветхого завета», — заключает Александр Копировский.