Вера в Воскресение: религиозный опыт человечества

Сергей Лобанов, преподаватель кафедры религиоведения СФИ, индолог, аспирант ИФ РАН: В индуизме нет аналога христианской Пасхи, потому что индуизм не знает понятия телесного воскресения. В индуизме есть идея пунар-джанма, т.е. многократного перерождения, реинкарнации, в связи с чем отсутствует идея возвращения души в то же самое тело, которое душа уже оставила. Душа, по индуистским воззрениям, меняет тела как оболочки. После смерти от тела нужно как можно скорее избавиться как от какой-то скорлупы, чего-то уже ненужного, излишнего. Тело умершего ритуально кремируется, чтобы оно рассыпалось в прах и возвратилось в природу.

Исключение делается только для тел святых и почитаемых гуру. Считается, что если человек, пребывая в конкретном теле, достиг просветления, духовной самореализации и слияния с божественным началом, то его тело требует особого к себе отношения. Тело такого почитаемого человека хоронят, и на могиле сооружают некий мавзолей, который называется самадхи. Это место считается благоприятным, куда можно прийти, помолиться, помедитировать. Но в индуизме нет почитания мощей как в христианстве. Для индуистов тело, особенно мертвое тело, – это источник скверны, ритуально нечистый объект. Тела гуру хоронят, чтобы показать, что тело стало неким храмом. Именно в этом воплощении, в этом конкретном теле, такая-то душа достигла своего просветления, самореализации, достигла своей подлинной самости. И соответственно это тело стало уже как вместилищем божества, божественным. Поэтому его в знак почтения погребают. Какая-либо практика бальзамирования тел при этом отсутствует.

Но интересно, что в индуизме, особенно в мистических культах тантрического толка, есть идея преображения тела. Не воскресения уже умершего тела, а достижения еще живущим человеком, практикующим некие мистические практики, кайя-сиддхи, т.е. телесного совершенства. Считается, что можно посредством мистических практик тантрической йоги изменить психосоматические процессы тела вплоть до его физического бессмертия. У индуистов есть такие представления и легенды о многих йогах, которые достигли телесного бессмертия, либо могли продлевать свою жизнь бесконечно долго, на сотни, а то и тысячи лет. Считают, что такие люди не просто есть, а что это в принципе доступно каждому практикующему.

Сергей Щербак, преподаватель кафедры религиоведения СФИ: Аналога христианской пасхи в буддизме нет и в принципе быть не может, потому что буддизм относится к индийской метафизической традиции, в которой человек считается обладателем бессмертия по природе (это также называется бессмертие ниже пупа). Это бессмертие характеризуется бесконечным циклом перерождений. Душа перерождается, меняя тела. Такие представления зародились до буддизма, и буддизм их унаследовал, хотя весьма оригинально: перерождение есть, а души никакой нет. Это парадокс для западного сознания, но в буддийской философии это объясняется. Однако более важно не само объяснение, а оценка факта перерождений: естественное бессмертие через перерождение приносит человеку страдание. Человек (и не только человек, но и все живые существа) приходит в мир снова и снова в результате глобального неведения, незнания Дхармы – высших законов бытия-сознания. Даже боги, которых буддизм считает одним из видов живых существ, тоже умирают (в буддийской литературе даже описаны признаки приближающейся смерти бога – утрата сияния) и могут перерождаться в других мирах. Только получив подлинное знание и изменив свою жизнь, человек имеет перспективу выйти из порочного круга перерождений, который в буддизме называется «сансара». Куда выйти? Достигнуть нирваны. На вопрос «что есть нирвана?» буддизм не отвечает, есть лишь мнения, и они различны. Одни буддийские школы учат, что нирвана запредельна, абсолютно непознаваема для непросвещенного сознания. В других школах говорится о том, что нирвана может быть достигнута путем преображения сознания уже здесь, в этом теле. Для сознания, достигшего просветления, уже нет дихотомии сансары и нирваны. Однако такой человек не отказывается от перерождений, хотя на этот раз добровольно. Он дает обеты о том, что будет перерождаться, приходить в мир снова и снова, чтобы помогать другим живым существам достигать прозрения. Такое существо в буддизме традиции Махаяны называется бодхисаттвой. Здесь возникает соблазн соотнести учение о преображении сознания в буддизме с евангельским сюжетом о преображении Христа, а достижение нирваны – с воскрешением. Но не следует этого делать. Ученые-религиоведы относятся к подобным обобщением скептически. И теологически это не верно: буддизм и христианство слишком различаются. Аналога учения о воскрешении в христианстве в буддизме нет. Тем более буддизм не учит о воскрешении в телах. Однако, по всей видимости, Будда согласился бы со словами апостола Павла: «Последний же враг истребится – смерть» (1 Кор 15: 26). Именно победы над страданием и смертью Будда искренне и напряженно искал до своего просветления!

Анна Шмаина-Великанова, доктор культурологии, доцент кафедры Священного Писания и библейских дисциплин СФИ, доцент Центра изучения религий РГГУ: Пасха – еврейское слово, и сказать, что это «аналог», было бы очень слабо. В узком смысле Пасха, «Песах» есть только у евреев, а христианская Пасха – это преображение этого еврейского праздника. Слово «Песах» древнееврейское, означает «переход». Значение его уже в Библии неоднозначно. Традиционно первое объяснение слова – это обещание Бога, что если евреи помажут кровью агнца, убитого, зажаренного и съеденного в ночь 14 нисана, косяки дверей, то ангел-губитель, который пойдет убивать всех первенцев мужского пола в Египте от первенца фараона до первенца щенка или осленка, евсох – перескочит, обогнет еврейские дома. Дома, вход которых помазан кровью этого агнца, ягненка.

Второе значение, связано с событием, произошедшим буквально через день и описанным в 14-15 главах книги «Исход». Вышедшие евреи убежали из Египта, египтяне за ними погнались и решили их истребить или вернуть назад. Толпа безоружных людей с детьми, стариками, имуществом оказалась на берегу Тростникового моря, называемого нами Красным или Чермным, а за ними следовало громадное войско фараона. И здесь чудесным образом Бог сделал так, что воды расступились, и они прошли на другой берег залива как по суше. А когда египтяне кинулись за евреями, они потонули в море, и сражаться с ними не пришлось. Итак, второе толкование этого слова, что они «евсыху» или «пасху» – перепрыгнули море.

Наконец, мы видим все в тех же главах Исхода, в 12, 13 и 14, а также в других древних текстах (во Второзаконии, например), где описывается ритуал празднования Пасхи уже в мирной обстановке, этим словом обозначается «зевах Песах», т.е. «пасхальная жертва». Запеченный на огне ягненок тоже называется «Песах». В бытовом словоупотреблении, начиная с глубокой древности до времен Спасителя, это значение было основным и означало пасхальную жертву, священную пищу, ритуал священной трапезы. «Не осквернятся, но едят пасху». В каком-то смысле это сохранилось в православном христианстве, во всяком случае, до сего дня.

Сама атмосфера священной трапезы, происходящей дома, уникальна и в какой-то мере  объединяет иудаизм и христианство. В течение всего времени, пока существовал Второй Храм, вплоть до 70 г. первого века нашей эры, Пасха была единственным священнодействием у евреев, происходившим дома. Пасхальная жертва, разумеется, приносилась в храме, но само священнодействие: «расчислиться на агнца», как сказано в Писании (потому что нельзя было от него оставить ничего на следующий день, надо съесть его целиком за эту ночь), собраться вместе, прочитать какие-то молитвы, рассказать детям об исходе из Египта – это было священнодействием, а не просто прекрасным провождением времени на праздник, как все, что происходило вне Храма во все другие праздники. И когда Храм был разрушен, празднование Пасхи осталось единственным священнодействием, ведь оно могло пережить отсутствие Храма.

Храм стоял на своем месте во время земной жизни Спасителя, тем не менее, происходившее в Сионской горнице вечером Великого Четверга (по счету синоптиков) было несомненным священнодействием. И это уникально, потому что Христос исполнял обряд библейской веры. Община исполнила все, положенное на Пасху. К примеру, слова Христа Иуде: «Что делаешь, делай скорее». Когда Иуда вышел, то все подумали, что он пошел дать что-нибудь нищим. Это обычай, который существует до сего дня: прежде чем садиться за пасхальный стол, обязательно, если вы не успели сделать этого днем, надо выбежать и подать нищим, потому что вдруг есть какой-нибудь человек, которому не на что справить Пасху. Все, что описано в Евангелии, так или иначе относилось к священнодействию кроме главного. На столе, по-видимому, нет агнца. Этот Агнец сидит за столом. Он меняет порядок Седера. Когда Он наливает первый из четырех обязательных стаканов вина, которые надо выпить, он говорит, что это Его кровь. Когда Он должен им раздать агнца, Он, по-видимому, раздает мацу, пресный хлеб, символ бессмертия. И меняет смысл происходящего полностью, потому что на Песах запрещено все квасное, как образ гниения, то есть смерти. А пресный хлеб не претерпевает изменений, маца может год храниться. Опресноки, маца символизируют бессмертие союза с Богом, заключенного Израилем в Пасхальную ночь. Христос собирается очень скоро умереть и воскреснуть. И Он меняет смысл этого хлеба. Из символа бессмертия он становится символом смерти и воскресения. Поэтому Он произносит эти слова о хлебе и, наконец, слова: «Сие творите в Мое воспоминание».

Этими словами Он меняет, углубляет смысл основной заповеди Исхода (Пасхи, пасхального Седера). Этот смысл  для евреев состоит в том, что главное событие истории – переход от рабства к свободе, от смерти к жизни, от мрака к свету, из Египта в Землю Обетованную, от разноплеменного сброда к народу Божьему Израилю – это событие  должно быть передано детям, чтобы никогда не забыться. Разбросанные по всему миру в самых жутких условиях евреи должны радостно вспоминать об исходе, должны праздновать Песах. Вспомним Пасху Варшавского гетто. Нацисты сожгли гетто именно на Песах, были замучены десятки тысяч невинных младенцев, но тем не менее, люди праздновали Пасху. Они умирали в самый момент празднования и праздновали, чтобы Пасха и пасхальная жертва не забывались. И главное слово, которое произносит Спаситель, то же самое – память: «Сие творите в воспоминание обо Мне». Точно так, как евреи помнят исход из Египта, как сказано в Писании: «Расскажи, сыну твоему, всё это расскажи ему. Скажи ему: мы были рабами, но Господь вывел нас из рабства рукою сильной», точно так же в Новом Завете говорится: «Мы были рабами смерти, но своей смертью Он вывел нас в Воскресение».

Сказанного недостаточно, но все-таки я надеюсь, что уже понятно, что речь идет не об аналогии, а о непосредственной преемственности и преображении неустаревающего исторического события Исхода из Египта, в событие более чем космическое, событие, меняющее онтологию.  «Смертию смерть поправ!» От этого происходит и та глубинная преемственность, и то наполнение новой мистикой древнего священнодействия, которое связывает христианскую Пасху с еврейской. Эта триада: от рабства к свободе, от мрака к свету, от смерти к жизни – еврейская. Она встречается в тексте Пасхальной Агады, в сказании об Исходе. Однако она же встречается в проповеди о Пасхе свт. Мелитона Сардийского, и по-видимому, входит в самый древний христианский ритуал, это общее достояние. Но в христианстве, конечно, акцентируется гораздо больше переход от смерти к жизни, потому что Христос воскрес и открыл смысл воскресения. Этого нет в иудаизме. Если в иудаизме переход от рабства к свободе – это буквальный смысл Песаха, а прочее – лишь образы, дающие понять, что такое свобода для человека: и свет, и жизнь; то в христианстве это буквально так: от буквальной смерти к настоящей Жизни.

Алексей Журавский, кандидат исторических наук, доцент кафедры религиоведения СФИ, ведущий научный сотрудник Института восточных культур и античности РГГУ: В признании и понимании Христа нет более близкой к христианству религии, нежели ислам. Но для христиан в этой близости – соблазн. Ну, например, давайте «христианскими глазами» прочитаем такой коранический айат:

«Мессия Иисус, сын Марии, есть посланник Бога, есть слово Его, низведенное Им в Марию, есть дух Его» (Коран 4:171). Это один из айатов, который дал основание Николаю Кузанскому утверждать, что в Коране содержится учение о божественном Логосе, которое мусульмане просто до времени не понимают.

Однако что-либо понять в вере другого возможно, не исходя из того, как мы прочитываем писание, на котором его вера стоит, а на основании той традиции, которой он руководствуется. Мусульманская традиция акцентировала исключительно пророческий статус Христа, отрицая Его божественную природу. Века непримиримой полемики во многом этому способствовали. Однако не надо забывать (это принципиальный момент), что в самом Коране отрицается крестная жертва Христа: «Но они не убивали его и не распинали его. Это только привиделось им... Они не убили его – это верно, но Бог вознес его к Себе. Бог силен, мудр» (Коран 4: 156-158).

В то же время мусульманская традиция всегда утверждала исключительную эсхатологическую роль Иисуса. Ведь именно о Нем сказано в Коране: «Он, истинно, – знамение Часа, не сомневайтесь в этом и следуйте за Мной. Это – прямой путь» (Коран 43:61). Среди чудес, которые совершал Иисус, Коран называет также «трапезу с неба» (5 сура так и называется «Трапеза») – по-видимому, реминисценция Тайной вечери. Апостолы просят о ниспослании небесной трапезы, чтобы укрепиться в вере и свидетельствовать о ней людям. Иисус обращается к Богу с молитвой о такой Трапезе, которая «будет праздником нам, первому из нас и последнему из нас, будет знамением от Тебя». Бог отвечает согласием, но с условием: «Я ниспошлю ее вам; но кто из вас после того будет неверующим, того накажу Я наказанием, каким не наказывал Я ни одного из миров (Коран 5:115). Здесь речь идет об особой привилегии, дарованной христианам, ответственность за которую чрезвычайно высока.

И все же, если мы будем искать в исламе условный аналог Пасхе, то это будет хадж (паломничество). Не случайно главное событие года для мусульман – праздник окончания паломничества (курбан байрам – праздник жертвы). И не случайно сами мусульмане иногда, разъясняя его смысл, сравнивают с Пасхой. Хадж для мусульман – это путь к спасению. Ведь он был учрежден самим Авраамом, и сверх заклания (накануне жертвоприношения животных) совершается чистое жертвоприношение от сердца каждого паломника: у подножия горы Арафа, близ Мекки, паломник приносит его за всю общину, как присутствующих, так и отсутствующих (их имена он выкликает). Именно это стояние у Арафа в течение всего дня до наступления темноты (вукуф) на второй день хаджа (а не обход Каабы, как многие думают) представляет собой кульминационный момент паломничества. Оно символически предвосхищает стояние в Судный день всего Адамова рода пред ликом Господним. Это вершина всей жизни мусульманина, когда он предстает пред Богом в двух временных планах: здесь и сейчас, и в ином – эсхатологическом времени. По мнению французского исламоведа Луи Массиньона, мусульманский хадж представляет собой развитие еврейской Пасхи. В первую очередь, хадж – это духовное жертвоприношение. Так раз в году происходит оздоровление жизни общины.

Ну, а арабские христиане в день Пасхи приветствуют друг друга словами: المسيح قام (ал-масих кама, «кама» буквально – восстал, как и греческое α̉νέστη), и ответ: حقا قام (хаккан кама).

Профессор священник Георгий Кочетков, кандидат богословия, ректор СФИ¹: Мы с вами различаем два понятия: воскресение и воскрешение. Христос воскрес, и мы прославляем Христово Воскресение. Лазарь же был воскрешен силой Божьей. Но когда Церковь делает вывод о возможности всеобщего воскресения, отталкиваясь от воскрешения четверодневного и уже смердящего человека, она понимает, что до конца проблему всеобщего воскресения это еще не решает.

Мало было воскрешения Лазаря для утверждения всеобщего воскресения, нужно было воскреснуть Самому Христу и потом сделать еще один шаг. Мы с вами не сомневаемся в том, что Лазарь был воскрешен. Мы с вами не сомневаемся и в том, что Христос, претерпев крест, потом должен был воскреснуть и воскрес. Но все ли из нас верят во всеобщее воскресение? Мы должны научиться истине о всеобщем воскресении, мы должны научиться переходить от веры в воскрешение Лазаря и Воскресение Христово к возможности и реальности всеобщего воскресения. Для этого требуется великое дерзновение, ведь мы с вами понимаем: Лазарь был хоть и ближайший друг Христов, но он был человек. Человек, живший еще в рамках Ветхого Завета, и поэтому, будучи воскрешенным, так же как, впрочем, и все те, кто был воскрешен в других случаях, он должен быть умереть.

Христос воскрес, но Он отличался от всех нас. По человеческой своей природе Он был таким же, как мы, но мы говорим о том, что в Нем, в Его лице, в Его единой личности, было еще нечто, что мы называем божественной природой, о чем мы говорим, что во Христе «обитала вся полнота Божества телесно» (Кол 2:9), и это нам помогает быть твердыми в исповедании Христова Воскресения. Святые отцы говорили о том, что природа божественная соединилась с природой человеческой, а все мы входим в эту человеческую природу; Христос исцелил эту природу, Он довел ее до преображения и совершенства, и поэтому всякий, кто имеет к ней отношение, воскресает.

Всеобщее воскресение есть «тайна будущего века». Это Тайна Божья, тайна того Богоявления, при котором откроется слава и полнота Небесного Царства. Для этого требуется изменение каждого человека. Каждый человек должен пройти некий путь, он должен усвоить дары Христовой Любви, стать носителем этой Любви. И тогда, поскольку Любовь Христова не умирает, то и человек как образ и подобие Божье сохранится в вечной Божьей памяти и в определенное время, когда все творение преобразится, трансформируется, он обретет полноту новой жизни в том самом Небесном Царстве. Когда мы чувствуем в себе силу Христову, силу Христовой Любви, когда мы ощущаем в себе наличие Христовой Жизни, Жизни Христа воскресшего, когда мы ощущаем присутствие Христа там, где двое или трое собираются во имя Его, то мы начинаем верить в то, что не заканчивается всё с разрушением плоти и крови, с разрушением тела человеческого.

Сегодня нам очень важно стремиться вперед, к познанию Креста и Воскресения, к новой жизни в Новом Завете, к познанию тайны обожения, синергии, т.е. сотрудничества Бога и человека и преображения человека и мира. И вот в таком универсальном контексте только и можно говорить и мыслить о всеобщем воскресении, только так можно его исповедовать, только так можно его чаять и ожидать, как сказано в Символе нашей веры. Всё же остальное – Божья тайна и тайна человека как микро- и макрокосма, как микротеоса, т.е. малого бога, как говорили святые отцы о человеке. Человек не только малый и великий мир, но и малый бог, – так говорит нам Христос, когда объявляет: «Вы – боги, и сыны Всевышнего – все вы» (Пс 86:2, Ин 10:34).